Олег Давыдов: "Важна достоверность каждого заснятого уголка"

— Откуда пришла идея выставки? — Если говорить об абстрактных посылах, то главное, что меня не устраивало в последние годы, — это отсутствие связи в выставочном пространстве между зрителем и тем, что выставляется. Много появилось такого, что никак не цепляет, не отзывается. Никаких крючков ни со стороны работ, ни со стороны зрителя. Эта выставка — с точностью до наоборот. Здесь все выстрадано и выстроено на том, что волнует, у чего есть глубокие корни. Она даже не об актрисах, не о кино — она о связях. — Кино дало вам "крючки"? — Да, период, итальянского неореализма в кино повлиял на творчество многих, во всем мире. Это, знаете, как неразбавленный традиционный напиток — очень цельная вещь. Кроме того, эти картины живут во мне с детства, на бессознательном уровне. Мама забирала меня из садика, мы шли в кино и я проникался магией. Гас свет, голос произносил "Клаудия Кардинале в фильме таком-то"… — Вы цитируете сцены с Софи Лорен, Анной Маньяни, Моникой Беллуччи… Чем так вдохновляют эти актрисы? — Эти дивы не были внешне доступны. Если сейчас красота "мгновенная", цельнокусковая — все как на ладони, — то красота тех женщин была глубокой, многослойной. И, конечно, более скромной. Зрители по два часа ждали, пока центральные персонажи поцелуются. Сейчас же фильм может начинаться с того, что героиня вылезает голая из постели любовника. Не было и того, чем пестрят сейчас все сети — мгновенно вычисляемых поверхностных алгоритмов, которые позволяют ненадолго запомниться в суматохе. Например, тупикового приема follow me. У меня все это давно вызывает внутреннее несогласие. И несогласие заставляло меня спрашивать — а что тогда важно? Я нашел ответ — кино. И отправился на поиск связей между кино и реальностью, между зрителем и искусством, между прошлым и будущим, между Россией и Италией. — В анонсах проект назван ностальгическим… — Конечно, в определенном смысле это ностальгия. И уход от чувства, что настоящее фотографии и кинематографа в чем-то забуксовало. Я считаю, что оборачиваться на лучшее, что было в прошлом, — нормально. По миру сейчас вообще идет некий возврат, ревизия. Люди опять стали снимать на пленку, слушать виниловые пластинки и записи на бобинах, ездить на мотороллерах, потому что им надоели неотличимые друг от друга кроссоверы. Я даже выставку оформил "классически". Черные рамочки, паспарту, а внутри — черно-белые фотографии. И специально взял не антибликовое стекло (на самом деле пластик, но это неважно). Потому что так оформляли раньше. Лишь одну фотографию мы сделали цветной, по новой технологии. Остальное выполнено так, чтобы были видны отражения посетителей. Хотелось ощущения как в старом кинотеатре, где влюбленные целуются, где шуршат пакетами, где кто-то из опоздавших закрывает луч, и на него все шикают. Отражение — это связь. А проблема современного искусства отчасти в том, что ничего ни в чем не отражается. — Вы четко представляли, что будете снимать в Пьяченца? — Да, в общей сложности в проекте было задействовано 13-14 человек, мы очень подробно выстраивали поездку. Однако мы не стремились повторять сцены из фильмов один в один, а пытались передать их атмосферу. Кроме того, мы отказались от нашумевших кадров, — купания в фонтане из "Римских каникул" или кадра оттуда же, когда Одри обнимает красавчика на мотороллере (хотя нам и предоставили целую коллекцию Vespa). Потому что был внутренний камертон, который требовал деликатности. Мы поехали в чужую страну без технических помощников, без привычных возможностей аппаратуры. Но кайф был в том, что попадая в места съемок, мы обнаруживали что-то удивительное. Например, попросили старый ресторан, и для нас такой нашли. Персонал ресторана готовился, все помыл, пригласил каких-то даже посетителей. И вдруг я вышел на задворки. Хозяйка кричит: "Подождите, зачем вам туда, там один мусор!" Но именно там я почувствовал — вот что нужно! Сразу родилась другая идея. Я планировал, что буду фотографировать героиню на фоне посетителей старого кафе. Но тут увидел, будто она из шума сбежала, будто у нее какой-то срыв. И она на задворках ушла в себя. — Сейчас в тренде Паоло Соррентино, работающий с оглядкой на лучшее итальянское кино, и очень трепетно относящийся к каждому кадру. Он на вас повлиял? — К стыду своему, я не знал о нем. Но подход мне, похоже, близок. Ведь, казалось бы, зачем переться через всю Европу, уезжать от семьи, чтобы снять кирпичную стену, которых и в Самаре достаточно? Но это уважение к подлинности кадра — как раз оттуда, от тех титанов неореализма. Я считаю, важна достоверность каждого заснятого уголка. В том же ресторане хозяйка — Жанна, восьмидесятидвухлетняя женщина (и упаси боже ей помочь в обслуживании клиентов). Смотрю — стоит у нее конструкция для открывания бутылок вина, которой лет, наверное, сто пятьдесят. Увидел бы такую на Sotheby`s, не удивился бы цене в 10 тысяч евро — так классно выглядит. Так вот Жанна никогда не пользуется штопором. Она всегда, несмотря на возраст, ходит к этой штуке. И это не просто привычка, а часть ее! Полная противоположность философии производителей "айфонов", призывающих менять старую модель, когда выходит новая. Или снимали мы у госпожи Луизеллы, которую я про себя называл графиней. Напоминала героиню фильма "Спрут". Она — что называется "old money", "старые деньги" — то есть, из людей, не вчера разбогатевших. На меня произвел впечатление ее дом. Облупленная стена чуть ли не с грибком — и дорогие картины XVIII века (я, как музейный человек, сразу узнаю старые работы). И понятно, что это не выпендреж, а просто она не пытается из себя что-то строить, произвести впечатление на каждого вошедшего. Здесь, в Самаре, я никогда не нашел бы такого человека. — Ваше имя связывают с гламурной фотографией, у которой задачи обычно попроще. Этот проект важен для вас возможностью отчасти сменить специализацию? — Я никогда не был многогранен. Я ближе к типу таких людей, как Пикассо — хочется все попробовать. Неинтересно купаться в том, что освоил. Но еще я считаю, что гламурная фотография находится в пробуксовке. Когда я начинал, то приходил в парикмахерскую к Володе Гарусу и взахлеб пролистывал фотки в журналах. Еще и просил забрать с собой с обещанием обязательно вернуть. А теперь уже лет пять как не покупаю журналы совсем — неинтересно. Вижу в них огромное количество фотографов, чей алгоритм мышления неконструктивный. Они не создают нового, а только стараются не делать, как было. Было черным — сделаем белым. Скучно! Или, например, для меня прием заваливания горизонта красив в точной геометрии. Но обычно я вижу, что человек им воспользовался, видимо, из чувства противоречия догматическому принципу. — Почему Аля Алферова подошла на роль героини? — Красота моей модели должна была не быть русской — она должна была быть непререкаемой в любой стране. Нам все удалось! Италия прошла под слово bella, которое произносили при виде Али и парни, и женщины. — Каково было участие в проекте Почетного консула Джангуидо Бреддо? — Без него проекта не было бы так же, как без Али. Я прежде думал — чем же он занимается? Его должность казалась мне какими-то "невероятными приключениями итальянцев в России". Оказалось, это абсолютно реальный человек, которого я очень зауважал. Мы настолько подружились, что даже заложили с ним горгонзолу — скоро дозреют два наших сыра. Я сомневался и в том, куда он нас отправил. Подумывал, не лучше ли было ехать на Сицилию. Но в итоге был обрадован комфортом, с которым мы снимали в Пьяченца. Джангуидо — прекрасный продюсер. Мало того, у нас на месте был, фактически, второй Джангуидо — Миккеле Маффини, который активно работает по линии городов-побратимов в Тольятти (выставка, кстати, туда уедет). Этот человек был с нами от и до. Просто невероятно, насколько серьезно он отнесся к проекту. Всех кругом поднимал! Я сделал распечатки с кадрами из фильмов и говорил ему, что нужна площадь вот такого плана или ферма — он все находил, со всеми договаривался. — Что за ферма? — Полузаброшенный угол на окраине города. Но я зашел и ощутил полное дежавю. Будто сейчас на тракторе выедет Адриано Челентано из "Укрощения строптивого". И тут вдруг снова связь. Когда мы все "отжали" из этой площадки, разговорились с хозяйкой Галей (она когда-то приехала в Италию из Липецка). И она говорит — я шестнадцать лет назад на эту же фигню и попалась, на тот же самый фильм, на ту же сцену. Вот связь между кино и реальностью! Вообще, из фильмов многое переходит в жизнь. Я все время говорю: если вы в сетях, журналах и фильмах постоянно показываете женщин, которые любят богатые машины, все время качают попы и ходят по спа-салонам, — такие они и будут. Если же в кадре будут женщины, которые возятся с детьми, стирают и штопают белье, это тоже станет реальностью. И у меня Аля — гламурная красотка, — занималась всеми этими простыми вещами. Итальянские фильмы без быта не обходятся — вот и у нас было много быта. — Что за история с интервью итальянской газете? — Liberta — очень известное издание уровня LʼHumanité или Tribuna. Всю серьезность нашего проекта я осознал, когда в редакции газеты мне показывали выпуски, в которых печатался Муссолини. Такое издание не стало бы брать интервью потому, что им позвонили и сказали — к вам едет Олег Давыдов, серьезный чел. Просто тема проекта у них вызывает огромное уважение. Журналистка без моих комментариев считала эпизод из фильма "Папа Рома" с Анной Маньяни. Когда речь идет о кино, мы не просто говорим на одном языке — это еще и волнует нас в одинаковой степени. — Все ли удалось в итоге? — Было тяжело. Аля даже надорвалась, и мы лишились последнего дня съемок. Но теперь думаю — мы это сделали! Я вижу на своей выставке десяток первоклассных работ и считаю, что это много. Не жалею о недоснятых кадрах, тем более что проект еще не закрыт.