Тихое имя из безлюдного города

Забытый ленинградский художник 1920-1930-х годов получил выставку Выставка графика В Библиотеке книжной графики, филиале тишайшей и достойнейшей межрайонной библиотеки им. М. Ю. Лермонтова в Санкт-Петербурге до 10 февраля открыта важная выставка. Графика ленинградского художника 1920-1930-х годов Юрия Сырнева чрезвычайно редко удостаивается пристального внимания. Рассказывает КИРА ДОЛИНИНА. Юрий Аркадьевич Сырнев родился 30 мая 1905 года в Казани. Детство и юность провел в Таллине (Ревеле). В 1923 году приехал в Ленинград. Первая и последняя персональная выставка художника прошла в 1940 году в Ленинградском союзе советских художников. В начале 1942-го ушел добровольцем на фронт. Погиб в бою на Конотопском направлении 11 сентября 1943 года. Эти анкетные данные, конечно, рассказывают мало -- ничего о том, как он был красив, как любил классическую музыку, которой занимался всерьез, как мог бы спокойно отсидеться в военных художественных бригадах (он еще до войны работал по заказам Ленинградского военного округа), но предпочел пойти на фронт и стать снайпером. Но нам эти факты важны не столько ради исторической точности дат, сколько для представления о краткости полета и его географии. Сырнев был живописцем по призванию, пейзажистом по способу восприятия мира и графиком по специальности. Не самое тривиальное это сочетание делает его выставку зрелищем особенным. Два зала. Двадцатые-тридцатые годы. Самые ранние работы на выставке -- около 1925-го. Самые поздние -- 1938-1939 годов. Косые домишки Вятки, маленькие парусные лодочки, дымящие на реке баркасы, таллинское взморье, черный воронок на ленинградской, но такой провинциальной улице, шлагбаумы, рельсы, вагоны и пустота. Поразительное безлюдье этого мира, лишь черные тени вместо прохожих, сродни пейзажам фильмов Алексея Германа. Только в кино это художественное воспоминание, а тут -- художественное же свидетельство. Этот мир не нуждается в людях как действующих лицах, люди спрятаны (упрятаны) в дома, трамваи, поезда, пустота говорит лучше присутствия. Отдельным пунктом стоит книжная иллюстрация. Ученик Конашевича и Шиллинговского, с 1930 года Сырнев работал в детском отделе Госиздата у великого и ужасного Владимира Лебедева . В 1938-1941 годах -- в Экспериментальной полиграфической мастерской в ЛОССХе. Звездой лебедевской команды он не стал, его дар вообще не из разряда звездных, но несколько книг, сделанных им в эти годы, отличный пример работы этой школы. Лихая и яркая иллюстрация и обложка к книге Александра Введенского "Коля Кочин" (1930), черно-белый политический триллер к повести Люка Дитриха "Через границу" (1932), лирическое повествование у рассказов Юрия Владимирова "На яхте" (1930), много раз переиздававшееся и ставшее классическим причудливое, как главный герой, издание "Барона Мюнхгаузена" (1934) с иллюстрациями Доре и обложкой Сырнева. Искусствоведы имя Юрия Сырнева знают, но оно живет где-то на задворках памяти -- так, один из ленинградского "Круга художников". Что совершенно справедливо. Но тут есть одна загвоздка: в расхожем представлении период 1920-1930-х годов -- это либо задушенный на глазах авангард, которому почет и уважение, либо начинающий поедать все на свете соцреализм, которому до последнего времени полагалось постоять где-нибудь в сторонке. "Круг художников" в этом смысле ни то ни се, вроде и бунтарей они сторонились, но и совсем уж в литературно-центрическое передвижничество не впадали, несли в себе огромный заряд здоровой французскости. Как общество просуществовали недолго (с 1926-го по 1932-й, шесть лет на все про все), самые громкие имена отвалились по дороге (Александр Самохвалов прежде всего), в учебники большинство круговцев вошло под пустоватым именем "ленинградская школа". Однако этот культурный пласт достаточно велик и чрезвычайно многогранен, чтобы вот так просто всех смести в одну миску. Тут и Алиса Порет, и Александр Русаков, и Николай Тырса, Николай Лапшин, Георгий Траугот и многие-многие другие. Очень разные и очень много способные рассказать о времени и о себе. Последние десятилетия коллекционеры, историки и галеристы этим занялись. В первую очередь Ильдар Галеев и Роман Бабичев, которые обладают солидными коллекциями "ленинградской школы". Питерская Библиотека книжной графики сама собирать не может, но регулярно выставляет вещи из частных коллекций и книги из своих фондов. Занимаются этим и сотрудники Русского музея. Выставка Сырнева в этом ряду -- новый этап. Редкое имя, отлично подобранные вещи, очень ярко прочерченный ими тип художника: грустного хранителя собственных миров, которые прекрасны именно тем, что живы в его памяти. Поверить сложно -- но почти все пейзажи Сырнева написаны не с натуры, а в мастерской, более того, многие сделаны по памяти -- как таллинские виды эстонского детства художника. Тут нет стилизации и внутренней борьбы идеального образца и собственной реальности (как у ближайшего друга Сырнева Павла Басманова, чье недолгое малевичианство много десятилетий приходилось скрывать за вроде бы реалистическими образами). Очень цельное искусство цельного человека, 1937-й он в этой своей пустынности перескочил, а до 1949-го не дожил. Может, и повезло. Так писать было бы уже невозможно, пустота места осталась, воздуха уже не хватило бы.