Must read: "Перед падением" Ноя Хоули

В издательстве "АСТ" вышел роман Ноя Хоули "Перед падением" - бестселлер The New York Times и лучший триллер года по версии Amazon. В цетре сюжета новой книги одного из создателей сериала "Фарго" - авиакастастрофа и ее расследование. Пока зритель и герои-фэбэрофцы гадают, был ли это несчастный случай или теракт, автор методично рассказывает о погибших и выживших. И в жизни каждого из них находится факт, проливающий свет на трагедию. Bazaar.ru публикует отрывок из новинки. — Я смотрел в окно самолета и все время думал о том, что все происходящее как-то нереально, — говорит Скотт. — Так бывает — человек вдруг чувствует, что словно переносится в другую жизнь. — Что, по-вашему, стало первым признаком сбоя в полете? — спрашивает Билл. — С чего все началось? Скотт вздыхает: — Трудно сказать. Все произошло совершенно неожиданно. В салоне было шумно. Дэвид и Киплинг орали и хлопали. И вдруг все закричали от ужаса. — Кричали и хлопали? — Ну да. Я же говорю, по телевизору показывали бейсбольный матч, и Дэвид с Киплингом его смотрели. Что-то такое там происходило на экране и привлекало их внимание. Кажется, это был какой-то игрок по фамилии Дворкин. Я помню, как Уайтхед и Киплинг отстегнули ремни и встали. И вдруг самолет резко нырнул вниз, так что они едва смогли снова забраться в кресла. — Ранее вы в беседе с членами следственной группы сказали, что тоже отстегнули ремень. — Да. Разумеется, это была глупость. Я держал в руках блокнот для набросков. Когда самолет клюнул носом и начал падать, я уронил карандаш и решил его поднять. Поэтому и отстегнулся. — И это спасло вам жизнь. — Да. Наверное, вы правы. В тот момент все люди в салоне кричали. И еще я слышал какой-то сильный стук. А что было потом... Скотт пожимает плечами, давая понять — больше ничего толком не помнит. Билл кивает: — Значит, такова ваша история. — Моя история? — Ваша версия события. — Я рассказал то, что сохранилось в моей памяти. — Значит, вы уронили карандаш, отстегнули ремень, чтобы поднять его, и благодаря этому спаслись. — Понятия не имею, благодаря чему я спасся. Сомневаюсь, что на то была какая-то особая причина, скорее всего, действие законов физики. — Физики? — Да. Сказываются законы физики. В результате я был выброшен из самолета, а из пассажиров каким-то образом выжил только мальчик. Каннингем держит долгую паузу, словно хочет сказать: «Я мог бы продолжить беседу на эту тему, но не стану этого делать». — Давайте поговорим о ваших картинах, — предлагает он. — Нет, давайте не будем говорить о моих картинах, — возражает Скотт. — Почему? Что вы пытаетесь скрыть? — Ничего. Это просто картины — и все. — Однако же вы их прячете. — То, что картины не представлены на суд широкой публики, вовсе не означает, что я их прячу. Сейчас все они находятся в распоряжении ФБР. Эти работы видели очень немногие люди — только те, кому я доверяю. Однако картины не имеют к нашему разговору никакого отношения. — Я хочу прояснить одну вещь. Есть некий человек, который пишет картины, где изображены сцены катастроф, в том числе катастрофа самолета. И вот такой человек сам попадает в авиакатастрофу. Вы хотите сказать, что это всего лишь совпадение? — Я не знаю. В мире полно всевозможных совпадений, порой самых невероятных. Никто из нас не застрахован от таких вещей, как авиакатастрофа или крушение поезда. Подобные трагедии происходят каждый день, и их жертвой может стать кто угодно. Вероятно, настал мой черед — вот и все. — Я говорил с вашим агентом, — говорит Билл. — Оказывается, теперь каждая из ваших работ стоит сотни тысяч. — Пока что ничего не продано. Все эти расчеты — чисто теоретические. В последний раз, когда я проверял баланс своего банковского счета, там было всего шестьсот долларов. — Вы по этой причине переехали к Элеоноре и ее племяннику? — О чем вы? — Вы сделали это из-за денег? Ведь мальчик теперь стоит добрых сто миллионов долларов. Скотт изумленно смотрит на ведущего. — Вы всерьез это спрашиваете? — Еще как. — Ну, прежде всего, я не переехал. — А муж Элеоноры рассказал мне, что именно это вы и сделали. Более того, из-за вас она выгнала его из дома. — После этого — не значит вследствие этого. — Я не обучался в элитарных университетах, поэтому вам уж придется объяснить мне, что вы имеете в виду. — Я хочу сказать, тот факт, что Элеонора с Дугом разъехались — если это на самом деле произошло, — не имеет никакого отношения к моему визиту в их дом. Билл выпрямляется в кресле. — Позвольте сказать вам, кого я вижу перед собой, — говорит он. — Несостоявшегося художника, неудачника, пьяницу, который профукал лучшие годы, болтаясь, как дерьмо в проруби, и вдруг получил от жизни подарок. — В виде авиакатастрофы и гибели людей? — Он оказался в центре внимания. Его называют героем. Внезапно люди начинают проявлять к нему интерес. И он, воспользовавшись этим, тут же принимается трахать наследницу огромного состояния, которой двадцать с чем-то лет. Его мазня вдруг становится модной... — Никто никого не трахает, как вы выражаетесь... — А потом этот человек вдруг в приступе алчности думает: почему бы мне не воспользоваться тем, что мальчик, выживший в авиакатастрофе, ко мне тянется? Ведь он теперь тоже владеет целым состоянием, и к тому же у него есть весьма привлекательная тетя и дядя-неудачник. Как все прекрасно складывается! Пораженный Скотт качает головой: — В каком же отвратительном мире вы живете. — Это реальный мир, только и всего. — Пусть так. В ваших словах есть по меньшей мере дюжина неверных утверждений. Как мне лучше их опровергнуть — по очереди или... — Значит, вы отрицаете, что спали с Лейлой Мюллер? — Вы хотите знать, находимся ли мы с ней в интимных отношениях? Нет. Она просто позволила мне пожить какое-то время в пустующих апартаментах. — А потом сняла с себя одежду и забралась к вам в кровать. Скотт озадаченно смотрит на Каннингема, не понимая, откуда ему известны такие подробности. Или это всего лишь догадка? — Я ни с кем не занимался сексом уже пять лет, — говорит он. — Речь идет не об этом. Я спросил вас, правда ли, что Лейла Мюллер разделась и запрыгнула к вам в постель. Скотт вздыхает. Ему некого винить в том, что он оказался в подобной ситуации, кроме самого себя. — Я не понимаю, почему вы придаете этому такое значение. — Ответьте на вопрос. — Нет, лучше вы объясните мне, почему, если взрослая женщина проявляет ко мне внимание, это так важно для вас. Расскажите, зачем нужно публично обсуждать то, чем она занималась, находясь у себя дома, — при том, что сама мисс Мюллер, по всей вероятности, предпочла бы никому об этом не рассказывать. — Значит, вы признаете? — Нет. Я хочу понять, почему для вас так важен ответ на заданный вопрос. Какое отношение имеет то, о чем вы спрашиваете, к авиакатастрофе? Разве это поможет облегчить горе родственников тех, кто погиб? Или все дело в вашем любопытстве? — Я просто пытаюсь выяснить, до какой степени вы лжец. — Думаю, в этом смысле я не лучше и не хуже любого среднего гражданина. Но только когда речь не идет о важных вещах. Я дал самому себе слово не врать в серьезных делах и стараюсь его держать. — В таком случае ответьте на мой вопрос. — Нет, я не стану этого делать, потому что вас это не касается. Я не собираюсь идти у вас на поводу. Мне интересно знать, какое отношение данный вопрос имеет к теме, которую мы обсуждаем. Если вам удастся убедить меня, что моя личная жизнь после авиакатастрофы хоть как-то связана с причинами, вызвавшими крушение самолета, и вы расспрашиваете об этом не потому, что, будучи телестервятником, привыкли бесцеремонно лезть туда, куда не следует, — тогда я с радостью отвечу на любые ваши вопросы. Билл с озадаченным выражением на лице долго молча смотрит на Скотта. А затем запускает магнитофонную запись. Ной Хоули, "Перед падением". Издательство "АСТ".