Летчик Валерий Поташов: «Настоящие мужчины берут риск на себя»
Досье «АиФ» Валерий ПОТАШОВ. Родился 6 мая 1948 года в посёлке Урожайном Тюменской области. В 1967 году поступил в Высшее военное училище лётчиков в Барнауле. С 1971 по 1978 гг. – инструктор в Барнаульском лётном училище. С 1978 г. – военная служба командиром звена в Прибалтике. С 1980 г. – лётчик-испытатель на Новосибирском авиационном заводе им. Чкалова. Сейчас – замначальника ЛИС (лётно-испытательной станции) завода им. Чкалова. «Если нет мужских амбиций, желания доказывать, что «не слабак», вряд ли человек станет рисковать жизнью за штурвалом даже за большие деньги», – считает Валерий ПОТАШОВ, лётчик-испытатель первого класса Новосибирского авиационного завода им. Чкалова. В авиации Валерий Поташов – 48 лет, из них 36 – в должности испытателя. За это время он освоил 30 типов самолётов, налетал 4700 часов. В январе 2017 года президент РФ Владимир Путин вручил Валерию Поташову «Золотую Звезду» Героя России. «Сушки» или «Боинги»? Екатерина Соснина, «АиФ на Оби»: Валерий Серпионович, сейчас вы испытываете боевой самолёт СУ-34. Расскажите об этой машине. Валерий Поташов: Экспериментальный образец мы подняли в воздух 18 декабря 1993 года. У него великолепная динамика, очень хорошее программное обеспечение, которое позволяет выполнять разнообразные боевые задачи. Было обидно, что тогда не запускали его в серийное производство. Лишь сейчас. Уверен, самолёт ещё долго не устареет. – Долгие годы у нас считалось, что зарубежная лётная техника надёжнее отечественной... – По надёжности наша техника не уступает всяким «Боингам» и «Эрбасам». А статистика аварий в других странах такая же, как у нас, и даже выше. – Почему, когда происходят авиакатастрофы, почти всегда вину возлагают на погибших лётчиков? – Причина 70% авиакатастроф – человеческий фактор, ошибки лётного состава и наземных служб. Именно поэтому я считаю, что люди в таких профессиях должны работать в первую очередь за совесть. Система должна отсеивать тех, кто попадает в неё случайно. – Как вы пришли в профессию? – Покажите мне мальчишку, который в 60-е годы прошлого века не мечтал стать лётчиком? Мне посчастливилось – мечта сбылась. Хотя родители и председатель колхоза хотели, чтоб я стал трактористом. Даже обещали дать новый трактор. А когда я заявил, что не хочу быть трактористом, а буду лётчиком, председатель сказал: «Ну и дурак». После школы поехал поступать в Черниговское лётное училище. Но не прошёл по конкурсу – было больше 10 человек на место. Вернулся в родной посёлок. Записался в аэроклуб. На следующий год, в 1967, открылось лётное училище в Барнауле. Меня зачислили в первый набор. – Помните свой первый самостоятельный полёт? – Мы в училище начали летать со второго курса. Сначала на учебном У-29. На четвёртом курсе я уже полетел на сверхзвуковом Як-28. Когда ты ощущаешь себя единым целым с огромной боевой машиной, то понимаешь, что чего-то стоишь в этой жизни. И что жизнь тоже дорогого стоит. – Работа лётчика, особенно лётчика-испытателя, неразрывно связана с риском. Случались ли ситуации, когда хотелось уйти из профессии? – Уйти не хотелось никогда. Сейчас мне 69, но я ещё не налетался. Ну а что касается нештатных ситуаций, конечно, они случаются. Как-то раз поднялись в воздух на СУ-24. Прибор показывает запредельный расход топлива – 2 тонны в минуту. Начинаем анализировать ситуацию. Понимаем, что вышла из строя расходомерная часть, и мы в принципе не можем определить, сколько топлива расходует машина. Лететь с такой неисправностью нельзя. Садиться – тоже, потому что с полным баком у самолёта – запредельный посадочный вес. Нарезать круги над аэродромом – бессмысленно, ведь расходомер не работает. Пришлось садиться с полным баком. Мысленно попрощался с близкими... Но в нашем деле такие случаи – не редкость, ведь задача – испытать машину при запредельных нагрузках, чтобы неисправности и дефекты, если они есть, проявились сейчас, а не в процессе эксплуатации. – Наверное, не каждый лётчик может стать испытателем? – Нужно окончить специальную испытательную школу. В мои времена в испытательных школах иногда бывало: набор – 30 человек, а на выходе – ноль. Вообще, отсев в профессии – очень большой. Многие уже в лётном училище понимают, что выбрали не ту профессию. Часть моих однокурсников ушли после первых полётов. Вы сами видите, что даже в гражданской авиации – огромный дефицит кадров. РФ ежегодно необходимо 800 лётчиков. А приходят в профессию порядка 200 человек. Хотя набор в авиационные вузы – около 600 человек. – Почему такой большой отсев? – Лётная работа требует, во-первых, крепкого здоровья. Сейчас проблема: ребята 18–19 лет не могут пройти медкомиссию. Во-вторых, у настоящего лётчика должен быть огонь в глазах. Мы в своё время бредили небом и рассматривали профессию лётчика не как способ зарабатывания денег, а как мечту, ради воплощения которой надо выдержать некую дуэль с самим с собой: сможешь – не сможешь, выдержишь или нет. Сегодняшняя молодёжь смотрит на жизнь более меркантильно. Другие ценности, нежели были у нас в 60-е. Тем не менее престиж профессии возрождается. На нашу лётно-испытательную станцию приходят мужчины в возрасте около 35 лет. Есть и династии – у штурмана-испытателя Николая Колесникова оба сына учатся в лётном училище. Но, мне кажется, молодёжь всё-таки надо мотивировать не только деньгами и льготами, как сейчас. – Чем ещё? – Если у человека нет стремления служить Родине, ему чуждо чувство патриотизма, у него нет мужских амбиций на тему «я не слабак», вряд ли он станет рисковать жизнью за штурвалом даже за большие деньги. Раньше понятия о мужестве и патриотизме воспитывали в школе. Считаю, что сейчас нужно возрождать военно-патриотическое движение, реанимировать систему ДОСААФ и РОСТО, снимать больше фильмов про армию, про авиацию, проводить авиашоу, парады. Врагов нет, армия не нужна? – Вы 48 лет в авиации. Можете ли припомнить самые сложные времена? – Лихие 90-е, самый тяжёлый период в новейшей истории страны. Нам говорили, мол, армия больше не нужна, так как врагов у нас нет. Завод был на грани закрытия. Выпускали по одному самолёту в год. Высококвалифицированные рабочие и инженеры уходили в торговлю. Оставшимся лётчикам, чтобы не утратить лётное мастерство, приходилось искать «подработку». Я подрабатывал испытателем на авиаремонтном заводе в Толмачёво – тестировал гражданские самолёты после ремонта. Но и тогда я чувствовал свою востребованность. Мыслей уйти никогда не было. – Лётчики-испытатели – суеверный народ или, напротив, убеждённые атеисты? – Даже когда все мы обязаны были быть атеистами, перед полётом говорили «С Богом!» Ну а насчёт ритуалов... Никогда не фотографируемся перед полётом, только – после. Считается плохой приметой, если на лётном поле перед взлётом – женщины. – Как ваша семья относится к вашей профессии? – Дочь иногда говорит, мол, папа, хватит. Когда мне исполнилось 50, я и сам решил было, что хватит. И задался целью подыскать себе какую-нибудь работу на земле. Но вот до сих пор ищу (смеётся). Пока есть здоровье – буду летать.
