Долгополов: С уходом великого клоуна Попова из цирка ушла целая эпоха

Он всегда появлялся на пороге нашей квартиры только по утрам. Здоровался. Аккуратно вешал на крючок свою неизменную кепку. Не ту, в цветастую клетку, что была известна всей стране, а похожую по фасону. Коридор сразу освещался копной длинных блондинистых, скорее даже соломенных волос, - он и вне цирка оставался в своем светлом клоунском образе. И тут Олег громко спрашивал: "Когда будем завтракать?" или еще короче: "Завтрак готов?". Вообще, он говорил громко. Не стеснялся. Знал себе цену. Понимал, что таких как Олег Попов в мире нет. Не люблю фамильярно называть уважаемых людей, о которых пишу только по имени. Но совершенно честно о том, что отчество нашего доброго знакомого "Константинович", узнал случайно только в цирке, когда к Олегу обратился заглянувший в его гримерку униформист. Кушать подано! И мы всей семьей усаживались с Олегом за раннюю трапезу. Сначала в гостиной, а потом, когда привыкли к званому гостю, то перебрались на кухню. 60-е годы, начало 70-х - особых разносолов не было. Но тогда еще довольно молодой для народного артиста СССР Олег Попов был парнем исключительно простым. Ел все и быстро, а за сахаром лез пальцами в нашу тяжеленную фамильную серебряную сахарницу, каждый раз вслух перечитывая надпись еще с ятями: "Прадеды наши кушали просто, да жили на свете лет до ста". И повторял моему отцу, влюбленному в цирк журналисту: "А, ведь правда, а, Михаил Николаевич? И нам бы так. Вот в чем смысл". Потом оказалось, что мы в некотором смысле соседи. Ехали как-то к нам на любимую дачу в Перхушково, и Олег вдруг попросил остановиться в Одинцово: "Здесь недалеко я родился". Тоже сближает. А за столом говорили бесконечно долго и всегда только о цирке. Кто какой номер готовит, кого послали - не послали на гастроли "туда", у кого что получается или не получается на манеже. И особенно часто о пристрастиях циркового руководства. Как я понимаю, Олег был уверен, что наверху его не любили. По-моему, было у него врожденное недоверие к начальству, всегда делился некими подозрениями, мол, не пускают, зажимают. Но это уж вряд ли. Потому что когда наш советский цирк отправился на долгие гастроли по Западной Европе, из всей плеяды великолепных в ту пору коверных выбрали именно Олега. И он сделал себе настоящее мировое имя, перешагнувшее через частично зашторенные железным занавесом границы. Цирковые вообще любят (раньше любили) поболтать. Нет, не сплетни, а разговор цирковых фанатиков. А среди них были и генералы, и театральные знаменитости, и миллионы зрителей, которые часами выстаивали очереди, чтобы попасть в цирк. Преставления шли каждый день, но народ валил валом, и по воскресеньям давали аж три представления. И даже такие как я знали, что по праздникам-выходным на Цветной лучше не ходить - там дают не то. И Олег возмущался: "Наши халтурят. Иногда по два трюка выбрасывают. Думают незаметно. Лентяи, профессию позорят". Трудоголик в огромной кепке Ему было искренне обидно. Он-то никогда себе такого не позволял. Вот кто был трудягой. Отец Олега то ли что-то украл, то ли, выпив, нахулиганил. Есть еще версия: был часовых дел мастером, изготовил часы для тов. Сталина, но они быстро сломались, остановились. Спрашивать у Попова о плохом, у нас в семье не решались. Короче, Константина Попова посадили, и пришлось Олегу где-то лет в 13-14, еще во время войны идти подмастерьем на полиграфический комбинат "Правда", где печатались в ту пору множество газет. Тяжело было. Какая учеба. А он вместе с ребятами-слесарями записался в секцию акробатики в теперь кажущемся крошечном, а в послевоенные годы гремевшим Дворце спорта "Крылья Советов" на Ленинградке, в двух шагах от "Правды". Там и познакомился с парнями из циркового училища, которые пригласили его заглянуть к ним, на соседнюю улицу. Да, в те дальние времена все было близко, Олег заглянул. И стал "цирковым". Никаких генов и благородного наследства. Все своим трудом. Начинал эквилибристом, ибо природное чувство баланса было развито чрезвычайно. Потом "работал" (опять цирковое выражение) на свободной - то бишь не натянутой, проволоке, что еще труднее, чем на натянутом канате. А потом в начале 1950-х в нашем цирке появился новый коверный. Подготовил классыне номера. Вдруг у него переставал удаваться номер на не натянутой проволоке. Даже режиссеры советовали: "Не мучься, выброси труднейший трюк, потом само вернется, придет". А он десятки часов репетировал, падал, мучался, и трюк вернулся. Но не сам собой. В цирке ничего само собой не бывает. Помните, когда он выходил на арену поваром и жонглировал разнообразнейшими предметами, что считается в цирковой иерархии особенно трудным. Однажды прямо на нашей кухне принялся одной рукой жонглировать ждущими превращения в яичницу яйцами, перепугав домработницу Клаву, выстоявшую за ними в "Елисеевском". Клава зря волновалась: Олег не разбил ни единого. Любил спрашивать, какой из всех его номеров больше нравится. Я честно отвечал - "солнышко". Попов выходил один на здоровенный манеж и пытался поймать лучик уходившего от него солнца. Тот убегал, прятался, а в конце концов Попов его все таки ловил, трогательно "завертывал" в пиджак и под гром аплодисментов уносил за кулисы. Уж не знаю, понимал это Олег или как людям от Бога талантливым просто делал задуманное, но в этой сценке многим виделось нечто иносказательное, скрытое. Подумайте - пик строительства социализма Вечная погоня за счастьем - солнцем, которое все время ускользает, уворачивается, не дает к себе прикоснуться. Вот он передо мной -бывший слесарь или кто-то еще в этом роде, который совершает таинство, непосильное и для великого французского мима Марселя Марсо. Мне кажется, что за эти минутки пробегает столько воспоминаний. Ведь Олег Попов не играет - он показывает жизнь. Каждый из нас гонялся за этим солнечным лучиком. Поймали его - единицы. Олег - поймал. И дело не в том, что академиев он не кончал. Не нужны ему были эти академии, как не требовались они практически всем гениальным людям. Чему его могли там обучить? Он передавал малейшие оттенки чувств с неимоверной достоверностью. И даже выдуманные, срежиссированные ситуации в его интерпретации выглядят абсолютно естетственно. В этом и отличие человека отмеченного искрою от труболюбивого ремесленника Слухи и сплетни В цирковой среде конкуренция еще пожестче, чем в балете. Нет в цирке не делают друг друга "физических" подлянок, типа подрезания натянутого троса. Но лидерство захватывается очень тяжело, и, если и отдается, то с настоящим боем. Дружба между представителями одних и тех же цирковых профессий - случай редкий. Иногда распускались слухи: жонглер слегка склеивает предметы, чтобы они прилипали друг к другу. Или канатоходец на туго натянутой проволоке отваживается на рискованное сальто только когда в цирк приходит начальство. Или вдруг приставало к кому-нибудь прозвище "запойник". Я сам слышал, как народный артист Карандаш (Михаил Николаевич Румянцев) орал на подыгрывавших ему в репризах: уволю, разгоню… Вот и Олег не воспринимал некоторых представителей своего жанра. Не сложилось с Юрием Никулиным. Слишком разные они были люди. И когда того назначили директором цирка на Цветном, для Олега Попова это был большущий удар. Вообще в стране наступило тяжелое время. Перестройка, инфляция, неопределенность. Наш лучший в мире советский цирк перестал быть и советским, и лучшим в мире. Далеко небедный народ, как и Попов, потерял годами честно накопленное. И Олег Попов на 25 лет уехал в Германию. Как ему там жилось - видел только по документальным фильмам, которые все и без меня смотрели. Мне же с Олегом Поповым довелось встретиться потом только два раза. В первый раз он спросил меня, где похоронен отец и существует ли еще его любимая сахарница с надписью о людях "живших лет до ста". Я его разочаровал. К тому времени сахарница каким-то образом покинула наш дом. Так мечтают умереть многие Смерть во время гастролей в 86 лет. Умереть именно так, спокойно, мгновенно и без боли мечтают многие. Добраться до рубежа старости, не ощутив ее - что может быть лучше?

Долгополов: С уходом великого клоуна Попова из цирка ушла целая эпоха
© Российская Газета