Апокалипсис на двоих
Продюсер, режиссер, сценарист, актер – в мире американского кинематографа Дэвид Мэмет величина практически универсальная. И – заметная. В начале 80-х много шуму наделал снятый Бобом Рейфелсоном по его сценарию фильм “Почтальон всегда звонит дважды” с Джеком Николсоном в главной роли, а за сценарий к “Вердикту” Сидни Люмета, где “засветилась” не менее яркая звезда – Пол Ньюмен, Мэмет был номинирован на “Оскар”. С годами порох в его пороховницах не иссяк: вышедший в 2013 г. телесериал “Фил Спектор” с Аль Пачино и Хелен Мирен, в числе одиннадцати номинаций на премию “Эмми” претендовал и на лучший сценарий. Диалоги, резкие и стремительные, как водопад, многослойные, как течения Атлантики – ставший самостоятельным понятием “язык Мэмета” – вот что в первую голову ценят в нем и искушенные профи, и публика. На ниве драматургии Мэмету в признании тоже отказано не было – в 1984 году его пьеса “Гленгарри Глен Росс” была удостоена Пулитцеровской премии. У “Олеанны” официальных лавров не имеется, зато резонанса в американском обществе середины 90-х было хоть отбавляй – Штаты захлестнуло цунами скандалов на почве сексуальных домогательств. На пике популярности пьесы драматург встал за камеру и снял по ней одноименный фильм, который критики сразу же отнесли к жанру нео- или постнуара. Как ни назови стихию, в которой Мэмет чувствует себя белой акулой в синем море, это царство самых темных сторон человеческой натуры. Так что интерес к пьесе Владимира Мирзоева не случаен: его первой специальностью была олигофренопедагогика – работа со “сломанными” людьми, а режиссерским кредо стал взлом шаблонов, которыми большинство людей обставляет свою жизнь, в надежде превратить ее в кусочек рая на грешной земле. Фото: Мария Моисеева Собственно, Олеанна – это и есть такой вот рай индивидуального пользования. В XIX веке чета норвежцев – Оле и Анна – отправились на поиски счастья в Калифорнию. Но коммуна со звучным именем Олеанна просуществовала недолго – клочок земли оказалась слишком каменистым для райских кущей, и несостоявшиеся Адам и Ева вернулись в холодную Норвегию не солоно хлебавши. История, практически ставшая легендой, воплотила для среднего американца мечту о счастье, сведенном к вожделенной триаде “дом-семья-карьера”. Университетский профессор по имени Джон своей Олеанны уже почти достиг. Евгений Редько, мастерски используя всю палитру черт интеллигента-неврастеника, создает образ человека, находящегося в шаге от финишной ленточки: любящая жена, сын, который может гордиться своим отцом, переаттестация, открывающая новые горизонты в карьере и даже за отвечающий новому статусу новый дом уже внесен задаток. Студентка колледжа Кэрол только-только начала свой забег длиной в жизнь и Марии Рыщенковой удалось поймать в своей героине главное – отчаянную решимость любым способом взобраться на подходящую ступеньку заветного пьедестала. Фото: Мария Моисеева Мирзоев вычленил из пьесы, закрученной вокруг сексуального шантажа, нечто гораздо более важное для российского зрителя. В отличие от Штатов, на нашей почве бациллы феминизма еще не размножились до масштабов пандемии, да и вирус политкорректности в разухабисто-безоглядной русской душе чувствует себя крайне неуютно. Зато в игру “захвати власть или умри” нынче с азартом играют и стар и млад. Режиссер с хладнокровием патологоанатома препарирует самые эффективные средства достижения власти – ложь и манипуляцию. Симпатичный интеллигентный профессор готов хоть каждый день после занятий растолковывать симпатичной тупице студентке премудрости предмета, который он преподает двадцать лет. Ведь это так приятно чувствовать себя мудрым, всеведущим божеством, наделенным правом карать или миловать. Он-то прекрасно знает, что “образование – это на самом деле ритуализированное издевательство”. От Джона в буквальном смысле зависит дальнейшая судьба Кэрол: завалив экзамен в колледже, она не поступит в университет, а ведь только высшее образование дает “простому” человеку пропуск в средний класс. А Кэрол так хочется туда попасть, иного пути в Олеанну она не знает. Фото: Мария Моисеева С преданностью неофита юная ученица смотрит в глаза наставнику, снова и снова задавая вопрос “Что это означает?” в тщетной попытке овладеть всеми этими “концепциями и перцепциями”. Но наставнику совсем не интересно вкладывать в ее хорошенькую головку всю эту дребедень, непринужденное жонглирование которой позволяет ему числиться в клане избранных. Мы так и не узнаем, какой именно предмет он преподает! Профессорская кафедра для него – сцена, преподавание – спектакль, в котором он играет главную роль, а студенты бегают в массовке, и высшее образование большинству из них не по чину. Божество ненароком оступилось, грохнувшись с пьедестала наземь, и неофитка тут же прозрела: – “Вы не Господь бог! Вы не верите ни в бога, ни в дьявола! Двадцать лет вы положили не на науку, а на достижение власти надо мной!” Малышка оказалась не так глупа и не так наивна, как хотелось бы господину профессору. Джон собирался всего лишь “передать эстафету”. Когда-то его – очень юного и не очень одаренного – унижали учителя. Теперь он, повзрослевший и научившийся тщательно маскировать свою бездарность, сам стал учителем и тем самым, как ему кажется, получил право унижать тех, кто идет по его стопам. Но Кэрол правил этой игры не приняла и затеяла свою собственную. Профессор намерен усложнить ей путь в ее Олеанну? Что ж, она сделает так, что ворота его собственной Олеанны, той самой, которой он уже практически достиг, захлопнутся буквально у него перед носом. Фото: Мария Моисеева Вот только забыла закусившая удила хитрюга, что неограниченная власть притупляет бдительность властвующего. Тот, кому нечего терять, становится смертельно опасен. Студенточка заигралась, протянув свои цепкие ручонки к тому, что для Джона было, в отличие от карьеры, действительно бесценным. И получила, что называется, по полной программе. Кульминационная сцена спектакля решена с простотой, равной гениальности… Искусно разукрашенные красной краской герои замирают над миражами утраченного рая. И летит в притихший зал философское “Вот так!” Это в физике действие равно противодействию, в межвидовой борьбе хомо сапиенсов противодействие сильнее во сто крат. Вот так-то, уважаемые зрители…