Череп Бетховена, мафия Сальери и средневековый рок-н-ролл: мрачная история классической музыки

О Нероне обычно вспоминают как о жестоком и безумном тиране, который преследовал христиан и играл на скрипке, глядя на пожар Рима в 64 году; многие считают, что он сам и поджег город. Все, что касается огня, на самом деле неправда. На протяжении многих веков Нерон был предметом крайне негативной пропаганды. Большинство воспринимают его как одного из худших римских правителей наряду с Калигулой и другими маловменяемыми личностями. Действительно, существует немало достоверных свидетельств его жестокости и мегаломании, однако нас интересуют его странные и даже комические опыты в области музыки и публичных выступлений. Согласно историку Тациту, Нерон с юных лет был страстным любителем музыки. Будучи дилетантом, как и большинство юношей из высших сословий того времени, он углубился в изучение музыки и поэзии и усердно репетировал. Проблема — по крайней мере, по свидетельствам некоторых современных ему историков, — была в том, что он отнюдь не блистал талантами. Не то, чтобы он был совсем ужасен, но ничего выдающегося в нем не наблюдалось. Став императором в 54 году, когда ему было всего семнадцать, он придумал себе программу тренировок, включавшую также специальные диеты и клизмы (!), и навешивал себе на грудь свинцовые пластины, чтобы увеличить силу легких и улучшить голос. Шесть лет спустя он начал выступать перед публикой, тщательно копируя знаменитых артистов. Он также немного занимался сочинительством, и некоторые его произведения продолжали исполнять даже после его смерти; к несчастью, ни одно из них не сохранилось, так что об их качестве мы судить не можем. Он очень любил музыкальные конкурсы, но его семья и высокопоставленные лица считали, что для императора немыслимо делить сцену с простыми гражданами. Естественно, его аудитория неизменно выказывала восторг — иного выбора у нее просто не было. Поскольку он был императором, никто во время его выступления ни под каким предлогом не мог удалиться. Историк Светоний с юмором отмечает, что женщинам приходилось рожать на его представлениях, а некоторые мужчины либо с риском для жизни ускользали, перебираясь через высокие ограждения сцены, либо изображали собственную смерть, чтобы их вынесли. Может быть, Нерон действительно неплохо пел, однако Светоний описывает его голос глухим и недостаточно сильным. Что касается истории с пожаром и скрипкой, то это никак не могло быть правдой, так как смычковые инструменты пришли в Европу с Востока лишь в Средние века. Возможно, он играл на своей излюбленной кифаре, разновидности большой лиры? Тацит, который не слишком любил Нерона, пишет, что, по слухам, когда разгорелся пожар, Нерон взошел на свою личную сцену и запел о падении Трои. Он особенно подчеркивает, что это всего лишь слухи, и имеются свидетельства того, что Нерона вообще не было в городе, так что он бросился обратно, как только узнал о пожаре, и лично помогал в тушении огня и спасении людей. Он отдал приказ, чтобы для оставшихся без крова людей открыли ряд общественных зданий, а впоследствии издал новые законы, направленные на предотвращение подобных трагедий. Тем не менее после пожара он на месте наибольших разрушений начал строительство огромного дворца с садом, который нельзя было построить, если бы огонь так кстати не уничтожил старые здания. Это, естественно, дало почву для подозрений. Он также обвинил в поджоге, без всяких убедительных причин, небольшую религиозную группу, которая называла себя христианами. Правда, он построил несколько жилых кварталов, выделив на это собственные средства, но, возможно, именно для того, чтобы пресечь домыслы на свой счет. В конечном итоге отношения Нерона с советниками и сенаторами окончательно испортились. Был раскрыт заговор против него, и многих казнили, хотя кое-кому удалось избегнуть публичной казни, вовремя покончив с собой. На пике беспорядков Нерон отправился в Грецию, чтобы принять участие в Олимпийских играх, где, само собой, выиграл много призов, так как Греция в те времена являлась частью Римской империи и должна была уважать своего императора. Он вообще обожал все греческое и мечтал жить в Греции. Его отъезд на Олимпиаду, по всей видимости, стал последней каплей для советников, и вскоре разгорелся открытый бунт. К нему присоединились и некоторые армейские части, также не вполне довольные правлением Нерона. Поняв, что конец близок, Нерон решил заколоть себя кинжалом. Однако он сам не смог этого сделать и заставил своего секретаря Эпафродита помочь. До конца убежденный в своем таланте, он воскликнул: Qualis artifex pereo! — «Какой великий артист погибает!» Никто не поспешил согласиться. Вагантов иногда считают чем-то вроде средневековой «золотой молодежи» или даже первых рок-звезд. Вильгельм IX прекрасно вписался бы в эту компанию, живи он в их время. Некоторые из них считали себя продолжателями дела Пьера Абеляра (которому, как вы помните, прекрасно удавалось издеваться над властями) и его студентов. В основном ваганты действительно были студентами-клириками из различных университетов, в том числе Парижа, Оксфорда и Болоньи, которые решили быть чуть менее богобоязненными, чем следовало, и чуть более буйными, чем приветствовалось. Когда они не были погружены в ученые изыскания, они просиживали в местных трактирах, борделях и игорных домах, очевидно, проводя глубокие исследования состояния морального разложения и лицемерия в современном им мире. Такие занятия часто вели к написанию многочисленных писем домой с просьбами помочь материально. Да, кое-что за столетия не изменилось. Их беспорядочная жизнь породила злобно-веселые сатирические произведения на самые разные темы: коррупция в церкви, любовь и брак, финансовые махинации власть имущих и преимущества потребления больших количеств спиртных напитков. Одна из песен, «В таверне», завершается признанием вины без особого раскаяния: Сто кругов обходят чаши, И не сохнут глотки наши, Коли пьем, не зная счету, Позабывши всю заботу. Век без хлеба, век без шубы, Злобным людям мы не любы, Но отступит злоба черная, Нашей правдой помраченная. Ваганты не ограничивались песнями, но также были известны разнообразными выходками и неприличным поведением. Согласно одной рукописи из монастыря Сен-Реми в Провансе, они устраивали сцены, достойные Монти Пайтона, — например, приходили в церковь на мессу, таща за собой селедку на веревочке. Целью этой игры было наступить на селедку впереди идущего, при этом не давая идущему сзади наступить на свою. Одно из самых странных музыкальных произведений в этом жанре — «Месса ослов, пьяниц и игроков», музыкальная и текстовая пародия на католическую мессу, посвященная играм, выигрышам и проигрышам, сдобренная достаточным количеством оскорблений. Католический возглас «Помолимся!», к примеру, заменен на «Сыграем!». Также в «Мессе» есть отрывок, посвященный Бахусу: А посему молю вас, братия бражники, приложитеся за меня ко бочке и к шутейшему Бахусу, Да помилует меня бражного. Да помилует тебя винососущий Бахус, буде на то воля его, И да поведет тебя в доброе кружало, и да велит пропить одеяние твое… Само собой, их поведение никак не могло понравиться ни руководству университетов, ни церковным властям. В ответ они, как это всегда было свойственно беспомощным властям, пытающимся навести порядок, грозили хулиганам суровыми мерами вплоть до отлучения. Это не привело к сколь-нибудь значимым результатам, и в конечном итоге Церковь (благоразумно) махнула на вагантов рукой, решив воспринимать их выходки как способ юнцов выпустить пар. Несмотря на это, есть свидетельства в пользу того, что большинство сохранившихся стихов не были автобиографическими, так как многие из известных поэтов-вагантов были образованными и уважаемыми людьми. Они просто использовали соответствующие образы для социальной критики и в качестве риторических приемов для столь же образованной аудитории. Настоящие студенты, по всей видимости, писали не так много песен, по крайней мере, до нас они не дошли. Прекрасная коллекция стихов и песен вагантов содержится в немецкой рукописи XIII века под названием Carmina Burana. Она вдохновила композитора XX века Карла Орфа положить некоторые из приведенных там стихов на волшебную оркестровую музыку, которая затем послужила основой для саундтреков ко множеству низкобюджетных фильмов в жанре фэнтези и такому же количеству видеоигр. Ваганты бы посмеялись. Ну, по крайней мере, выпили бы за это. Бюнуа был весьма уважаемым французским композитором, чьи песни сейчас многие считают опередившими свое время по сложности, мелодике и ритму. Он пользовался поддержкой меценатов, вращался в разнообразных аристократических кругах и в конечном итоге в середине 1460-х оказался на службе у Карла Смелого, герцога Бургундского. Карл любил две вещи: музыку и войну. Он часто брал придворных композиторов и музыкантов с собой в военные кампании — и не один из них в результате погиб, — потому что не желал даже в походе оставаться без любимой музыки. Не забывайте, это было еще до iPod’ов, так что, если вам в пути была нужна музыка, приходилось брать с собой весь оркестр. Воинственный дух подходил Бюнуа как нельзя лучше. Несмотря на то, что в разные моменты своей карьеры он успел послужить капелланом и иподиаконом, у него была склонность к насилию. В феврале 1461 года в Туре, Франция, он подписал петицию с просьбой о прощении, признаваясь, что был членом группы, которая избила священника. Не один раз. И не два. А целых пять! Чем данный конкретный священник заслужил неоднократные побои, в дошедших до нас документах не упоминается. Возможно, «поповский рестлинг» был новым командным видом спорта, который так и не получил официального признания. Из-за такого поведения он был предан анафеме — таким способом церковь объявляла вас негодяем. По каким-то причинам Антуан в этом положении решил заказать мессу (возможно, чтобы отпраздновать избиение священника), что было категорически запрещено. За это его отлучили от церкви — так она объявляла всем, что вы полный негодяй. Некоторые источники приписывают Бюнуа создание очень популярной песни L’homme arme, «Вооруженный человек». Что странно, ее мелодия затем была использована более чем в сорока мессах в период между 1450-м и 1700 годами. Тогда было обычным брать популярные песни и включать их в религиозные произведения, особенно в мессы, как бы возвращая греховные мелодии в лоно святости. Несмотря на жизненные проблемы Бюнуа, все кончилось для него неплохо. Он смог получить прощение у папы римского, и отлучение было снято. По всей видимости, он усвоил урок и оставил практику избиения священников. Действительно, его более поздние современники превозносили его золотой характер и способность наставлять учеников не только в музыке, но и в морали. Возможно, все, что ему нужно было раньше, — хороший военный поход с Карлом Смелым, чтобы иметь возможность надирать задницы гражданским врагам и таким образом не портить себе репутацию. Самого же Карла ждал печальный конец в битве при Нанси в январе 1477-го. Его армия потерпела поражение, а тело герцога, утыканное копьями, было обнаружено лишь через несколько дней после битвы. Голова была разрублена почти пополам алебардой (топором на длинной ручке). Так что Бюнуа в сравнении со своим господином отделался легко. Антонио Вивальди (1678–1741) Рыжий священник с блуждающим взглядом Старина Тони, больше всего известный «Временами года» — четырьмя концертами, которые на самом деле входят в сборник из двенадцати. Он написал как минимум по одному концерту почти для всех известных человечеству инструментов, за исключением, разве что, носовой флейты (хотя кто знает, может быть, тот еще найдется со временем), при этом его несправедливо обвиняли в отсутствии оригинальности. Стравинский утверждал, что его «серьезно переоценивают — на самом деле это скучный парень, который мог до бесконечности повторять одну и ту же форму». В Венеции Вивальди прозвали «Рыжим священником» из-за цвета волос, но он точно не был идеалом духовного отца в представлении церкви. Говорили, что он с удовольствием бросал свои церковные обязанности, как только ему в голову приходила какая-нибудь музыкальная идея, даже если это случалось посреди службы! Также он якобы страдал от астмы (сейчас историки в этом сомневаются), поэтому не принимал участия в мессах, так как ему не хватало дыхания на пропевание всех текстов. Или же «болезнь» просто была для него удачным предлогом не участвовать во всем этом. Каким-то образом в 1703 году он получил место учителя музыки в Conservatorio dell’ Ospedale della Pietà, школе и приюте для (преимущественно) девочек-сирот. Миловидный молодой священник, школа, полная девочек-подростков, тянущихся к знаниям, — все это вполне могло бы составить сюжет одной из тех дурных европейских секс-комедий 1970-х, которые так любят показывать по ночам на американском кабельном телевидении. И действительно, Вивальди не раз попадал в неприятности из-за поведения, мягко говоря, несоответствующего его профессии. В 1737 году его даже судили и вынесли обвинительный приговор. Он много путешествовал, и среди его попутчиков были его сводные сестры — Анна Жиро, его ученица, и Паолина, его «сиделка». Давай, Вивальди? Признания композитора эпохи барокко? Само собой, слухи ходили, но Вивальди отрицал, что делал что-либо неподобающее. Он продолжал находить разнообразные источники финансирования своего экстравагантного и не соответствующего сану образа жизни и наживать врагов как в церкви, так и за ее стенами. Однако самой большой трудностью, с которой ему пришлось столкнуться, оказалось то, от чего страдали многочисленные представители мира искусства во все времена: изменение вкусов и отсутствие желания или даже способности адаптироваться. К 1741 году музыка Вивальди вышла из моды, и он уже не мог получать с ее помощью столько денег, как раньше. В результате ему пришлось распродать большое количество рукописей, чтобы переехать из Венеции в Вену. Почему он выбрал именно этот город, до конца не ясно, но известно, что Анна (с которой у него к тому моменту была открытая связь) была оперной певицей, и вполне возможно, что он решил перебраться поближе ко двору Карла VI, надеясь писать оперы для него и обеспечить и себе, и Анне высокооплачиваемое место. План был хорош, но ничего не вышло. Вивальди прибыл в Вену к концу июня 1741 года, но Карл VI вскоре после этого скончался, лишив композитора всех надежд. Всего через месяц он умер сам — от чего, до сих пор неизвестно, возможно, это была какая-то внутренняя инфекция. Слухи об убийстве кажутся беспочвенными, но доподлинно никто ничего не знает; эгоистичный композитор с неумеренной страстью к деньгам много кому не угодил. Поскольку к тому времени никаких средств у него не осталось, его похоронили как нищего. Его сочинения — даже знаменитые «Времена года» — оказались забыты вплоть до XIX века. Антонио Сальери (1750–1825) Так как же все было на самом деле? О Сальери обычно знают лишь то, что он был менее талантливым композитором, который не любил Моцарта, завидовал ему и, возможно, был как-то причастен к его преждевременной кончине. Ходившие в то время слухи об этом воскресли в XIX веке, а в ХХ легли в основу знаменитых пьесы и фильма, но сколько в них на самом деле правды? Если честно, то, скорее всего, ни капли. Первоисточником этой мрачной истории, по всей видимости, стал отец Вольфганга Амадея, Леопольд, который всегда пытался продвигать сына и становился очень подозрительным, когда что-то шло не так. Он был уверен, что существует некая тайная организация «итальянцев», которые намеренно вредят его сыну и его карьере. Не забывайте, что все это было задолго до «Крестного отца». Нет никаких реальных свидетельств существования этой «мафии» и тем более связи Сальери с ней. Вероятно, паранойя Леопольда началась с того момента, как в 1781 году его сын претендовал на место учителя музыки юной принцессы Вюртембергской, но вместо него на эту выгодную должность был назначен Сальери, в то время уже известный преподаватель музыки. На следующий год Моцарт попытался получить место учителя фортепиано, но также был отвергнут. Эти отказы встревожили Леопольда, но на самом деле в них не было ничего удивительного, так как на подобные места всегда претендовало много квалифицированных музыкантов. Но он заразил своими подозрениями и сына, как видно из их переписки, в которой они взаимно жалуются друг другу на то, что, возможно, Сальери мешает карьере своего младшего коллеги. Однако в жизни Моцарт и Сальери если и не были очень близкими друзьями, то, по крайней мере, относились друг к другу уважительно. Интересно, что в ряде случаев Сальери, напротив, способствовал укреплению репутации и профессиональному продвижению Моцарта. Он принимал активное участие в возобновлении постановки «Свадьбы Фигаро» в 1788 году и добился, чтобы его мессы исполнялись на разнообразных торжествах в честь коронации императора Леопольда II за год до смерти Моцарта. Эти двое даже создали совместное произведение — кантату Per la ricuperata salute di Ophelia («На выздоровление Офелии») — в честь выздоровления известной певицы-сопрано. Удивительно, но ноты этого сочинения были найдены в пражском «Чешском музее музыки» в ноябре 2015 года, хотя давным-давно считалось, что они утеряны. Сальери, видимо, дирижировал исполнением «Сороковой симфонии соль минор» Моцарта и был весьма впечатлен «Волшебной флейтой». Итак, помимо зависти Леопольда, были ли другие источники этой легенды о соперничестве? Возможно, здесь сыграл свою роль немецкий и австрийский национализм, который к началу XIX века, с зарождением романтизма, расцвел пышным цветом. Кое-кто действительно хотел избавиться от иностранных (то есть не немецких) музыкантов и их влияния. Возможно, нужно было найти причину для потери гения в столь молодом возрасте, и чужак Сальери просто удачно подвернулся. Неважно, что Сальери, будучи итальянцем, большую часть своей жизни провел в Вене, и его музыка гораздо больше была подвержена влиянию немецкой стилистики, чем итальянской. Тем не менее пошли слухи, будто Сальери убил Моцарта из зависти и гнева, в чем он якобы даже признался на смертном одре. Однако врач и две сиделки, ухаживавшие за ним (они, кстати, все были немцами) отрицали, что он сделал такое признание. Как бы то ни было, музыка Моцарта оставалась популярной, и возможно, Сальери забыли намеренно, что весьма печально, так как он был гораздо более талантлив, чем считают многие. В фильме «Амадей» разница их талантов фактически доведена до абсурда из чисто художественных соображений. Вскоре после смерти Сальери в 1825 году русский поэт Александр Пушкин (да, история зашла изрядно далеко!) написал «трагедию» «Моцарт и Сальери» — пьесу, которая была задумана как некое исследование смертного греха зависти. Это сочинение помогло оживить веру в слухи в умах поклонников музыки и литературы XIX века. В 1898 году русский композитор Николай Римский-Корсаков продолжил историю, сделав из пьесы Пушкина оперу с тем же названием. Легенда жива и в наши дни, будучи еще раз повторенной в пьесе и фильме «Амадей». В общем, получается, что Сальери пострадал совершенно незаслуженно. Он не был настолько невежественным, как считают многие, и не настолько сильно завидовал Моцарту, по крайней мере, недостаточно, чтобы убивать его. Никколо Паганини (1782–1840) Дьявол его заставил II, или Зачем дьяволу все эти прекрасные мелодии? Это нужно сказать скрипачам. В свое время они были все равно что рок-гитаристы сегодня — смелые, яркие, талантливые. Все мечтали увидеть, что виртуозный композитор или музыкант способен сделать с инструментом, особенно если он был слишком хорош, чтобы это могло быть правдой, как в случае с Паганини. Тогда начинали ходить слухи о сверхъестественной помощи Принца Тьмы. Паганини был, вероятно, величайшим скрипачом в истории западной музыки. Его произведения для этого инструмента настолько сложны и требуют такой техники, что даже сегодня для скрипачей их правильное исполнение является верхом достижений. При жизни его талант не только вызывал восхищение, но и порождал подозрения в том, что смертный не может быть настолько одарен. Даже странно, людям, пытающимся найти источник гения, чаще мерещится запах серы, чем видится ангельский нимб. По мере распространения славы Паганини распространялись и слухи. В определенных кругах его стали называть Hexensohn, то есть «Ведьминское отродье». Шептались, что его способности объясняются тем, что он продал душу Сатане в обмен на почти волшебные музыкальные способности. Паганини даже не пытался опровергать эти слухи, думая, вероятно, как современные «металлисты», использующие сатанинскую символику, что плохой рекламы не бывает. Он одевался в черное, носил длинные волосы и иногда приезжал на концерты в черном экипаже, запряженном черными лошадьми. Он был высоким и худым, даже истощенным, а к 1828 году потерял зубы. Доктора решили, что его разнообразные проблемы со здоровьем вызваны сифилисом (опять!) и прописали ртутные препараты, из-за которых зубы Паганини так расшатались, что их пришлось выдернуть. Это только добавило мрачности и жути его внешнему виду. По сравнению с этим парнем Элис Купер, Кинг Даймонд и Мэрилин Мэнсон — жалкие эпигоны. Да, Никколо все знал о пиаре и о том, как работать со зрителем. Действительно, те, кто присутствовал на его концертах, потом обязательно упоминали, что никогда не слышали и не видели ничего подобного, и в результате люди слетались толпами, чтобы посмотреть на эту таинственную личность и услышать его волшебную игру. Если искать менее сверхъестественные объяснения его мастерству, то, возможно, здесь сыграли роль некоторые медицинские отклонения. Среди них, к примеру, синдром Элерса-Данлоса, генетическое заболевание, выражающееся в повышенной подвижности суставов из-за нарушения синтеза коллагена. Если он действительно страдал этим заболеванием, то суставы его пальцев должны были быть очень гибкими. Говорили, что он мог взять на грифе скрипки три октавы, не меняя положения руки. Также, по описаниям современников, у него были очень длинные руки, ноги и пальцы. Это могло объясняться синдромом Марфана, заболеванием соединительной ткани. Если Паганини заключил сделку с дьяволом, то последний забрал то, что ему причиталось, в 1840-м. Паганини умирал от рака горла, хотя другие источники утверждают, что причиной смерти стало внутреннее кровотечение. Он отказался общаться с епископом, когда тот пришел к нему, утверждая, что он вовсе не умирает и последние обряды ему не нужны. Возможно, он просто пытался поддержать свой образ. Как бы то ни было, Церковь отнеслась ко всему этому чересчур серьезно и отказала ему в погребении на освященной земле. У семьи Паганини ушло примерно пять лет, чтобы убедить папу дать разрешение на перезахоронение праха на христианском кладбище, но окончательно его останки упокоились только в 1876 году в Парме. Возможно, где-то в тепленьком местечке Никколо и Старый Ник до сих пор вместе поигрывают на скрипочках. Скрябин, честно говоря, был необычным человеком. Он известен очень сложной и трудной для исполнения фортепианной музыкой, а также увлечением оккультизмом и мистикой, к тому же его очень привлекала идея связи цветов и музыкальных нот. Это явление известно как синестезия — когда у человека одно из чувств или когнитивных путей ассоциируется с другим; в нем часто фигурируют цвета. Например, кто-то может «видеть» какой-то цвет, слыша определенную ноту или аккорд, или же мысленно видеть каждую цифру или букву в своем цвете. Некоторые сомневаются, что Скрябин был настоящим синестетиком (неплохое словечко, да?). Но он считал, что определенным нотам действительно присущи определенные цвета, и у слушателя звуки его музыки должны вызывать конкретные цветовые ассоциации. Однако на самом деле синестетический опыт связи цветов с нотами (цифрами, буквами и так далее) сугубо индивидуален. Как бы то ни было, у Скрябина имелись грандиозные планы создания произведения под названием «Мистерия», которым так и не суждено было осуществиться. Это должно было быть подлинное мультимедийное творение, представленное у подножия Гималаев в открытом храме перед большим водоемом. Зрители должны были сидеть на другом конце водоема в амфитеатре, устроенном по принципу «духовного продвижения», то есть менее продвинутые должны были занимать задние места. Спектакль должен был продолжаться неделю и включать не только музыку, но и цвета, запахи и движение — Скрябин пытался задействовать все возможные чувства. Ему был нужен оркестр и хор, визуальные эффекты (туман и особое освещение), масштабная процессия артистов и разнообразные благовония. Он хотел пригласить на представление весь мир, включая зверей и насекомых. Финалом должен был стать ни больше ни меньше, чем истинный, благословенный конец света. Скрябин испытывал очень большое влияние восточной мистики и теософии, популярного в то время в Европе движения, сочетающего в себе вышеупомянутый мистицизм с различными оккультными практиками, обещавшими просветление и тайное знание. Однажды он написал в своем дневнике: «Я — Бог». Но, по всей видимости, он им не был. Умер он рано и достаточно нелепо. В 1914 году его пригласили в Лондон, и там у него возникла язва на губе. Неизвестно, что это было — порез, ожог или даже укус насекомого (возможно, насекомого, которое осталось недовольно тем, что он так и не создал свою «Мистерию»), — но язва никак не заживала и в конечном итоге вызвала заражение. Он умер в 1915 году в Москве в возрасте сорока трех лет. Прокофьев вел интересную интернациональную жизнь. После большевистской революции (в 1918 году) он покинул Россию и уехал в Америку, разумно решив, что его новаторская музыка не найдет признания при развивающихся жестких порядках в родной стране. Вначале он прибыл в Сан-Франциско, затем посетил Нью-Йорк, а в начале 1920-х вернулся в Европу. Путешествуя по Европе, он в начале 1930-х почувствовал, что его тянет на родину, и добровольно вернулся в Советский Союз, где постепенно обнаружил, что здешние понятия о приемлемой музыке становятся все более ограниченными. Он часто попадал под подозрение, а его музыку время от времени называли элитарной и опасной для народа. Советское правительство, кажется, меняло свои взгляды на искусство так же часто, как нормальные люди меняют белье, так что, вероятно, Прокофьев частенько не понимал, в каком положении находится. Соседи также его не любили, а однажды его выселили из квартиры. Почему? Сосед снизу пожаловался, что он сыграл на фортепиано один и тот же аккорд 218 раз. По всей видимости, этому человеку больше нечего было делать, кроме как слушать доносившиеся через потолок звуки и вести счет. Жену Прокофьева, с которой они в то время уже не жили вместе, обвинили в шпионаже (скорее всего, несправедливо, просто она была испанкой, а среди властей главенствовали ксенофобские настроения) и приговорили к двадцати годам сибирской ссылки, но сам Прокофьев избежал подобной участи. Однако он пережил несколько сердечных приступов и один раз крайне неудачно упал, из-за чего его здоровье в последние годы сильно пошатнулось. Он скончался, по всей вероятности, от кровоизлияния в мозг, 5 марта 1953 года — в один день с Иосифом Сталиным, человеком, чья власть причинила ему столько неприятностей. Так как Прокофьев жил рядом с Красной площадью, массы «официальных» скорбящих (то есть людей, которых заставили выражать свою скорбь), занявшие все окрестные улицы, три дня не давали вынести из дома его тело и задержали крохотную процессию, которая сопровождала гроб с ним на Новодевичье кладбище. Во время церемонии пришлось использовать бумажные цветы и комнатные растения, а также запись похоронной музыки из его балета «Ромео и Джульетта». Все живые цветы и музыканты были отправлены на роскошные государственные похороны Сталина, хотя, по некоторым свидетельствам, многие музыканты тайно посвятили свои выступления Прокофьеву, лишь делая вид, что играют в честь Сталина. Главный музыкальный журнал страны поместил краткую заметку о смерти Прокофьева на 116-й странице. Первые 115 были отданы освещению смерти Сталина — типичное проявление советских приоритетов. И все-таки Прокофьев смеялся последним. Сейчас он считается одним из величайших русских композиторов XX века, и его музыку, включая такие прекрасные произведения, как «Петя и Волк», до сих пор помнят и любят.