Славист Дональд Рейфилд: Сталин не отождествлял себя ни с одной нацией

Вначале Рейфилд написал "грузинские хроники" для англичан, а спустя несколько лет сам перевел их для российского читателя. Почему Грузия похожа на "очарованного странника", с чего началось взаимное тяготение русской и грузинской культур, может ли британец понять кавказские тосты - об этом и многом другом гость с Альбиона поговорил с обозревателем "РГ". Ключи от Грузии - Через ваши руки прошли тысячи документов из архивов разных стран, редкие букинистические издания, мемуары. Теперь вы знаете грузинскую историю лучше самих грузин? Дональд Рейфилд: Я бы сказал так: лучше, чем некоторые исследователи. В СССР выходили прекрасные труды, но они ограничивались узкой специализацией. Особенно модно было писать про Средние века, когда Грузия была великим государством. Эти книги грузинских авторов отличаются научной тщательностью и свободой от идеологии. На русском языке опубликованы прекрасные исследования о древних грузинских царствах. А вот Грузией 19 века мало занимались, хотя от того времени сохранилось очень много свидетельств. Прежде всего, это акты, собранные Кавказской археографической комиссией. В них можно найти причудливые описания самых отдаленных уголков Грузии. Русские офицеры все подробно фиксировали. Британцам никогда бы не позволили оставить такие записи. К тому же каждый русский в конце жизни обязательно пишет воспоминания. Так что для меня было настоящим удовольствием изучать этот период. Масса документов доступна по 20 веку. Но после того, как читаешь рассекреченные стенограммы НКВД или Союза писателей, снятся кошмары. Не сказал бы, что это очень приятно. - Насколько вы старались быть объективным? Дональд Рейфилд: Старался не быть слишком субъективным. Хотя иногда это трудно. Я понимал, что надо осторожно приступать к такой сложной теме, как многовековые отношения России и Грузии. Это все равно что говорить с мужем о жене, с которой он развелся. Я хотел писать как лечащий врач, при этом мне было важно найти свою интонацию для российского читателя. Поэтому я и взялся сам переводить свою книгу. Очень многое из того, что британцу нужно подробно объяснять, россиянам понятно без лишних слов. Я надеюсь, что моя "Грузия" будет интересна не только специалистам, но и просто пытливым гуманитариям. Хотя некоторые главы написаны слишком густо. Приготовьтесь, что разобраться во всех хитросплетениях будет нелегко. - Для русского человека интерес британца к Грузии кажется чем-то экзотическим. Ваши соотечественники что-нибудь знают об этой стране? Дональд Рейфилд: Очень мало. К сожалению, у англичан все меньше и меньше любопытства насчет других стран. Вот когда у нас была империя, все ужасно интересовались любой территорией, которую можно завоевать (смеется). Теперь в Британии почему-то стало модным читать про Скандинавию: чем темнее и холоднее - тем лучше! На юг нас не тянет. Хотя те, кому удается доехать до Грузии, попадают под ее очарование. Для нас грузинская культура тостов - настоящая экзотика. Обычно британцам не нужен тамада, чтобы пить, но тут им очень нравится такое "руководство процессом". - Свой рассказ о древней Иберии вы как раз начинаете с легенды о том, как прекрасный грузинский тост поднялся в небо и дошел до слуха Создателя - и тогда потрясенный Господь отдал грузинам самый красивый кусок земли. Ваше знакомство с Грузией тоже началось с застолья? Дональд Рейфилд: Скорее, с архивов! В молодости я был славистом, потому что на дух не переносил немецкую литературу 19 века. Я стал изучать русский язык, увлекся Лесковым, потом открыл для себя Чехова. И с тех пор считаю, что русская литература, русская мысль - величайшее достижение человечества. В Грузию я впервые попал в 1973 году. В тбилисском Литературном музее хранились материалы о переписке русских поэтов с грузинскими. Но их мне так и не показали: то заведующая заболела, то ключ потерялся. Потом стало ясно, что позвонили из ЦК и запретили что-либо показывать этому англичанину. Тогда я перевелся на кафедру грузинского языка. Мне очень повезло: грузинам как раз понадобился специалист из капстраны, чтобы перевести на английский их великого поэта Важа Пшавелу. Мне стало интересно, что же это за страна, какой была ее история. С тех пор меня всосало в Грузию. Поэты и маги - В вашей книге встречаются поразительные факты. Трудно представить, что в древней Мцхете, где сейчас стоит главная святыня Грузии - собор Светицховели, когда-то сидели бок о бок христианский архиепископ и верховный маг зоорастрийцев. Совершенно сказочная картинка! Дональд Рейфилд: Хотя это установленный факт, и он говорит веротерпимости грузин. Точно так же осталось немало свидетельств об их гостеприимстве. Например, в 10 веке арабский географ и путешественник из Багдада рассказывал о необычайном радушии тифлисцев по отношению к иностранцам. Он писал, что грузины "питают дружеское расположение ко всем, кто пришел к ним случайно". Вот только одна беда: гость не может провести дома ни одной ночи, потому что его до рассвета принято кормить. При этом в истории грузин, как и других народов, немало мифологичного. Миф переходит в легенду, легенда - в летопись. Иногда летописцы описывали события двести, а то и триста лет спустя. И в точности нельзя сказать, что из этого выдумка, а что - правда. Часто я ловил себя на мысли: даже если это выдумка, то все равно очень красивая. - Удалось ли вам отыскать какую-то закономерность в грузинской истории? Дональд Рейфилд: В английской версии моя книга называлась "Окраина империй", но русский издатель подобрал более точное слово - "перекресток". Грузия стоит на перекрестке, однако это не слишком хорошее место. Простого человека на перекрестке могут сбить, поэтому ему приходится быстро принимать решение, в какую сторону двигаться. Перед грузинами вечно стояла эта дилемма: с кем быть вместе, кого избегать. Грузинские правители жаловались: на север пойдешь - попадешь в лапы голодных волков ("лезгинцев"), с другой стороны окружают змеи (турки) и свирепые львы (иранцы). И при этом они постоянно совершали одну и ту же роковую ошибку, полагая, что если внезапно напасть на врага, то сумеешь выиграть. Даже когда у тебя маленькая армия, а у него большая. На протяжении истории два - три раза грузинам это удавалось, но двадцать-тридцать раз такие попытки заканчивались крахом. У грузин был один серьезный недостаток: переоценка своих возможностей. Они хорошо изучают врагов, но бывают слишком доверчивы к друзьям. В 13 веке царица Русудан просит Папу Римского прислать на помощь 20 тысяч воинов, чтобы помочь Грузии защититься от монголов. Папа отвечает: мы вам очень сочувствуем и пришлем шесть миссионеров. Эта история повторяется из века в век. С другой стороны, грузины умели воспользоваться властью врага. В 17 веке в иранских провинциях сидели грузинские губернаторы, а мать и половина жен шаха были грузинками. Англичане шутили: если грузинский царь примет мусульманство, то может попытаться стать следующим шахом Ирана. Некоторые грузинские цари действительно охотно меняли веру. На это не соглашался Эреклэ (царь Картли-Кахетии Ираклий Второй - прим. "РГ"), который в конце концов сделал ставку на Георгиевский трактат с Россией. - Был ли у грузин, которым угрожали османы и персы, хотя бы крошечный шанс сохранить суверенитет в тех "геополитических" условиях? Дональд Рейфилд: Боюсь, положение было безнадежным. Уж очень грузины раздражали иранцев. Хотя на какое-то время Эреклэ стал таким сильным царем, что мог диктовать Ирану свои условия. Но слишком много было в Грузии аристократов, которые ничего не делали. И слишком мало крестьян, чтобы накормить столько народу. В 1812 году между британским посланником в Тегеране и персидским чиновником происходит любопытный разговор. Британец недоумевает, почему иранцы все еще тоскуют по Грузии, в сражениях с которой они пролили столько крови. И получает блестящий ответ: "Эта страна дает мало пользы, но очень украшает". - Вы пишете, что как раз под персидским влиянием в придворную жизнь и в литературу Грузии вошла особая восточная сентиментальность, которая вполне уживалась с "макиавеллиевскими обычаями Закавказья". Грузинские правители через одного были поэтами - прямо специализация у них такая. У царя Кахетии Теймураза Второго земля уходит из-под ног, картлийцы и кахетинцы идут в бой против дагестанцев, а он сочиняет стихотворение "На смерть козы, вскормившей детеныша косули". В этом есть прекрасная обреченность! Дональд Рейфилд: Давид Строитель писал стихи прямо во время военных походов - и весьма неплохие. Многие грузинские правители действительно были писателями и поэтами. К концу жизни уходили в монастырь и там творили - для собственной славы или утешения. - В 20 веке мы тоже знаем правителя из Грузии, который "грешил" поэтическими опытами и имел весьма пристрастные отношения с современниками-литераторами. Дональд Рейфилд: Сталин начал писать в пятнадцатилетнем возрасте. Его ранние стихи были довольно слабыми. Но, без сомнения, литературное чутье у него осталось на всю жизнь. Он прекрасно обрабатывал сценарии советских фильмов - например, "Ивана Грозного" Эйзенштейна. А вообще Сталин был, скорее, хорошим корректором - ни одной ошибки не пропускал. - Сталину вы посвятили отдельное исследование. Насколько он был именно грузинским правителем, "кремлевским горцем", как назвал его Мандельштам? Дональд Рейфилд: Он очень хорошо знал грузинскую историю и, мне кажется, брал для себя примеры из нее. Например, известно, что царь Теймураз Первый жертвовал собственными детьми ради политической выгоды и из мнительности хотел убить своего лучшего генерала. Беспощадность, готовность менять религию и союзы - похоже, Сталин хорошо изучил опыт прошлого. В сталинской библиотеке мне доводилось листать вышедшую в двадцатых годах книгу об истории грузинского народа с личными пометками вождя. Но самое поразительное заключается в том, что сам он, видимо, никогда не считал себя грузином. Я говорил с крупными историками из Грузии, которые бывали в Москве на приеме у Сталина. И Сталин жаловался: "Эти русские ничего не понимают, и вы, грузины, тоже". То есть он не отождествлял себя ни с одной нацией. Поэтому для меня загадка, как Сталин мог стать символом русских националистов. - Что говорят о сталинской эпохе сами грузины? Дональд Рейфилд: Они не слишком охотно вступают в такие разговоры, особенно потомки партийных вождей, тех, кто служил в НКВД. А ведь после "большого террора" был период, когда грузинские чекисты занимали руководящие посты в органах безопасности по всему СССР. Но в Грузии нельзя оскорблять память дедушек и бабушек, поэтому задавать острые вопросы там не принято. Грузины предпочитают оставить эту трудную тему иностранцам. Помню, как в советское время мы с друзьями гуляли по ночному Тбилиси. Бродили по улочкам, ели только что испеченный горячий хлеб. И какой-то маленький старичок выгуливал собачку. Вдруг один из моих друзей - тихий, мирный человек - набросился на старичка, нам пришлось его оттаскивать. Оказалось, что это бывший следователь НКВД, который мучил людей в тридцатые годы. Соседи не забыли об этом, и он мог только ночью выходить на улицу. С другой стороны, Грузия всегда удивляла меня тем, что тут легко было встретить сотрудника КГБ, у которого один родственник - верующий, другой - диссидент. И все они уважали друг друга больше, чем свой образ мыслей. Кукла Рейфилда - Эта парадоксальность образа мыслей до сих пор привлекает в грузинах многих россиян, которые не теряют связей с Грузией. Недавно завершились московские гастроли легендарного театра марионеток вашего друга Резо Габриадзе, который приезжает к нам каждый год. Мне посчастливилось видеть его спектакли и в Москве, и в Тбилиси - везде он одинаково любим. Быть может, в России потому так ждут Резо и нуждаются в нем, что он дает нам возможность заново осмыслить наше прошлое. Хотя Габриадзе говорит не о политике, а о любви. Дональд Рейфилд: Его тематика не остро грузинская. Поэтому он понятен далеко за пределами своей страны. "Сталинград" имел огромный успех в Лондоне, в Эдинбурге, а еще во Франции и Америке. Я хорошо знаю Резо Габриадзе. У него тесные связи с Россией, и вместе с тем он человек мира. Но, конечно, какие-то вещи, юмор могут оценить только русские или грузины. - И один британец - составитель большого англо-грузинского словаря! Дональд Рейфилд: Признаюсь, что на взгляд англичанина Резо иногда чересчур сентиментальничает. При этом его изобретательность поражает: он все делает сам - от сценария до своих кукол. Мне очень нравится спектакль "Осень моей весны" про птичку Борю. - Боря - "винопийца" и бунтарь: ограбил грузинское отделение Госбанка СССР, а еще осмелился влюбиться в девушку Нинель вопреки теории видов этого вашего Чарльза Дарвина!.. А правда, что Резо сделал куклу Дональда Рейфилда? Дональд Рейфилд: Да-да, правда! Куклу он делал в мое отсутствие, но уловил характер и черты. И теперь я вишу у себя на стене, как портрет Дориана Грея! Грузия как русский сад - Из вашей книги могла бы вырасти еще целая книга - о том, как встретились русская культура и грузинская и что из этого вышло. А когда началось это взаимное проникновение? Дональд Рейфилд: Думаю, в эпоху наместничества - под графом Воронцовым, князем Барятинским, великим князем Михаилом Николаевичем. Они были независимы, не отвечали перед министрами в Петербурге, а прямо докладывали царю. Эти правители обладали определенной мерой свободы, при этом искренне любили и уважали грузин, брали уроки грузинского языка. Михаил Николаевич научился изъясняться с крестьянами без переводчика. Все они мечтали обустроить вверенные им земли. Правда, с дорогами никак не получалось. В 19 веке шутили, что Военно-Грузинскую дорогу легче вымостить десятирублевками, чем отремонтировать. Зато с оперным театром, который Воронцов открыл в Тбилиси, дело пошло куда лучше. Первый кавказский наместник выписал в Грузию итальянских певцов и танцовщиков, дирижера, и восприимчивые к музыке грузины ужасно это дело полюбили. Воронцов из собственного кармана давал деньги на театр, он нанял актера Щепкина и поддерживал местных драматургов. Можно было не знать европейских языков, но приобщиться к мировой классике. Говорили, что своим театром Воронцову удалось раз и навсегда отвлечь грузин от антирусских заговоров. Между прочим, это единственный иностранный правитель, которому в Грузии поставили памятник. - А Пушкин, ухаживавший за женой Воронцова, так несправедливо его припечатал: "полуподлец, полуневежда"… Дональд Рейфилд: Воронцов гонялся за чужими женами, а за своей не мог уследить. Но в долгу не остался и отправил Пушкина "на саранчу". Михаил Семенович Воронцов был яркой натурой, любил хорошо пожить и потому пришелся грузинам по душе. - Но попадались и другие наместники вроде Муравьева, который театр закрыл, итальянских музыкантов разогнал и заменил полковым оркестром. И вообще к ужасу грузин ходил из своего дворца в баню совершенно голым! Такая типично российская история: на смену золотым временам приходит реакция. Дональд Рейфилд: Да уж, Муравьев был персонаж в духе Салтыкова-Щедрина, но он надолго и не задержался в Грузии. Каждый новый наместник пытался предпринять что-то полезное. Не все эксперименты удавались. В тбилисском ботаническом саду погибли многие экзотические деревья, заказанные у европейских ботаников. Чайные семена из Китая засохли. С Мальты завезли несчастных ослов - так они сдохли от солнечного удара. Зато в сфере образования были несомненные успехи. - Вы подробно рассказываете о том, как по всей Грузии открывались школы, в том числе для горцев, для мусульман. Причем в начальных классах преподавание обязательно велось на грузинском языке. Перед грузинскими студентами распахнулись двери университетов России, Польши. В Кавказский естественно-исторический музей и Публичную библиотеку завозились диковинные экспонаты и передовая литература. Поразительный факт: в 1856 году грузины отправили по почте 600 тысяч писем. А Александр Барятинский, веривший в силу просвещения, и вовсе задумал в Грузии небывалый эксперимент - вырастить новое поколение порядочных чиновников! Кажется, русские наместники чувствовали себя "садовниками-акклиматизаторами", а Грузию видели эдаким садом, где на благодатной почве может взойти русская мечта. Дональд Рейфилд: Их усилия принесли вполне реальные плоды: появилось целое поколение прекрасно образованных грузин, узнавших европейскую культуру. Это были не только чиновники, но ученые, литераторы. Грузинские интеллигенты стали инициаторами национального возрождения 1860-70-х годов. Поразительно, что они не думали о каком-то восстановлении независимости, но мечтали жить в прогрессивной России. Чтобы она превратилась в некое федеративное государство, а Грузия стала бы полунезависимой - по условиям Георгиевского трактата. Но после революции старая Россия перестала существовать, и началась другая страница истории. При этом культурные связи не оборвались. В эмиграции русские поэты встречались с грузинами в кабачках. А в девятнадцатом и двадцатом году, когда в Москве расстреливали, в Грузии еще можно было жить: театр был битком набит, горело электричество, и Тбилиси был маленький Париж. - В советское время мало кто из русских поэтов прошел мимо грузинских переводов. Особенно когда наступали времена опалы и безвременье, Заболоцкий, Пастернак бросались переводить грузинских поэтов. Как вы думаете, откуда такая тяга? Мандельштам считал, что грузинская поэзия обольстила русских людей своей "любовностью" и "пиршественной пьяностью, в которую погружена душа народа". Дональд Рейфилд: Раньше русские поэты лазили по Альпам, а когда границы закрылись - стали лазить по Кавказу. Ни Пастернак, ни Заболоцкий не знали ни слова по-грузински. Но грузины очень хотели, чтобы их переводили, и делали для своих русских друзей прекрасные подстрочники. Порой переводить грузин было все равно что переводить самих себя. Пастернак особенно узнавал себя в поэзии Тициана Табидзе. Мандельштам искал в Грузии и Армении возможность соприкоснуться с другими языками. Грузия, и правда, умела очаровывать. Но я бы назвал ее саму очарованной страной. В повести Лескова "Очарованный странник" главному герою снится монах, который предсказывает: "Ты будешь много раз погибать, пока не придет твоя настоящая погибель". И в конце этой повести странник все еще жив. Такова и Грузия, которая много раз возрождалась и, может быть, до сих пор ищет свой путь.