Как танец лечит душу. Для кого искусство в этом мире становится «связным»?

В 2013 году в столице Приангарья появился представитель редкого сценического направления, соединяющего драматическое и танцевальное искусство, - первый в наших краях театр пластики и танца «PROдвижение». Чаще его называют театром Владимира Лопаева, режиссёра и хореографа, который отказался от слов на сцене, выбрав язык тела. Здесь занимаются и профессионалы, и просто любители. Накануне Международного дня танца корреспондент «АиФ в ВС» встретился с руководителем необычного коллектива, ведь иркутский театр выделяется даже среди своих немногочисленных российских «коллег»: у него есть особенный инклюзивный проект: Владимир занимается с людьми, которым поставлен диагноз ДЦП, и использует танец как инструмент, чтобы прочно связать их с миром. Откуда пришли «иноходцы»? Владимир Лопаев: Если честно, никогда не думал о том, что буду делать нечто подобное. Когда у меня ещё не было своего театра, и я выступал в другом танцевальном коллективе, ко мне обратились с просьбой поставить номер для фильма «Сломанная кукла» с главной героиней - 11-летней ангарчанкой Верой Кращук с диагнозом ДЦП, хотя никакого опыта подобной работы у меня не было. С первой встречи мы с Верой нашли общий язык, начали импровизировать. Для девочки это были абсолютно неизведанные ощущения: в Ангарске её просто возили на инвалидном кресле, а тут я попросил отставить его в сторону. Съёмки закончились, а с ними и наши встречи. Но потом я сам позвонил маме Веры, предложив хотя бы раз в неделю приезжать ко мне. А сейчас она «навещает» меня дважды в неделю. Юлия Вяткина, «АиФ в ВС»: Как появились другие ученики? - Само собой так вышло, никаких объявлений не давал. О фильме в Иркутске говорили много, сначала он выиграл всероссийский фестиваль «Дитя Вселенной», а потом вместе с Верой отправился в Канны на фестиваль искусств России и Франции, где получил приз, организованный специально для него. После этого и начались звонки. К Вере присоединились Саша и Варя, все трое участвовали в нашем первом спектакле, который мы ставили в театральном училище, а показали на малой сцене драмтеатра, собственного помещения тогда ещё не было. Сейчас у нас в театре восемь «иноходцев», как мы их называем, от шести до тридцати лет с разной группой инвалидности и разными формами ДЦП. После недавнего показа нашего выступления на федеральном канале снова началась волна звонков, вопросов. Мне хочется взять всех, но не могу, иначе качество занятий ухудшится. В помещении, где мы находимся, сильно не разгуляешься, тесно. Кроме того, нужно, чтобы рядом с каждым «иноходцем» находился помощник. Сейчас мне помогают шесть актёров, которые работают на чистом энтузиазме. И я ни в чём не смогу их упрекнуть, если завтра они вдруг решат заняться своим делом, а в одиночку я даже с восьмерыми не управлюсь. Как упасть неповторимо? - Получается, Вера занимается у вас уже четыре года. Какие изменения вы видите в ней и других ребятах? - Вера наш «старожил», держит «флаг» театра. Её я ставлю в пример другим. Но поймите, наши занятия это не лечебная физкультура, не реабилитация и не панацея - болезнь не растворяется в воздухе как по волшебству, а вот на уровне эмоций и ощущений меняется многое. Вера познаёт мир, расширяя свой круг общения и путешествуя, а не сидя целыми днями за компьютером, как выходит у большинства. Я с такими историями сталкиваюсь регулярно. Недавно мне рассказывали о 40-летнем мужчине с ДЦП, который практически не выбирается из своей комнаты. Естественно, не обходится без эмоциональных срывов. А с Верой легко, она открытая, светлая. Да все стали более открытыми, начали лучше говорить и на обычном языке, и на языке тела. Мне кажется, второе для них даже важнее. Каждую субботу основная труппа театра выступает со спектаклем, и каждую субботу приходят наши «иноходцы», наблюдают за своими наставниками и понимают, к чему нужно стремиться. Причём, когда они смотрят, то внутри себя тоже начинают фантазировать, придумывать образы и движения. - Участники инклюзивного проекта наверняка требуют особого подхода. Как выстраиваете свои уроки с ними, находите контакт? - Всё достаточно прозаично: разминка, растяжка, через импровизацию нащупываем, что можем, что не можем. Снимаем на видео, анализируем и двигаемся дальше. Всё так же, как и с остальными танцорами, ничего специфического. Само собой при первой встрече с Верой пришло естественное решение - строить общение на равных. Мы с ней не раз говорили откровенно: «Вера, ты понимаешь, что тебе нужно быть максимально самостоятельной. Не может ведь мама постоянно тебя приносить и уносить. Давай принимать себя такими, какие мы есть. Как ты пройдёшь, больше никто так не сможет. Как ты упадёшь, так никто больше не упадёт, а если попытается подражать, то рискует заработать перелом». - Всё-таки у искусства есть целительная сила, которая помогает находить язык с миром? - Сила в том, что перед спектаклем в тебе разжигается волнение, а после возвращается зрительская отдача. Идёт взаимообмен. Как только выйдешь из этого, начинаешь замыкаться в себе. Словно проточная вода исчезает, всё превращается в болото, которое цветёт вместе с лягушками. Надо добиться, чтобы в человеке постоянно текла река, чтобы всё обновлялось. Когда стирается грань? - Кажется, ещё десяток лет назад общество настороженно относилось к тем, кто выбивается из привычных рамок. Родители старались не афишировать отклонения в развитии своего ребёнка, а речи, чтобы выпустить его на сцену вообще не шло. Насколько, по-вашему, изменилось отношение сейчас? - Своеобразная психологическая установка делать вид, что у нас все «нормальные» и нет инвалидов, укоренилась давно. После окончания Великой Отечественной войны остались десятки тысяч покалеченных людей, но руководству страны они «портили» имидж великой державы, победившей фашизм, их прятали подальше. И так пошло поколение за поколением. А одно только слово «ДЦП» вообще вселяло страх. Сейчас по всей стране всколыхнулась волна интереса к проектам, где участвуют люди с особенностями развития. Это чувствуется, потому что нас зовут то в московский танцевальный проект, то на открытие кинофестиваля в Ханты-Мансийск, то в Красноярск. - Готовы ли иркутские зрители принять ваши спектакли с «иноходцами»? Что они говорят? - Кто-то не может их смотреть, прямо говорят, что готовы заплатить за билет, но на постановку не придут. А есть те, кто, побывав, пересматривает своё отношение к жизни, сразу ценности по-другому расставляются. Говорят, что в один момент стирается грань и уже не отличаешь, где «иноходец», а где профессиональный актёр. То есть зал перестаёт замечать их природные особенности и начинает видеть искусство. И это главное. Выдавливать жалость из тех, кто приходит на постановки, я не хочу, да и не нужна она. Мы требуем с ребят много, по степени физической нагрузки их занятия не легче, чем у других. Они пыхтят, но делают. Шестилетний Богдан пришёл совсем хиленьким, сейчас немного «подкачался». Важно, чтобы родители и «иноходцы» были готовы к постоянным занятиям. Костя (ему 24 года), например, на год уходил от нас, но всё же вернулся. Правда, у него порой проскакивает желание схалтурить. Тогда я говорю: «Костя, за тебя я ничего делать не собираюсь. С тобой - да, но не вместо». У ребят, конечно, много комплексов, они постоянно думают: «Как на меня посмотрят?», «А что если я упаду?». Диагноз диагнозом - от него не убежишь. Но я хочу, чтобы они были самостоятельными, отвечали за свои поступки, действовали, чтобы на сцене были самими собой, а не пытались бы подражать, играть в балет или в Леонардо ДиКаприо. Это задача любого актёра, и они не исключение.