«Представитель эксплуататорского класса» и другие меценаты
31 января, исполняется 152 года со дня рождения Алексея Бахрушина — знаменитого русского купца, мецената, собирателя театральной старины. Конечно, дата не круглая, но отличный повод вспомнить этого удивительного человека, благодаря которому в Москве и поныне существует уникальный музей, хранящий старинную коллекцию невероятной ценности.Забавно, конечно, но изначально желание Алексея Александровича передать это богатство городу никакого восторга у чиновников не встретило. Для них подобный дар оборачивался лишь страшной головной болью, так что мецената с его предложением едва не отправили куда подальше: «Мы с третьяковским и солдатенковским собраниями достаточно горя хлебнули. А тут вы еще с вашим! Увольте, Христа ради!..» — был ответ. Как вспоминал сына Бахрушина Юрий, его отец просто впал в отчаяние — возможно ли, чтобы по крохам накопленное им огромное собрание, уже в те времена стоившее колоссальных денег, а то и вовсе бесценное, и предлагаемое государственным учреждениям абсолютно бесплатно, оказалось никому не нужным? Впрочем, история показывает, что, увы, возможно все. К счастью, коллекцией Алексея Бахрушина заинтересовалась Академия наук, и в 1913 году Бахрушин все передал городу. Он возглавлял музей и после революции — случай тоже, в общем-то, исключительный. Вообще меценатство в дореволюционной России было частью культуры и настоящим социальным явлением, исследованием которого занималась не одна мудрая голова. Но правда, очевидно, в том, что каких-то общих, единых и особой идеологией определенных побудительных мотивов благотворительности и меценатства у российских предпринимателей и купцов не существовало. И взрыв меценатства на рубеже XIX–ХХ веков был обусловлен невероятным коктейлем, в котором в разных пропорциях сочетались как альтруизм, так и доля эгоизма, как деловой, разумный и тонкий расчет, так и искреннее почтение к науке и восхищение искусством. Но главное — под влиянием этого коктейля возникло уникальное явление, не знающее, кажется, аналогов в мире. И имена Павла Третьякова, Саввы Мамонтова, Морозовых, Степана Рябушинского, Сергея Щукина, Ивана Забелина и многих, многих других людей вошли в историю, отразились в топонимике и истории города. Увы, в историю вошли не все имена... Революция способствовала исторической амнезии.Скажем, долгие годы никто не вспоминал имя Христофора Леденцова — человека, вклад которого в развитие российской науки был не просто сопоставим, а изрядно превышал знаменитое наследие Альфреда Нобеля. Да и имя Козьмы Солдатенкова (того самого, чье наследство вспоминали недовольные чинуши, общаясь с Бахрушиным) сейчас говорит о чем-то не многим. А ведь, кроме колоссального вещественного вклада в коллекцию Румянцевского музея и его финансовой поддержки, слывший скаредой Козьма Терентьич оставил завещание, в соответствии с которым в Москве построили крупную больницу, где помогали всем, не разбирая роду-племени. Она известна в Москве и сейчас — как Боткинская. Имя замечательного доктора ей присвоили в 1920 году, и как «Солдатенковская» она уже мало кому известна. Впрочем, Козьма Солдатенков вряд ли оскорбился бы, узнав, что больница носит не его имя, — он дружил с Боткиным и явно не стремился к прославлению своего имени в веках... Ну а друг Ивана Цветаева Юрий Нечаев-Мальцов вообще предпочитал оставаться в тени и никак не выпячивал свое имя. Тем не менее именно благодаря его безвозмездно переданным на строительство трем миллионам было окончено здание Музея изящных искусств имени императора Александра III, ныне — Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Имена, имена, имена... Часто — непростые судьбы. Ведь революция ударила даже по Алексею Бахрушину. И хотя некролог на смерть его «на слезе» писал сам Луначарский, непреложный факт: в январе 1929 года Замоскворецкая избирательная комиссия лишила Алексея Александровича избирательного права как «представителя эксплуататорского класса». Бахрушину было настолько горько, что он слег, а через полгода скончался. Хорошо, что память о нем все же сохранена — стараниями работников музея, носящего его имя, в первую очередь. У нас и сегодня есть благотворители и меценаты. И тот же коктейль причин у их душевных движений. Сохранит ли история их имена — покажет время.
