Роман Суслов: «Я — бездельник, выбирающий род занятий «по погоде»

В столичном Доме музыки 1 апреля «Большой концерт в день рождения» дает флагманская группа московского рок-авангарда «Вежливый отказ». Уже более тридцати лет коллектив, почитаемый музыкальными эстетами, живет по своему волнообразному графику, внезапно появляясь и надолго исчезая из поля зрения публики. Поэтому каждый его выход на сцену — событие. Накануне выступления лидер «отказников» Роман Суслов пообщался с обозревателем «Известий». — С чего вдруг вы решили, что день рождения «ВО» именно первого апреля? — Гм… (улыбается). Дата рождения «Вежливого отказа» на самом деле расплывчата. Но так уж сложилось, что весной у нас происходят большие концерты, и с некоторых пор мы решили приурочивать их к нашему дню рождения. — Ты помнишь, что было в вашу первую весну в 1985-м? — Кажется, какие-то бравые фестивальные концерты с нашим участием. Тогда с большим пафосом широкой аудитории открывался московский рок-андеграунд. — Поначалу вы совсем не чурались традиционных форм популяризации. Попали даже на «Музыкальный ринг» — центральную на тот момент музыкальную телепрограмму для советских любительских команд. В 1989-м на «Мелодии» вышел ваш виниловый «гигант». То есть вы хотели продвигать себя в массы. А потом вдруг вы словно сознательно отошли в сторону от нарождавшегося шоу-бизнеса. — Мы не задумывались тогда специально о своем продвижении. Всё происходило само собой. Поднялась мощная волна интереса и легализации всего независимого, андеграундного. Это касалось и музыкантов, и писателей, и поэтов. Нас вынесло в эту реку, и мы легко плыли по ее мощному течению. И прокатились таким образом не только по всей стране, но и за ее пределы. — Да, тогда на экспорт из Советского Союза лучше всего как раз шли авангардные группы: «Вежливый отказ», «Звуки Му», «Бригада С», «Ва-Банк», «АукцЫон»… Вы почувствовали себя своими в Европе или, наоборот, поняли, что остаетесь первыми парнями на деревне, а европейский андеграунд куда круче и играют люди лучше? — Нет, мы как раз почувствовали себя в своей тарелке. И сейчас я с сожалением думаю, что упустил момент, когда можно было озаботиться продвижением группы там. Для нас западная публика оказалась комфортнее отечественной. О том свидетельствовал и достаточно большой наш успех на любых европейских фестивалях и сольных концертах. Например, в Италию мы во второй половине 1980-х выезжали трижды за лето в разные регионы. И везде нас отлично принимали. Так же и на крупном фестивале в норвежском Тронхейме. И в Бельгии, где мы давали совместный концерт со «Звуками Му», «Джунглями» и «Альянсом». — Так что помешало активнее контактировать с европейскими менеджерами, представителями рекорд-лейблов? — Опять-таки я не озадачивался тогда подобным вопросом. Думалось, что всё будет происходить само по себе. Сегодня нас пригласили туда, а завтра мы поедем туда, потом дальше. Хотя можно было «нарыть» полезные контакты, цепляться за европейский рынок. Но не было у нас этих амбиций. Казалось, и дальше всё будет происходить так же. — Но лафа прекратилась. Почему? — По разным причинам. Во-первых, мы были не единственной советской рок-группой, которую представили западной аудитории в качестве чего-то необычного. Во-вторых, тамошние критики и публика быстро разобрались, что в массе своей советский рок — это отнюдь не ново и не оригинально. И интерес к нему достаточно быстро иссяк. — В первое время ты в «Вежливым отказе» не был фронтменом-вокалистом. Но стал им. Не являлся ты и основным автором текстов песен группы. Вы обращались к разным поэтам. Но потом и эту нишу занял ты. Вот в последнем вашем альбоме «Гуси-лебеди» уже почти все песни на твои тексты. То есть твоя значимость и центральная роль в команде росла последовательно? — Всё происходит из моего желания создать некое идеальное творение, совершенно законченное, красивое и гармоничное. Если меня не устраивают какие-то принципиальные моменты в реализации задачи, приходится резко от них отказываться. Поэтому, например, я расстался с нашим первым бас-гитаристом. Потом расстался и с вокалистом. Но он (Дмитрий Шумилов — бессменный участник «ВО». — «Известия») решил переквалифицироваться в басиста, и я согласился. Хотя в тот момент готов был с ним расстаться совсем. То же самое и с текстами. Они меня по большому счету всегда не устраивали. Не устраивала их неадекватность нашей музыке. Они нередко перетягивали «одеяло» на себя, выглядели слишком многозначительно. И всё чаще я стал отказываться от текста. Потому что слово порой играет разрушительную роль, по крайней мере в сочетании с моей музыкой — уж точно. Мне сложно представить тонкую, острую музыкальную вещь, в которой слово звучало бы гармонично. Оно деструктивно для музыки, как мне кажется. — Тем не менее и в последнем вашем альбоме «Гуси-лебеди» песни не только с текстами, причем твоими текстами, но есть и пара вещей на стихи Аркадия Семенова, с которым группа сотрудничала с первых своих шагов. — Это мое поражение. Тут я сдался. Но, заметь, эти вещи я сейчас не играю именно потому, что в них вот эти тексты. — То есть с годами ты всё более дистанцируешься даже от коллег и партнеров по группе. Так? Давно живешь за городом, занимаешься лошадьми… Как тебе всё же удается сохранять коллектив? — Наверное, как раз ненавязчивостью собственного присутствия. Мы достаточно редко контактируем. А другой момент: я же не удерживаю музыкантов силой или какой-то корыстью. У меня нет для них денежной мотивации, нет посулов больших проектов в недалекой перспективе. Значит, они находят свои причины держаться того, что я делаю, соучаствовать в реализации моих идей. — После уже не раз упомянутого релиза альбома «Гуси-лебеди» прошло фактически семь лет. Выступали вы в минувшие годы весьма эпизодически. Каким образом группа сохраняет сыгранность? И что делают музыканты «Отказа» в «паузах»? — Каждый занят своим делом. Некоторые играют в других командах или занимаются сольным творчеством. Кто-то пишет музыку и пытается ее издавать, кто-то работает по заказу. Мне кажется, с годами в «Отказе» все привыкли к такому режиму работы. Можем «по свистку» собраться и что-то вместе сделать, записать, выступить. Что касается новых альбомов… У меня сильно поменялось отношение к записи. Я ее перестал воспринимать как что-то необходимое. Тем более что наши композиции сильно меняются от концерта к концерту. Это всё достаточно живое и подвижное, и фиксировать их в каком-то одном варианте не хотелось бы. Хотя сейчас мы пишем новые вещи в студии. Есть завершенная программа «Военных куплетов», и, видимо, их мы будем издавать. — На запись «Военных куплетов» накладывают какой-то отпечаток события последнего времени? Или ваша отстраненность от социума всё так же сильна? — Да, «Отказ» так и остался группой, торчащей в стороне. И я очень этому рад. Никакие внешние потрясения и события не работают на формирование нашего репертуара. — Кто ты всё же сегодня в большей степени: сельский житель, держатель конюшни, иногда на досуге сочиняющий песни? Или музыкант, который прячется от города за околицей? — Думаю, не то и не другое. Я просто по жизни — бездельник, выбирающий себе род занятий «по погоде». У меня такой крестьянский подход ко всему в жизни. Ну типа вот сегодня солнце светит — пойдем сеять. Дождь пошел — останусь дома, попишу что-нибудь или почитаю. Слава богу, как-то удается такую форму существования поддерживать. Поскольку вообще-то в современной ситуации довольно сложно себе обеспечить такую возможность. Конечно, я не сельский житель в прямом смысле. Я, скажем так, отстраненно городской. Для меня побег сюда, в чистую свободную «зону», — как выход на свежий воздух. Нет заборов, помоек, людей. Всё хорошо: солнце, поля, деревья. — А что в таком случае кормит-то сегодня: преимущественно лошади или бэк-каталог «Вежливого отказа»? — Лошади. Я занимаюсь, условно говоря, сельским туризмом. Такая часть бизнеса мне не противна. Ко мне приезжают люди и катаются верхом на лошадях. Я не занимаюсь ни коневодством, ни продажей лошадей. Исключительно — прокат. — Итак социально-политический современный контекст на твоем творчестве никак не отражается, а происходящее в сегодняшней музыке тебя в какой-то степени вдохновляет? — Нет. Однозначно нет. Мало того, прихожу к выводу, что происходящее в современной музыке для меня дискомфортно. И я пытаюсь писать свою музыку как некую исправительную программу (улыбается). Создаю себе комфортную звуковую, мелодическую, ритмическую ситуацию. — То есть, можно сказать, пытаешься делать музыку, которую хотел бы слушать сам? — Да, конечно. Если ее никто не играет — значит нужно сделать ее самому. Этот принцип касается и всего остального в моей жизни. Вот в своей деревне я строю дома или конюшни, которые не встречаю в других местах.