“Двенадцатая ночь” стала цирковой
А между тем, “Двенадцатая ночь” даёт примерно такой же повод для веселья, как палец, который показывают дураку. В своих “Лекциях о Шекспире” знаменитый англо-американский поэт, обладатель Пулитцеровской премии Уистен Хью Оден писал: “ Двенадцатая ночь — одна из неприятных пьес Шекспира. Это не комедия для школьников, вопреки бытующему мнению. Большинство персонажей недостаточно индивидуальны, чтобы обладать комической глубиной, и в пору создания пьесы Шекспир, похоже, совсем не был склонен к веселью. Кажется, особенно когда читаешь песни, что "веселье" в "Двенадцатой ночи" присутствует разве что в кавычках ”. Так о чём же эта пьеса и почему именно сейчас наступило время для её постановки и тщательного разбора и осмысления? Действие пьесы приходится на последнюю ночь святок. Или снится? Или видится? О чём хочет предупредить зрителя автор накануне дня строгого поста перед Крещением? “Двенадцатая ночь” не только одно из самых сложных для понимания произведений классика. Это ещё одна из самых мрачных пьес Шекспира — не потому, что она бичует пороки, но потому, что в ней практически всё темно. Не зря же автор даже не решился дать месту действия какое-то реальное название, а создал вымышленную страну, своего рода Зазеркалье, где настолько попраны все основы христианской и человеческой морали, что для любой европейской страны подобное сравнение могло бы выглядеть, как глубочайшее оскорбление. Стоит вспомнить и о второй половине названия произведения, которое звучит, как “Чего угодно?” или, более привычное нашему уху — любой каприз за ваши деньги. Фото: Дмитрий Лихачев Время действия в пьесе — ночь. То есть та пора суток, когда все персонажи вынуждены действовать либо при неверном искусственном освещении, либо в полных потёмках. Может быть именно поэтому в “Двенадцатой ночи” нет ни одного положительного героя. Да, собственно о героях-то речь и вовсе не идёт. В этот час Иллирию населяют скорее тени, а не реальные люди. Точнее та вторая половина человеческого я, которая в обычной жизни скрыта от глаз, как обратная сторона Луны. Это отражение материального аспекта мира, подталкивающего индивидуума на определённые поступки, которые найдут в дальнейшем своё продолжение у Андерсена и которые только воображают себя настоящими людьми до той поры, пока не взойдёт Солнце и странствующие по Вселенной Души не вернутся в свою земную оболочку. Их мир перевёрнут и гораздо более сродни не театру, а цирку, на арене которого стоять на голове более нормально, чем на ногах. При этом, оговорюсь сразу — цирку, но не балагану. Фото: Дмитрий Лихачев Одной из самых неудачных, на мой взгляд, получилась первая сцена спектакля. Скорее всего, режиссёр рассчитывал больше на внешний эффект, который достигается с помощью костюма, загаженного голубями, виселицы, служанок, почему-то изображающих воющих псов… В результате, завязка оказалась скорее отвлекающей внимание на детали, чем заставляющей погрузиться в саму пьесу. А между тем, именно в первой сцене даётся очень яркая характеристика герцога, как одной из центральных фигур. Чего только стоит одно его рассуждение якобы о любви к Оливии, которую он определяет как желания. Герцог скучает, ищет себе забавы и не прочь пуститься в любое будоражащее кровь приключение. Фото: Дмитрий Лихачев По сути, ему практически всё равно, кто будет той дичью, которая повлечёт его за собой. Ведь он уже заранее убеждён, что, как только его желание исполнится, следом немедленно наступит охлаждение. И именно с этой первой сцены понимаешь, что перед нами — эгоист, настроенный только на собственную волну и вряд ли способный к серьёзному глубокому чувству. Однако понять это сразу довольно трудно: атрибутика, рассчитанная на эпатаж, ничего кроме эпатажа не вызывает. Начинаешь удивляться, недоумевать, возмущаться или восторгаться — всё,что угодно, кроме самого главного. Потому что фигура герцога, которого играет Андрей Барило, исчезает в этом антураже, как бы растворяется в нём. В интервью, которые актёры давали по поводу этого спектакля, звучали слова о том, что костюмы Евгении Панфиловой и декорации Мариюса Яцовскиса настраивали исполнителей на определённый лад. И вот этот лад, к сожалению, сподвигал их скорее на бесконечный каламбур, который затягивался до состояния демьяновой ухи. Собственно, и сам режиссёр не скрывает, что ему хотелось создать этакий конфитюр из нравов различных эпох, сдобренный народным юмором и любовью. О любви вообще разговор особый. Он пойдёт ниже. Фото: Дмитрий Лихачев Впечатление закадровости происходящего усиливается полным отсутствием каких-либо временных рамок. Этот приём сейчас широко используется многими режиссёрами. В спектакле же отсутствие дат и показаний часовых стрелок эффектно дополняется декорациями, воспроизводящими призрачный мир во всём его маскировочном великолепии. Здесь смешано всё — мрачные сооружения Средневековья, сквозь камни которых пробиваются розовые кусты тайных обществ вперемешку с цирковой атрибутикой, песни из репертуара битлов, бесцеремонные зеваки, торопящиеся запечатлеть в своих телефонах чужое несчастье. Музыкальные темы Фаустаса Латенаса звучат мистически, создавая то лирический, то комический настрой. Фото: Дмитрий Лихачев Это мир, в котором успешно действуют сильные женщины. Что же касается мужчин, то они весьма богаты, страдают меланхолией и ведут праздный образ жизни, изнывая от скуки. Их желания, по сравнению с женскими, более расплывчаты и скорее сродни капризам, чем страсти, способной сметать со своего пути любые преграды. Так, якобы влюблённый герцог Орсино без колебаний поручает миссию посланника любви юному слуге Цезарио, ни на секунду не задумываясь о возможных последствиях. Потом с такой же лёгкостью меняет одну возлюбленную на другую. А Себастиан (Сергей Беляев), брат Виолы, без колебаний принимает предложение графини Оливии (Лиана Ермакова) жениться на ней едва ли после трёхминутного знакомства. Невольно создаётся впечатление, что герои либо авантюристы, склонные к романтизму, либо законченные идиоты, либо послушные роботы. Фото: Дмитрий Лихачев Всё общество, проявленное в “Двенадцатой ночи” действует на грани пристойности. Одни персонажи открыто гонятся за выгодой, другие жаждут развлечений. В результате проигравших нет, как, впрочем, нет и победителей. Зато есть игра, в которой каждый делает ставки. Есть место, куда приехал цирк. Внезапно, с некоторым привкусом ужаса осознаёшь, что все героини не просто добиваются поставленной цели, но выступают в роли настоящих манипуляторов, главная игровая карта которых не любовь, а деньги, с помощью которых решаются практически все вопросы. Что единственная цель любовного приключения — есть само приключение, которое должно увенчаться победным маршем Мендельсона и получением намеченной жертвы в постоянное пользование. Дамы искренне убеждены, что самый короткий путь к сердцу человека лежит через кошелёк. Что только деньги составляют главную гарантию стопроцентного успеха. С их помощью Виола (Елена Ташаева) приобрела возможность быть представленной герцогу Орсино в качестве мальчика Цезарио. В свою очередь влюблённая в Цезарио Оливия прикидывает в уме “каким подарком” добиться его благосклонности, ведь “молодость купить бывает легче, чем выпросить”. Когда же дело доходит до истинных чувств, то ни один из персонажей оказывается к ним не готов. Фото: Дмитрий Лихачев В обществе, где всё привыкли измерять денежными купюрами, просто нет места тем неудобствам, которые способны вызывать чувства и эмоции. В этой связи довольно любопытно выглядит решение фигуры герцога режиссёром Павлом Сафоновым, который пытается показать пустоту персонажа при помощи довольно странной на первый взгляд сцены. Сцены, когда Орсино в порыве, видимо, внезапно вспыхнувших чувств, как-то уж не совсем по-дружески дарит Цезарио поцелуем. Затрудняюсь утверждать, что именно вкладывал режиссёр в эту сцену, но мне показалось, что это намёк на возможность ещё одного приключения, которое внезапно возникло в мозгу правителя. Ведь чем только не займёшься, чтобы развлечься? На этом месте так и хочется завопить — люди, где вы увидели любовь? Где вы её рассмотрели? Где наивность чувств? Где теплота и сердечность? Где детский восторг? Холодные и рассудительные, гордые и бессердечные герои совершенно не изменяются внутренне к концу пьесы, а только успокаиваются, наконец добившись своего. Фото: Дмитрий Лихачев Отдельно стоящей фигурой представляется Шут, которого блестяще играет Олег Кассин. Правда, его трудно сравнить с Шутом, например, из “Короля Лира”, который, даже закованный в колодки, продолжает говорить своему правителю правду. Здесь Фест скорее подыгрывает разворачивающейся перед ним комедии и с охотой сам становится её участником, нежели пытается достучаться до холодных сердец. Кажется, самое забавное в “Двенадцатой ночи” — это фигура управляющего Мальволио (Михаил Владимиров). Его заносчивость, спесивость, желание возвыситься за счёт унижения других столь активны, что заставляют других героев сплотиться, чтобы выставить его на смех. Тем не менее, это посмешище довольно жестоко. И в результате его фигура вызывает скорее сочувствие, хотя и без симпатии, но зато резко опускает всех его гонителей, торопящихся поплясать на костях поверженного противника. А если учесть, что главный идеолог этой “милой шутки” — служанка Мария (Светлана Малюкова) — отнюдь не бескорыстна, а добивается таким образом брака с сэром Тоби (Игорь Лагутин), дядей госпожи, то и здесь любовь этой пары не вызывает слёз умиления, как и детской радости. Фото: Дмитрий Лихачев Итак, что угодно? Зрелища? Пожалуйте. Приключений? Вперёд. Любви-с? И это за нами не заржавеет. Так, или примерно так, выглядит пьеса. После того, как я послушала интервью с режиссёром, мне показалось, что многие, бьющие не в бровь, а в глаз вещи получились у него практически непроизвольно. Впрочем, может быть только показалось… Тем не менее, спектакль заставляет задуматься о том, как страшен мир, в котором мы сегодня существуем, где многие по-настоящему циничные и подлые вещи с позиции нашей просвещённости вызывают смех, а не ужас и отвращение. Поэтому так полезно иногда посмотреть на себя со стороны.
