Кукольная терпимость
В венском Фолькстеатре прошла премьера спектакля по пьесе Готхольда Эфраима Лессинга "Натан Мудрый" в постановке Николауса Хабьяна. В мир планшетных кукол и арабских субтитров специально для "Ъ" погрузился Алексей Мокроусов. В историю немецкого театра "Натан Мудрый" (1779) Лессинга вошел как первый драматический текст, написанный белым стихом, и как первое сценическое произведение, где главным героем оказывается еврей. Месту "Натана" в культуре посвящены тома -- и еврейская тема занимает в них особое место, ведь проблемы веротерпимости по-прежнему существуют. Об актуальности напоминает и решение венского Фолькстеатра по поводу субтитров. Как и во многих странах Европы, спектакли здесь часто идут с английским переводом. Но "Натана" решили перевести и на арабский, так что публика может выбирать, на каком языке читать реплики. По сюжету пьесы правящий в конце XII века в Иерусалиме султан Саладин (Габор Бидерман) казнит пленных крестоносцев, в живых он оставляет лишь одного тамплиера (Кристоф Ротенбухнер). Тот спасает из пожара Реху (Катарина Клар), дочь богатого еврея Натана (Гюнтер Францмайер). Горожане ценят Натана за ум, а султан за богатство -- в условиях войны торговый диалог между Востоком и Западом едва ли возможен, кризис затронул казну, вся надежда на помощь богачей. Но разговоры о деньгах вскоре вытесняют разговоры о терпимости: Реха оказывается приемной дочерью, по рождению она христианка, религиозные активисты требуют вернуть ее в лоно родной церкви, а Натана наказать. Жанр своей пьесы Лессинг обозначил как "поэтическая драма", потомки причисляют ее к "драмам идей". Инсценировки обычно строятся вокруг психологически отточенных диалогов героев -- друживший с легендарным Мозесом Мендельсоном автор одним из первых заговорил со сцены о толерантности. Режиссер, новая звезда австрийского театра, 30-летний Николаус Хабьян относится к тексту как к вневременному феномену, возможно, потому он эмоционально сдержан и интеллектуально насыщен. Иерусалим обозначает широкая абстрактная лестница, уходящая ввысь, декорации больше рифмуются с амфитеатром зрительного зала, чем с конкретным городом (художники Денис Хешль и Якоб Бросман). Хабьян ставил на фестивале в Брегенце и в венском Бургетеатре, летом в Мюнхене в его режиссуре покажут "Оберона" Вебера. Несмотря на юный возраст, он уже получил престижную премию Нестроя и еще полдюжины наград, о нем много пишет пресса Германии. В постановках Хабьян часто использует кукол, критики даже называют его "властелином кукол". Для драмы Лессинга режиссер придумал две планшетные куклы. Одна изображает патриарха Иерусалимского, другая выглядит копией главного героя. Появление кукол радикально меняет атмосферу и смыслы. Патриарх восседает в инвалидном кресле, Натан пытается войти благодаря своему двойнику в согласие с самим собой. Один из актеров, руководящий его куклой, играет еще и Султана, лицо его хорошо видно зрителю, теряющемуся от такой зеркальности. Раздвоение, а то и растроение мышления отдельного человека сказывается на цельности мира. Поколение Лессинга пыталось склеить его просветительской утопией, на долю потомков выпадает игра в куклы. С одной стороны, снижение градуса высказывания кажется очевидным, с другой -- если вспомнить, что случилось за два века, и представить, какими глазами бы смотрел Лессинг на происходящее сегодня, счастью кукловода можно и позавидовать.
