Каким ты был, таким ты и остался
«Эпоха», «глыба», «самородок» и даже «Иван Грозный» – вот эпитеты, наиболее часто звучащие в адрес лауреата шести Государственных премий, народного артиста СССР, руководителя «Мосфильма», режиссера Ивана Александровича Пырьева, 115-летие которого отмечается сегодня.Для нас, потомков, Пырьев, видимо, так и останется одной из знаковых, и вместе с тем парадоксальных фигур своего времени. Несколько поколений зрителей выросли на его комедиях, мы, нет-нет, да и с удовольствием пересматриваем их сегодня. Сталин, впечатленный лентой «В шесть часов вечера после войны», распорядился поставить Парад Победы именно так, как его увидел режиссер Пырьев. Признанные мастера экрана - Марлен Хуциев, Никита Михалков, или ушедший из жизни Эльдар Рязанов, неоднократно называли картины Пырьева «шедеврами». Но, вместе с тем, в огород Пырьева особенно с территории кинокритиков нередко летели увесистые булыжники за создание «лубка», «деревенского балагана» и «марионеточного существования человека в мире, который заставлял быть счастливым». Мир заставлял человека быть счастливым... Так ли? Мне думается, что Пырьев очень хорошо знал, что делает, когда снимал свои знаменитые «киносказки», являвшиеся не только явлением, но и велением времени – протеворечивого, драматичного, горестного, и вместе с тем счастливого. Ибо, несмотря ни на что, он было наполнено великими надеждами, наивно устремлено в неопределенно светлое, как рай, будущее, и во имя этого туманного будущего, закрывало глаза на опасный разрыв между грезой и реальностью. Время все расставляет по своим местам. Упреки критиканов разбивались о пырьевское знание жизни. А он хорошо ее знал, поскольку сам родился в глухом Алтайском селе, рано потеряв отца с восьми работал пастухом, и уже в 15 уже служил в царской армии. Он был дважды ранен на фронте, еле выжил после тифа. Был, наконец, награжден Георгиевскими крестами. Разве не мог бы он, заставляя обливаться нас слезами, снимать про это? Конечно, мог бы! Ведь экранизировал же он в последний период своей жизни сложнейшие произведения Достоевского - «Идиот», «Белые ночи» и, наконец, «Братья Карамазовы», да так великолепно, что от них невозможно оторваться по сей день. Думается, что его так называемая «залакированная действительность» - попытка рассказать о том, что было неизмеримо сложнее, чем то, что читается по первому плану. О том, что влюбленные даже в сталинском СССР, целуясь, были просто счастливы и не думали о пытках, происходящих в застенках НКВД. О том, что люди искренне верили во враждебное окружение и в то, что такой свободы, как в СССР, больше нет нигде. Поэтому и энтузиазм зашкаливал, и пятилетки завершались в четыре года, и стройки грандиозные поражали воображение, заставляя чувствовать общую причастность к большому и хорошему делу. Этим духом пропитаны все фильмы Пырьева. Поэтому-то мы и можем сотни раз пересматривать сцены, где герой Владимира Дружникова плывет на барже по великой Сибирской реке на новое строительство бумажного комбината, играя изувеченной войной рукой на подаренной гармошке. Или испытывать необъяснимую детскую радость, видя, как красавец Мусаиб-Зельдин с ослепительной улыбкой на залитой солнцем ВДНХ рассказывает свою вологодскую свинарку Глашу Новикову. Да и с песни из этих фильмов мы с удовольствием распеваем на домашних застольях или в туристических походах. И еще одна мысль не дает мне покоя: Пырьев и десятки великолепных художников, создававших советское кино, не могли все скопом просто врать. Может быть, они просто, в отличие от нас, нынешних, никогда не предавали свою искреннюю веру в то, что им грезилось? И оставались сильными, красивыми людьми и неисправимыми романтиками, одновременно? Такими, каким был Иван Александрович Пырьев. Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции газеты "Вечерняя Москва".
