Анатомия любви

Выставка «Не кажется ли тебе, что пришло время любви?» в Московском музее современного искусства (ММСИ) препарирует вечно животрепещущую тему. Худрук проекта «Удел человеческий» Виктор Мизиано и сокуратор нынешней сессии Елена Яичникова собрали экспозицию преимущественно (но не только) из видеоарта, подковав все это подробными текстами и философскими рассуждениями. И если в кадре нежатся Йоко Оно и Джон Леннон или взбалмошные героини голливудских фильмов звонко дают пощечины всем подряд, это тоже неспроста: любовь здесь, можно сказать, с научным тщанием рассматривают и как социальный акт, и даже как политический феномен. «С научным тщанием» начинается с первых же слов выставки — любовь устроители сложносочиненно именуют «важнейшим из человеческих аффектов». Вообще, сама экспозиция становится системой гиперссылок — начиная с того, что заглавие заимствуется из работы американской художницы Шэрон Хайес Everything Else Has Failed! Don't You Think It's Time For Love? («Все рухнуло! Не кажется ли тебе, что пришло время любви?»). В 2007-м посреди Манхэттена Хайес обратилась к безымянному возлюбленному через громкоговоритель, «и ее протест против неразделенной любви переходил в протест против неправедной войны», пишут кураторы, документации действа на выставке, правда, не показывая. Весь «Удел человеческий», общее название которого адресует к книге Ханны Арендт, — тоже своего рода поле гиперссылок: он задуман Виктором Мизиано совместно с Государственным центром современного искусства (еще до того, как Минкульт скандально слил ГЦСИ с РОСИЗО), а также с Московским музеем современного искусства и Еврейским музеем и центром толерантности и сочетает дискуссионный, исследовательский и выставочный форматы. Проект будет разворачиваться на разных площадках. Стартовал «Удел человеческий» в прошлом году выставкой «Избирательное сродство» в ГЦСИ (а общей темой первой сессии стали «Границы человеческого. Человеческое, нечеловеческое, надчеловеческое, иночеловеческое»). Заглавие нынешней второй сессии — «Человек и "Другие". Любовь, дружба, подозрение, отвращение», в рамках которой в музее и показывают время любви. В музейном здании в Ермолаевском переулке четыре выставочных этажа — у выставки четыре раздела. Если двигаться сверху вниз, то это, во-первых, «Любовь холоднее смерти», часть, рассказывающая про обретение себя через это чувство и одновременно про страх утраты. Во-вторых, «Церемониал любви», сопоставляющий любовь с ритуалом и в этом смысле — с общественным устройством. В третьих, «Фрагменты речи влюбленного», где акцент переносится на представления о культурных кодах и, скажем так, традиции влюбляться. И «резюмирует» теперешний показ раздел «Личное есть политическое» — о том, что, влюбляясь, человек меняется, и в этом устроители вслед за некоторыми художниками усматривают политический подтекст любви. Кураторы не боятся (пере)насыщать музейное действо пространными текстами и экспликациями (что сегодня происходит все реже), но привлекательности происходящего — а это вместе с тем еще и зрелищный показ, составленный из работ 23 художников, включая и Йоко Оно, и Энди Уорхола, — это не нарушает. По заснеженному пейзажу медленно и бесконечно удаляются две фигурки — он и она, пока над ними висит такое привычное в конце киносеанса FIN. Гармоничные кадры режиссера Франсуа Трюффо и оператора Дениса Клерваля, живущая в Германии испанская художница Эли Кортиньяс берет из фильма «Сирена с "Миссисипи"» и зацикливает, буквально воплощая и слово «кинокартина», и несколько тревожное, учитывая перипетии сюжета «Сирены...», сочетание пары и того самого FIN (так и озаглавлено произведение). Акварельной гаммы видео — одно из первых, что вы видите в названном по фильму Фассбиндера разделе «Любовь холоднее смерти». Здесь толкуют о том, что «механизм» любви предполагает не только встречу с другим человеком, но и встречу другого в самом себе. И об ощущении ускользающего любимого, ненасытной его нехватки, сопутствующей чувству. Эту двойственность до смешного просто показывает в видео Hate&Love обосновавшийся в Швейцарии грузинский художник Кока Рамишвили. О том, что от любви до ненависти один шаг, с экрана в ускоренном режиме талдычит рот, произносящий два этих слова. Происходит все с помощью «точечного монтажа», как называет это художник, и так, что буквы меняются местами, перемешиваются, но постепенно обретают нужный порядок. До скорого нового сбоя, само собой. Снятая камерой «в лоб» «Ненависть/Любовь» Рамишвили и поэтичная FIN Кортиньяс в каком-то смысле говорят об одном, недаром при входе в зал видишь именно их, хотя и выполненные в противоположных (за исключением зацикливания) стилистиках. От продуманного ансамбля, диалога работ удовольствие получают и сами кураторы, и зрители. В этом же разделе холод любви, сопряженной с утратой, трактуют иначе. Это могут быть размышления об опыте личного прошлого (как в лиричной съемке Йоко Оно с ней и Джоном Ленноном — в «Двух девственниках» и «Апофеозе») и прошлого семейного, связанного с детством (как в видеомонтаже старой, «невоскресимого» времени семейной хроники румына Йона Григореску — работе «Александри»). А могут быть размышления о чьем-то чужом опыте (как в «Бессмертной любви или оде прошлому», объектах и видео греческой художницы Рании Беллу, импульсом к созданию которых стал купленный на блошином рынке дневник неизвестного). Кураторы вертят мотив как кубик Рубика. С рассуждений о парадоксах личного восприятия кураторы переходят к любви как основе социума, устраивая выставочную главку «Церемониал любви» с цитатой из Жана Жене в заголовке. Раз влюбленность невозможна без встречи, а без регулярных встреч не живет любовь, то этот «церемониал» с его периодичностью напомнил кураторам базу общественных отношений. Эпиграфом здесь могла бы стать забавная видеозарисовка ливанского художника Акрама Заатари «Завтра все будет хорошо». В пору высокоскоростного интернета (работа создана в 2010-м) кто-то то ли пародирует на пишущей машинке чат некой пары, то ли пишет обобщенный диалог-сценарий для какой-то пьесы. Квинтэссенцией других проектов становится забота о родственниках. «Мне все равно» чешской художницы Катерины Шеда — целая стена рисунков: после выхода на пенсию ее бабушка впала в хандру, и, чтобы вернуть ей интерес к жизни, Шеда задумала, чтобы она начала рисовать, вспоминая магазин, где проработала долгие годы. Потом эта забота неминуемо переходит в мотив памяти, и та же Шеда, уже после ухода бабушки, сделала проект «Хозяйкина радость», рассказывая о том, как родители сохранили привычную обстановку, вплоть до вечно работающего телевизора, в бабушкиной квартире — помня ее саму и заботясь о ее осиротевшей овчарке. От ритуала, так сказать, в действии фокус выставки перемещается на ритуал как культурную традицию. Вспоминая в экспликации куртуазные рыцарские времена и культ Прекрасной дамы, Виктор Мизиано и Елена Яичникова не без иронии показывают приметы современного проявления чувств. И если в Kiss Энди Уорхола (одном из первых его киноэкспериментов) эфирное время занято страстными поцелуями, то по соседству в этот момент дивы из разных голливудских фильмов могут энергично лупить пощечины в смонтированном из кинолент разного времени видео «Любовь» (автор — австралийская художница Трейси Моффат, монтаж сделан Гэри Хиллбергом). Что ж, юмор добавляет привлекательности любому высказыванию. А еще неподалеку испанка Нурия Гуэль прикрепила к стенке письма из проекта «Гуманитарная помощь», автобиографической истории 2008-2013 годов о том, как, прибыв на Кубу, она оказалась в центре внимания мужчин, пожелавших на ней жениться, чтобы эмигрировать в Европу. После чего художница объявила конкурс на любовное письмо, оценивали которое местные проститутки. «Личное есть политическое» — вообще-то лозунг американских политических активистов 1970-х годов. Если только что речь шла о культурных кодах, пусть порой и граничащих с клише, то в этой части экспозиции — о том, как влюбленность меняет человека. И как порой демонстрация любви напоминает политические жесты. В этом кураторы видят проявление политической стороны чувства. Росписи из проекта итальянки Габриеллы Чианчимино «Неистовая любовь», напоминающие нехитрые городские граффити с рисунками и надписями, заполнили все стены, будто вывернув наизнанку — наружу — внутреннее пространство музея. Главное для Чианчимино, впрочем, в другом: то и дело здесь мелькают растительные мотивы — на самом деле сорняки, самые стойкие растения, рассеивающиеся по планете поверх всех политических барьеров. Их художница сравнивает со стойкостью терпящих невзгоды мигрантов, подкрепив свою идею лозунгом «Стойкие цветы любят сопротивляться, цветы свободы сопротивляются во имя любви». Свои «лозунги» меж всем этим развесил Николай Олейников из группы «Что делать». Это вышитые кооперативом «Швема» на полотенцах и простынях реплики покинутого подругой персонажа (проект «Я вскочил с постели в холодном поту, мне снилось, что восстание невозможно»). Олейников сопоставляет умершую любовь «с невозможностью гражданского действия» на том основании, что любовь с революцией похожи тем, что открывают новую жизнь, и вышитые фразы художник делает похожими почти на транспаранты. Сравнение частного мира с революцией, может, и не самое очевидное, но свою реплику в общий рассказ вносит. Собственно, выставку кураторы, видимо, и задумали как панорамный взгляд на социальную анатомию любви, где есть привычные сюжеты и, с другой стороны, отстраненное над этим размышление, подкрепленное философскими размышлениями и разными цитатами. Главное, что выстроена экспозиция, если вернуться к началу, не только с научным тщанием, но и с изрядной долей самоиронии.