Амазонки и революция: главные героини социалистического модерна

Ольга Розанова, Любовь Попова, Варвара Степанова, Надежда Удальцова, Наталия Гончарова и Александра Экстер вошли в историю искусства как амазонки авангарда. Шесть художниц не были объединены в группу, хотя были знакомы друг с другом, порой участвовали в одних и тех же выставках и даже вместе работали. Их объединил авангард, новая художественная доктрина, взорвавшая художественный мир в первое десятилетие ХХ века. Октябрьская революция стала точкой, внесшей раскол в среду амазонок. Одни приняли ее всей душой, тесно сотрудничая с новой властью, другие предпочли все же уехать из новой России. Однако на судьбу каждой из них революция оказала огромное влияние. У авангардных художниц начала XX века было много общего. Несмотря на разрыв в возрасте, они все же разговаривали на одном языке. Самая старшая из амазонок, Наталия Гончарова, была на год старше Экстер, на пять — Удальцовой и Розановой, на семь — Любови Поповой, почти на десять — Варвары Степановой. Почти все они происходили из очень состоятельных семей и не нуждались в работе. Александра Экстер несколько месяцев в году проводила в Европе, водила знакомство с Пикассо и Браком, принося русским авангардистам свежие новости из парижских мастерских. Попова и Удальцова дружили со студенческой скамьи, учились кубизму в Париже у Анри Ле Фоконье и Жана Метценже и посещали салон Гертруды Стайн. И все они были возлюбленными больших художников. Варвара Степанова была женой Александра Родченко, Надежда Удальцова — Александра Древина, Наталия Гончарова — подругой Михаила Ларионова, Ольга Розанова — Александра Крученых, Любовь Попова — Александра Веснина, Александра Экстер — итальянца Арденго Соффичи. Однако авангардистки никогда не прозябали в тени великих мужчин. А амазонками, по воспоминаниям актрисы Алисы Коонен, их прозвали товарищи по авангарду за воинственный дух, проявленный в жарких спорах об искусстве. Измы на службе власти Революцию в искусстве амазонки совершили еще до событий 1917 года. Кубизм, футуризм, супрематизм жестко отвоевывали свои позиции у реалистического искусства. Но именно революция дала возможность художникам-радикалам воплотить утопию авангарда в жизнь. Идея революции крылась в самой идее авангарда. Художники мечтали построить новый мир, сбросив классиков с пьедестала современности, уничтожить «буржуазное» фигуративное искусство, вывести искусство из музеев на площади. И этот радикализм оказался немедленно востребован новой властью. Петербургские авангардисты писали московским: «…С вами мы, Вольтеры-террористы, бросившие бомбу только что в дворцы-музеи. Делайте все против охраны буржуазного хлама в искусстве! …Мы у руля. Лево-руля!» Художники авангарда не воспринимали революцию как катастрофу, наоборот, встретили ее с воодушевлением. Левые художники сами потянулись к сотрудничеству с государством. В новых комитетах по культуре и искусству ведущие должности заняли бывшие возмутители хорошего вкуса — Малевич, Кандинский, Родченко, Татлин. «Вчера голодали на чердаках, а сегодня комиссары искусства», — говорил о своих коллегах по цеху Родченко, призывая сжечь все старое, изжившее, «порабощающее, угнетающее нас». Лиля Брик в платке с принтом Варвары Степановой. Фото Александра Родченко, 1924 год Не остались в стороне и дамы. Эксцентричные барышни приняли вызов сурового времени, с большим энтузиазмом встав у руля новой арт-системы. Варвара Степанова стала заместителем заведующего литературно-художественным сектором Отдела ИЗО Наркомпроса. Вошла в Президиум секции ИЗО Рабиса (Профсоюза работников искусств). Была одним из учредителей ИНХУКа (Института художественной культуры). Ольга Розанова служила заведующей Промышленным подотделом в отделе ИЗО Наркомпроса. Авангардистки ездили по отдаленным мастерским, налаживали разрушенные войной и революцией художественные школы и основывали новые. При участии Розановой были созданы Свободные художественные мастерские в Богородске, Мстере, Иваново-Вознесенске. Благодаря художникам-радикалам, попавшим в закупочные комиссии, в наших музеях, в том числе провинциальных, оказались шедевры русского авангарда. Удальцова и Попова преподавали в новом учебном заведении — ВХУТЕМАСе, ставшем кузницей кадров нового искусства. В первые годы советской власти авангард был выбран визуальным языком нового строя. Авангардистам дали полный карт-бланш во многих областях культуры. Им было поручено оформление социалистических праздников. Праздничные города выглядели столь авангардно, что удивили бы и сейчас. В первую годовщину Октября Натан Альтман обернул красными полотнищами восточное и западное крыло Зимнего дворца, не хуже, чем современный художник Кристо. Александрийский столп был окружен огромной трибуной и украшен супрематическими фигурами, взвивающимися как пламя. Ольга Розанова оформляла Москву к 1 мая 1918 года — кроме праздничного украшения города, по ее проекту были устроены фейерверки и иллюминация, воплощая ее концепцию цветописи. К сожалению, Розанова, заболев дифтерией, скоропостижно скончалась прямо в день годовщины Октябрьской революции. Когда 7 ноября 1918 года демонстрации шли по украшенным Розановой улицам, сама она умирала в Солдатенковской больнице. Александра Экстер уехала на Украину, но тоже не осталась в стороне от общественной работы, оформив к 1 мая Одессу. Ольга Розанова. Автопортрет. Наталия Гончарова. Автопортрет, 1907 год В 1921 году конструктивисты объявили живопись буржуазным пережитком и обратились к «деланию вещей», то есть фактически к дизайнерской работе. «Деятельность современного художника, — как писала Любовь Попова, — неизбежно протекает в пределах конкретного производства». Утопия авангарда предполагала преображение мира путем его устройства по законам функциональной красоты. И амазонки сыграли в этом преображении существенную роль. Советский от-кутюр Варвара Степанова и Любовь Попова сосредоточились на создании нового типа одежды — прозодежды. Сама идея «производственного костюма» возникла в театре. Всеволод Мейерхольд приравнял актера к трудящемуся, костюм которого должен был не только выявлять образ персонажа, но быть удобным для работы и жизни артистов. В спектакле «Великодушный рогоносец», поставленном в 1922 году, прозодежда была впервые предъявлена публике. В качестве художника-постановщика над спектаклем работала Любовь Попова. В костюмах была подчеркнута прежде всего конструктивная и функциональная роль. Особый крой карманов, швов, ремней и застежек отличал образы рабочего, летчика, агитатора. Другой вариант прозодежды предложила Варвара Степанова, также в театре Мейерхольда, в спектакле «Смерть Тарелкина». В отличие от одноцветных костюмов Поповой Степанова использовала возможности цвета, чтобы получить максимально контрастные сочетания. В основе любого костюма — будь то спортивная или профессиональная одежда — у Степановой лежала единая база, которая изменялась, обрастала необходимыми деталями в зависимости от нужных в каждой профессии функций. Прозодежда Степановой следовала достаточно жесткой геометрической структуре, выглядела совершенно аскетично, почти не подчеркивая гендерные различия, в духе унисекса. И несмотря на свою универсальность, на самом деле была настоящей модой от-кутюр. Александра Экстер также работала в сфере моды, но к производству одежды подходила совершенно с другой стороны. Экстер не искала универсальной формы, но понимала прозодежду с учетом уже сложившейся специфики профессии, отстаивая балетную пачку как прозодежду балерины. Работая в «Ателье мод» Натальи Ламановой, Экстер разрабатывала изящный стиль ар-деко, а ее эскизы в журнале «Ателье» были образцом новой роскоши и женственности. Вершиной же высокого стиля Экстер стала работа над фильмом «Аэлита» с ­изящными футуристическими костюмами пришельцев. Считается, что Экстер входила в группу, разработавшую парадную форму Красной армии в начале 1920-х годов. В 1923 году Попова и Степанова откликнулись на обращение 1-й Ситценабивной фабрики к художникам по производству набивных тканей. Производственники хотели привлечь художников для разработки новых орнаментов. Результат оказался блестящим. В революционном запале художницы придумали множество геометрических орнаментов, достойных высокой моды, напоминающих ставший популярным в 1960-е годы стиль оп-арт. Ситцы, фланель и бязь с геометрическими принтами вышли в массовое производство. Прозодежда по эскизам Любови Поповой и Варвары Степановой Не только в России Из всех амазонок наименьшее отношение к Октябрьской революции имела Наталия Гончарова, еще в 1915 году уехавшая в Париж по приглашению Сергея Дягилева для работы в «Русских сезонах». Впрочем, свою революцию Гончарова свершила еще до отъезда. Она переосмыслила религиозную живопись, появившись на публике с расписанным лицом. Она снималась полуобнаженной в кино! И, наконец, она ввела в моду рубашку-платье, ставшую прототипом прозодежды художника. Уехав из России, Гончарова и Ларионов проявляли искренний интерес к происходящим там переменам и даже хотели вернуться, однако уже в 1930-е годы стало ясно, что возвращение невозможно. Блестящая Александра Экстер также уехала в Париж в 1924 году и умерла в забвении и бедности. Любовь Попова умерла в 1924 году от скарлатины, двумя днями позже ее сына. И лишь Надежда Удальцова и Варвара Степанова прожили долгую жизнь в Советском Союзе. Когда в 1937 году был арестован Александр Древин, Удальцова спасла его работы, выдав их за свои во время обыска. Степанова разрабатывала дизайн одного из самых одиозных журналов «СССР на стройке», однако и ее не обошло разочарование в новой власти, когда в 1930-е годы Родченко подвергли остракизму за формализм.