Глава сети приютов: Не принять означает подписать человеку приговор

Руководитель сети приютов для бездомных рассказал Sobesednik.ru, как люди выживают в 30-градусные морозы. В Москве и Подмосковье свирепствуют морозы. На улицах находят окоченевшие тела. Десятки людей получают обморожения, страдают от переохлаждения, травмируются на гололёде. Большинство из них – бездомные. Об их участи Sobesednik.ru поговорил с основателем и руководителем сети приютов для бездомных людей «Ной» Емельяном Сосинским, который уже 14 лет помогает нуждающимся. – Как бездомные выживают в такие морозы? – У нас поток, естественно, увеличился. У нас получился такой настоящий рождественский вертеп, потому что в том помещении – ферма, которая у нас была под молодняк скота, где были козлята, крольчата, котята, – сейчас живёт уже 40 человек вместе с ними. Мы занимаем все места, чтобы людей принимать, чтобы им не отказывать. Одно из основных наших отличий от других приютов заключается в том, что мы берём только тех, кто хочет отказаться от уличного образа жизни, кто готов не пить и готов трудиться. Тех, кто хочет только пить и ничего не делать, мы не берём. Поток идёт. У нас занято уже всё, что только можно. Сейчас вокруг Москвы существует огромное количество так называемых трудовых домов. У этих организаций совсем другой смысл: часть из них полурабовладельческие, часть из них – социальный бизнес. Все трудоспособные бездомные могут работать подсобником на стройке. Всех их могут разобрать, всех до одного, даже ещё и места останутся. То есть для тех бездомных, что ещё силы не потеряли, вопрос только в том, готовы ли они идти трудиться. Хотя во многих этих трудовых домах даже пить разрешают, лишь бы ты работал и приносил деньги. Проблема с теми, кто физически не может работать – старики, инвалиды, женщины и дети. В московском регионе их берут всего две организации – Центр социальной адаптации «Люблино» и мы. – А как вы их находите, или они находят вас? – Мы их, конечно, не ищем. Что касается стариков, инвалидов, женщин и детей, то нам звонят из полиции, из храмов, из больниц, из социальных служб и говорят: «Возьмите, пожалуйста». Чтобы попасть к нам, человек не только должен быть готов не пить и трудиться, он ещё должен приехать к нам без вшей, иначе всех вокруг заразит. И у нас нет возможностей приезжать за ним и забирать, поэтому службы должны довезти его сами. Если люди действительно за него переживают, они должны сначала свозить его на «прожарку» – в Москве несколько пунктов, где их бесплатно моют и «прожаривают» от вшей. У нас сейчас три места, куда мы берём стариков, инвалидов, женщин и детей. На данный момент мы не отказываем никому, потому что ситуация на улицах критическая и сейчас это [не принять] означает подписать человеку смертный приговор. – Сколько у вас домов? – В общей сложности 14 домов. Один во Владимирской области, а остальные в Москве и Подмосковье. – Сколько в московском регионе бездомных? – Здесь три цифры совершенно разного порядка. Самую маленькую цифру даёт департамент соцзащиты Москвы. По их оценке, бездомных от 6 до 18 тысяч. Следующую цифру дало ГУВД – они сказали, что 40 тысяч. Последнюю цифру дают некоммерческие организации, которые считают бездомных по разработанному питерской «Ночлежкой» методу, – это порядка 100 тысяч. Я думаю, что правильная цифра у ГУВД. И сейчас порядка тысячи трудовых домов в Москве и Московской области, то есть все работоспособные бездомные либо уже разобраны, либо могут быть туда приняты. Все работоспособные могут легко уйти с улицы. Вопрос только о стариках, инвалидах, женщинах и детях. – А есть цифра погибших на улице? – Последний раз массовая гибель бездомных зимой была несколько лет назад. После этого были приняты меры департаментом соцзащиты, была создана вот эта замечательная служба «Социальный патруль», им выделили 30 машин. До тех пор был только один автобус православной службы «Милосердие» – только он бездомных собирал, они могли в нём греться, но их там не так много помещалось. А с тех пор, как появился «Социальный патруль», массовой смертности уже нет. В том году, когда брали тех, кто замёрз, из них две трети оказались вообще не бездомными, а просто местными алкоголиками, которые напились и уснули на улице. То есть смертность имела отношение не к тому, что человек бездомный, а к тому, что он алкоголик. – Как рядовой гражданин может помощь бездомным? Вот мы видим, что человек на улице мёрзнет, – что делать? – Каждый должен определиться, что он считает помощью. Если ты считаешь, что помощь – это главное, чтобы он выжил, тогда надо его на месте накормить, чем-то горячим напоить, укрыть, добиться, чтобы его «скорая помощь» забрала либо «Социальный патруль». То есть всеми путями попытаться сохранить ему жизнь. А если тебе важно, чтобы он менялся, перестал быть бомжом, как это грубо называется, тогда ему нужно говорить: «Вот если хочешь выжить, хочешь жить как люди, то мы можем тебя отправить либо к нам [в «Ной»], либо в другие организации, где человек должен будет жить нормальной жизнью». Сейчас вариантов выжить много, и надо, чтобы люби просто о них знали, чтобы они предлагали это бездомным. Потому что далеко не все бездомные это знают. Я удивляюсь, что до сих пор поступает значительное число тех, кто говорит: «Почему же мы о вас ничего не знали? Почему же о вас нигде нет информации? Почему нет плакатов в городе?» К нам сейчас поступают люди с отрезанными уже после обморожений руками и ногами – и они ничего об этом не знают. Было бы больше информации – можно было бы избежать значительного количество случаев инвалидности, которые уже налицо. Ведь 80% бездомных, по моей статистике, – это люди, которые готовы трудиться и стараться жить нормальной жизнью. Просто многие об этом не знают. Сейчас есть возможности растить и менять тунеядцев. Пожалуйста! Просто надо им об этом говорить и помогать попасть им либо в «скорую», либо в соцзащиту, либо к нам. В Москве такая возможность есть, чего не скажешь об области. Там вообще конь не валялся. На всю Московскую область на данный момент, к сожалению, всего 55 койко-мест для бездомных. И попасть на них практически невозможно, потому что человек должен сначала через суд доказать, что он бывший житель Московской области. То есть он в течение полугода будет судиться, живя непонятно где, чтобы попасть на это место. Такая ситуация не только в Московской области, но и почти во всех областях. Прорыв только в Москве: здесь койко-мест 1200, из них 400 – это просто ночлежный приют, то есть не для москвичей. Целых 400! А во всех областях всего по 30 мест. – Волонтёров у вас хватает? – К сожалению, у нас очень мало волонтёров. Наша организация на 99% состоит из самих бездомных, которые, начиная жить у нас, занимают какие-то должности. Руководители приютов – это бывшие бездомные. Волонтёры – это только соцработники, юрист, врач. Есть те, кто нам что-то жертвует, но их, к сожалению, тоже немного. Нам очень нужна помощь. Сейчас мы планируем переезжать в другое место, потому что нам фактически негде размещать самых тяжёлых инвалидов. Чтобы их перевезти, нам понадобится куча людей с машинами, у нас этого ничего нет. Я уж не говорю о том, что лежащих желательно перевозить на специальных машинах... У нас нет возможности встретить человека и отвезти его, например, к врачу. Волонтёры нужны по всем направлениям. Врачей не хватает, юристов не хватает, лекарств не хватает. Нужны люди, которые будут этим заниматься. Но быть волонтёром довольно-таки сложно. Это не просто что-то разово кому-то сделать – этому надо посвящать значительную часть своего времени. Надо понимать, что чудеса в жизни крайне редко встречаются. Это тяжёлая работа, тем более работа с бездомными. Но она, на мой взгляд, очень важная. Человек, который этим начинает заниматься, полезность этой деятельности для себя чувствует.