Поколение: 1990-е в рассказах очевидцев

Сетевое издание m24.ru запустило проект "Поколение". Вы узнаете историю пяти десятителий – от 60-х прошлого века до нынешних "нулевых" – через рассказы участников событий. В прошлый раз мы рассказали о молодых людях 80-х, которые носили итальянские джинсы и чешские кроссовки, а также не скрывали слез, когда улетал олимпийский мишка. В этом материале речь пойдет о подростках 90-х, которые подключались к интернету через модем, смотрели безумные программы по ТВ и разучивали танец Траволты и Турман из "Криминального чтива". С представителями пяти поколений пяти десятилетий беседовал обозреватель m24.ru Алексей Певчев. Рассказывает: Илья Зинин В то время: выпускник школы, студент МГТУ им Баумана90-е я встретил школьником, открывшим для себя волшебный мир рок-музыки. Поход на концерты любимых групп был для нас почти ежедневным обязательным ритуалом и даже чем-то вроде вида спорта: будучи абсолютно безденежными подростками, мы везде “вписывались” самыми немыслимыми способами – от попадания в зал через крышу ДК и чердак до убеждения бабушек-билетерш пропустить бесплатно. 90-е – время очень стремительных перемен. И вот уже в их второй половине вчерашние герои (вроде Чижа и "Крематория") стали объектами презрения, а я с головой погрузился во всевозможный "индепендент": от Sonic Youth и NoMeansNo до "Химеры" и "Машнинбэнда". Почти каждую неделю ездил на Горбушку и менялся там с единомышленниками кассетами с редкой и малоизвестной музыкой. Все самые важные концерты проходили в панк-подвале под названием "Клуб имени Джерри Рубина", в культурном центре "Дом" и странных местах вроде сквота Тегина и Епифанцева неподалеку от кинотеатра "Ударник". 90-е – время, когда еще нигде ничего не устаканилось, не появилось пресловутого "формата". У только что упомянутого Владимира Епифанцева на ТВ-6 была совершенно безумная программа "Дрема". На РТР – "Программа А", где могли показать концерт "Гражданской обороны", а в утреннем эфире Первого канала – выступление Tequilajazzz. На радио "Максимум" выходила программа об экстремальной музыке под названием "Учитесь плавать". Ничего похожего в эфире любого крупного СМИ я сейчас даже близко не могу представить. 90-е – это очень много нового, доселе невиданного и неслыханного. И в музыке, и в литературе – от писателя Владимира Сорокина до Чарльза Буковски и Генри Миллера. И, конечно же, интернет – медленный, с модемным доступом, когда открытия каждой странички приходилось ждать несколько минут, а качать одну песню в mp3 – целую ночь. Но это был огромный прорыв, когда недоступная еще вчера информация вдруг оказалась на расстоянии нескольких кликов. 90-е принято демонизировать, якобы это было время злоупотреблений и вседозволенности, я слышу очень много воспоминаний из разряда "если ты помнишь 90-е – ты в них не жил". Но ведь в воздухе витали и совсем другие идеи! Я, например, слушал хардкор-панк, в какой-то момент проникся их идеями straight edge, на пять лет отказался от алкоголя и стал вегетарианцем. Рассказывает: Ирина Седова В то время: выпускница школы, студентка МГУМои 90-е – это ДК Горбунова с рок-концертами и фирмой грамзаписи FeeLee в левом крыле, с музыкальным рынком по утрам, куда многие приезжали просто потусоваться и поглазеть. Это время, когда кассеты сменились дисками, а пейджеры – мобильными телефонами. Это появление в Москве первых клубов: в старых кинотеатрах на окраинах и со строгим фейс-контролем в центре. Появление настоящего рок-клуба Sexton на Соколе, который открыли "Ночные волки" (тогда они еще катались под анархическими флагами). Пару раз ради интереса я сходила на ночной рэйв, но поняла, что визг неотстроенных гитар мне милее. Еще мои 90-е это – спектакль "Лысый брюнет" в театре Станиславского с Петром Мамоновым в главной роли. Лично я ходила на него раз пять. И, конечно, радиопередача "Учитесь плавать" на радио Maximum, которую по четвергам вел Александр Ф.Скляр. За час до эфира у входа на Maximum собирались ребята, которые приносили ему диски на прослушивание. Он выходил, все общались и разъезжались к своим радиоприемникам. На следующий день все уважающие себя неформалы обязательно обсуждали новинки эфира. "Учитесь плавать" превратилось в целое движение с фестивалями и идеологией. Лучшие рок-группы 90-х это как раз "ученички", как называл своих слушателей Скляр: Tequilajazzz, Кирпичи, Zdob si Zdub, Тараканы... Главный иностранный кумир Скляра – Генри Роллинз активно проповедовал отказ от алкоголя и наркотиков. Многие молодые музыканты взяли это на вооружение, но все же вокруг больше было тех, кто проникся романтикой фильмов типа Trainspotting и стал наркоманом... Biz TV превратилось в MTV, а старшая по журфаку Тутта Ларсен научила меня покупать прикольную одежду в детском отделе Карштата в ЦУМе, и в секонд-хэнде в кинотеатре Ленинград. Мы носили смешные шапки, широкие штаны и клетчатые рубашки. В нашей тусовке читали Кастанеду и Маркеса и обязательно умели танцевать как Траволта и Турман в "Криминальном чтиве". В теплое время года вечерами все собирались на Патриках, в холодное – в кафе без вывески на задворках кинотеатра "Пушкинский". Мы называли его "Кока-кола", там работал кто-то из компании, поэтому приходить нужно было после официального закрытия кафе и дверь открывали только своим. Пили много, но было весело. Рассказывает: Ольга Каминка В то время: выпускница школыЯ закончила школу при Посольстве СССР в ЧССР в 89-м и вернулась в Совок. По-другому тогда страну никто и не называл. Мы были русские и жили в Совке. C нами в Совке жили украинцы, белорусы, узбеки и куча других национальностей. Никаких россиян и в помине не было. То, что я вернулась из-за границы, было предметом нездорового любопытства, даже некоторого поклонения. Я была слишком модная и обладала неким сокровенным знанием. Видимо, поэтому я легко вошла в богемную тусовку, где народ с изумлением узнавал, что я ничего не читала и не смотрела из того, что было принято среди московской интеллигенции. И ни разу в жизни не слушала Наутилуса, Цоя и Звуки Му. Тогда я накинулась на музыку. Дома у нас непрерывно звучала "Гражданская оборона", а мои интеллигентные родители, поклонники Аманды Лир, выходили из себя и утверждали, что это – музыка тех, кто "ссыт в подъездах". А подъезды и правда были прилично загажены. Развал продолжался, люди стали ездить в Польшу с командирскими часами, утюгами и прочей передовой электротехникой. Челноки продавали все это за копейки, привозя оттуда джинсы и кроссовки. Это был единственный способ тогда хоть что-то заработать. "Утюжка" на Арбате изживала себя. Валюта перестала быть достоянием валютных проституток. Теперь на Арбате тусовались художники, музыканты и танцоры брейк-данса, которые крутились на картонках из-под холодильников. Мажоров недолюбливали. Мой заграничный прикид был недостаточно альтернативен. Я стала одеваться на Тишинке. Тишинский рынок был обычной барахолкой, разросшейся вокруг крытых продуктовых рядов с квашеной капустой. Здесь стояли обнищавшие пенсионеры и пропойцы, вынося из дома все ради лишних трех рублей. Однажды я видела там шелковую красную рубаху в пятнах крови. Здесь я купила себе приталеное зеленое пальто с каракулевым воротником, пару саквояжей и весь остальной арсенал ретро-фрика. Здесь же, через пару лет, я загнала свое платье с выпускного и все свои фирменные шмотки из Чехии. К тому моменту я была уже не одна из новой плеяды торговцев. Рынок начал преображаться. По дороге на Тишинку была традиция – заходить в "Рога" – маленькое кафе в подвальчике. Там варили кофе в турках на песке. И наливали коньяк. Песочные колечки шли на закуску. Художники, модельеры, критики тут обсуждали вопросы искусства. Были и другие кафе по интересам – для панков, для хиппи, для мажоров. Художественная жизнь закипала в полную мощь. То там, то сям устраивали показы авангардной моды и выставки в полуразрушенных зданиях, концерты на кастрюлях и спектакли голышом, снимали дичайшее кино на 16 мм пленку. Все это было абсолютно диким, свежим, наивным. Сейчас делать такое искусство неприлично даже для панков. Рассказывает: Сергей Верейкин В то время: Студент МГИМО Начало 90-х для меня связано с титаническими изменениями в окружающем мире. И я не про распад СССР. Во-первых, в 1992 году у нас дома впервые появился цветной телевизор (советский "Рубин") и видеомагнитофон (в компромиссном варианте "пишущего плеера") . А в появившихся вокруг многочисленных ларьках стали торговать видеокассетами – на продажу и на прокат. Вскоре я стал смотреть минимум один фильм в день. А если вставал в шесть утра, то и еще один дополнительно. Дома стремительно росла гора видеокассет, в которой "Крестный отец" и "Однажды в Америке" соседствовали с "Немезидой-2" и "Американским ниндзя". Через полгода я уже знал, что Скорсезе – это хорошо, а Альберт Пьюн – не очень. Что за хорошей "лазерной копией" нужно было ехать к дяде Мише в киоск "Союзпечать" на углу Нового Арбата и Новинского бульвара, а за новинками – к Володе, торгующему для конспирации проездными билетами в переходе на проспекте Вернадского (я трижды переписывал у этого Володи "Нечто" Карпентера, потому что он все время подсовывал мне кассету с дефектом). Вторым фактором, определившим мое сознание и вкус, стали книжные развалы. Наследники самой читающей страны стремительно избавлялись от домашних библиотек. Все это теперь можно было купить, если были бы деньги. Плюс пираты мгновенно заполнили прилавки репринтами, так что в моих книжных шкафах стало появляться все то, о чем в восьмидесятые меня приучили мечтать родители. Одно собрание сочинений в месяц – больше я не мог себе позволить. Самым желанным было почему-то полное собрание сочинений Г. Р. Хаггарда, которое стоило каких-то немыслимых денег. Купить его я смог только в 2000-е. Наконец, еще одним знаковым событием тех лет для меня стал выход альбома Unplugged Эрика Клэптона. После этого я понял, что правильная музыка – это только англоязычная и с блюзовыми корнями. Когда я не слонялся по книжным развалам и не смотрел кино, то часами зависал в магазине "Мелодия" на Новом Арбате перед списками альбомов, которые там можно под заказ записать на кассету с компакт-диска. Запись стоила недешево, особенно если использовать правильные феррохромные кассеты. Поэтому я пользовался альтернативой продукцией польских пиратов, наводнивших московские ларьки "фирменными" кассетами с классикой рока, блюза, джаза и кантри.