В поисках Утёвской. Самарский писатель рассказал о безруком художнике
Самарский писатель Александр Малиновский, ещё подростком услышав о своём земляке от деда, всю свою жизнь посвятил поиску работ утёвского иконописца. Благодаря Малиновскому имя нашего земляка вошло в первую послереволюционную Православную энциклопедию. О своём творчестве, о литературе и, конечно, о своём необычном герое Александр Малиновский рассказал в беседе с корреспондентом «АиФ в Самаре». Нет креста - нет храма АиФ-Самара: Александр Станиславович, если бы не вы, так и канула бы в Лету уникальная страница истории Самарской губернии. С чего всё началось? Александр Малиновский: Началось с рассказов о Журавлёве моего деда Ивана Дмитриевича Рябцева. Дед застал его живым. Мне тогда было 12 лет, и эти рассказы поразили меня. Я понимал, каким мужественным был этот человек, который не милостыню под забором просил, а работал, творил. Изначально я искал сведения о Журавлёве не для книги. Мне важно было собрать факты, пока они не распылились, не исчезли, поговорить со свидетелями, пока те живы. Начал я свои поиски ещё в 60-е гг., будучи студентом. Окружающие на меня смотрели с опаской - это было время воинствующего атеизма. Даже если иконы и хранились в музеях, то их прятали глубоко в запасниках. Рассказ второго после деда человека, который видел Григория Журавлева, я записал на магнитофон. Тогда же мне удалось обнаружить и единственную фотографию Журавлёва, на которой художник снят со своим братом, и его икону «Млекопитательница». Толчком же для написания книги послужила такая история. В середине 80-х гг., когда очередной раз я приехал в Утёвку, вдруг увидел, что храм Святой Троицы, в строительстве и оформлении которого принимал участие Журавлёв, стоит без креста. Оказалось, местные жители просили власти открыть храм, а те, напротив, своротили крест - нет креста, стало быть, и храма нет. Местные атеисты, наверное, думали, что всё затихнет. Чтобы остановить дальнейшее разрушение храма и обратить внимание общественности на эту ситуацию, я написал книгу, которая вышла под названием «На пепелище». И люди своими силами начали восстанавливать храм. Под впечатлением той радости от изменений, которые пришли в нашу жизнь, я выпустил второе издание книги под названием «Радостная встреча». Предчувствие трагедии - Продолжаете ли вы поиски икон Журавлёва? - Поиск каждой иконы - своего рода расследование, основанное на встречах с разными людьми, с работой в архивах. Порой кажется, что находки случайные, но я чувствую - божий промысел меня ведёт. Так, два года назад я решил написать книгу о самарском губернаторе Александре Свербееве (конец XIX в.). Работая в российском архиве литературы и искусства, обнаружил письма Григория Журавлёва! В одном он пишет губернатору, что посылает вместе с отцом 12 икон, выполненных по его заказу. В другом, датированном 1884 г., обращается к цесаревичу Николаю с просьбой принять специально написанную для него икону Николая Чудотворца. Совсем недавно мы её нашли! В фондах Эрмитажа. На обратной стороне иконы - надпись «Из архива цесаревича», которой никто из сотрудников музея не придавал значения. Обращает внимание на себя тревожный лик Чудотворца. Здесь Журавлёв отступил от традиции. - Почему? - Я размышляю об этом в последнем издании книги «Радостная встреча». В России тревожная обстановка. Убит Александр II. В дневниках Николая Романова есть запись о том, что он страшится того момента, когда станет царем... Думаю, что и в народе ощущалась грядущая трагедия... - Нашлась ли самая знаменитая икона Журавлёва «Утёвская мадонна», известная пока только по фотографиям? - За это время я нашёл ещё несколько икон живописца. Одна из них - «Избранные святые» - находится в музее истории религии в Санкт-Петербурге. Другая - «Спас нерукотворный» - хранится в женском монастыре в Костромской области. Недавно обнаружилась ещё одна икона, которая была написана для иконостаса Самарского кафедрального собора. Она хранится в храме Вознесения Христова в Кинель-Черкассах. Видимо, когда храм рушили, кто-то из верующих земляков сумел вынести образ. «Утёвская мадонна» хранилась в доме одной из жительниц Утевки. В 1964 г. мы с приятелем сфотографировали ее на чёрно-белую пленку. В цветном изображении почти никто икону не видел. В конце 80-х гг. я приехал в Утёвку, чтобы сфотографировать икону, но нас в дом не пустили родственники, а через месяц, когда вернулся в село, женщины уже не было в живых, а икона исчезла. Лет десять назад на площади Куйбышева была выставка фотографий Виктора Пылявского - храмы, снятые с параплана. В журнале отзывов я нашёл такую запись: «У моей дочери Лены есть одна из работ Журавлёва - икона с мадонной в крестьянском головном уборе. Живём мы с ней в Самаре недалеко от места выставки». Ни телефона, ни адреса... Пытаюсь найти этого человека - пока ничего не получилось. Итогом сбора материалов про Журавлёва стало открытие музея в его родном селе Утёвка и экспозиций в Нефтегорском краеведческом и Самарском епархиальном музеях. Мы убиваем природу - У вас есть книги, написанные специально для самарцев. Но недавнее исследование показало, что наши земляки тратят на художественные книги, как, впрочем, и все россияне, 20 минут в день. Для кого писать? - Мало читают бумажных книг. Эту тенденцию трудно переломить. Но на сайте Союза писателей РФ размещаются мои произведения, и их активно читают. Благодаря Журавлёву наша самарская Утёвка известна читателям всего мира... Меня другое беспокоит. Наши жители не знают истории, литературы родного края. Я со своими друзьями от истоков реки Самары в Оренбургской области до устья проплыл в одноместной резиновой лодке почти 500 километров, написал специально для земляков книгу «В плену светоносном» о реке, давшей название городу, а откликов на книгу от горожан никаких не услышал. Пока книгу не издали в Москве и она не получила всероссийскую премию. А ведь когда-то река Самара была судоходной, кормила тысячи людей. С детства для меня было всего желаннее пойти на рыбалку. Сейчас вырвешься к Самаре - никого нет. А раньше обязательно три-четыре плоскодонки было видно. Это бригада плыла - веники вязать. И продавали их потом. Или кто-нибудь ракушки собирал, ими кормили свиней... Природа была частью быта. Сейчас река обмелела, берега её захламлены... - Вам приходится читать рукописи молодых писателей. Как ощущают они современный мир? - В произведениях молодых присутствует некая растерянность. Идёт она, конечно, от жизни нашей: от непонимания того, что мы строим, как строим. Самого человека зом- бируют, скоро будут клонировать... . Есть у меня повесть «Сергеич и Сима». Я писал её сорок лет, с того самого момента, когда увидел на улице Баку убегающих мальчишек и у забора - маленького желтенького котенка, которого они пришибли кирпичом. Тогда я был потрясен этим, хотя к тому времени видел в жизни всякое. Пришёл домой и начал писать рассказ. Но работа не шла. И только потом, с годами, я понял, что надо писать о том, что вместе с этой кошкой мы убиваем природу, её способность к самовосстановлению. Вот река течёт - слои воды перемешиваются, насыщаются кислородом. А нет этого - река начинает зеленеть, загнивать. Вот и реке жизни надо течь свободно. И тогда природа, людей породившая, спасёт нас. А литература, по моему убеждению, должна усиливать желание жить.