Смогут ли США переварить Китай?

«Изменилось ли что-то в эволюции Китая и нужно ли Соединенным Штатам пересмотреть свою политику в регионе. На протяжении более 40 лет с момента исторических встреч Никсона и Мао в начале 1970-х годов политика США в отношении Китая была на удивление стабильной. От одной администрации к другой она выстраивалась на одних и тех же элементах: больше взаимодействия с Китаем; постоянное поощрение его модернизации и роста; прямое высказывание несогласия там, где сталкиваются экономические или политические интересы двух стран; и устойчивая вера в то, что враждебность в стиле холодной войны будет гораздо более разрушительной, чем партнерство — пусть даже сложное и несовершенное», — пишет публицист Джон Фаулз на страницах издания TheAtlantic. «Эта политика пережила сильное напряжение в отношениях: во время жестокого разгрома на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, вступление Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году и огромный рост сальдо торгового баланса с Соединенными Штатами, а затем и во всем мире. Она пережила американские бомбардировки китайского посольства в Белграде в 1999 году, периодические решения президентов о продаже оружия Тайваню и встречи с Далай-ламой, а также столкновения по поводу цензуры и прав человека. Восемь президентов, которые с тех пор правили Соединенными Штатами Америки, и находились в тесных отношениях с современным Китаем (от Никсона до Обамы) по существу, пользовались одной и той же методичкой. Но ситуация изменилась. В Китае 2016 года стало намного больше репрессий и контроля, чем в Китае пять или даже десять лет назад… Меня поражаетобщее согласие с этим — с доказательствами того, что страна ломает, закрывает… и всеми способамиотказывается от курса, который сама же провозгласила 30 с лишним лет назад… Но работа с Китаем неизбежна, хоть и становится все труднее, и может стать еще сложнее. И в словах, и в делах своих президенты США, начиная с Никсона, подчеркивали поддержку продолжения экономического роста Китая; из-за теории о том, что более богатый Китай — это лучшее решение для всех заинтересованных сторон, даже если это означает, что центр мировой экономики переместится в итоге туда. В одном из своих интервью с «Atlantic» Барак Обама сказал: «Я очень четко говорил, что мы больше боимся ослабленного, запуганного Китая, чем успешного и растущего». Это была не просто вера в то, что если Китай станет богаче, он сразу превратится в либеральную демократию. Никто не знает, когда это произойдет и произойдет ли вообще-как и то действительно ли Китай будет «процветать». Это предположение кочевало из года в год. Но расстояние между Китаем и другими развитыми странами сократилось бы, и Китаю стало бы легче справиться со всем этим, если бы больше путешественников и студентов, инвесторов и их семей могли бы иметь прямые связи с остальным миром. Многие могли бы отдыхать во Франции, учиться в Калифорнии или хотя бы свободно пользоваться Интернетом. Время было на стороне углубления связей с китайскими институтами. Китай 2010 года был бесспорно богаче и свободнее Китая 2005 года, который был богаче и свободнее Китая 2000 года… и так далее. Но теперь это не так. Китайский интернет, всегда страдавший от цензуры, теперь еще более строго отделен от остального мира ‑ и становиться все более отрезанным. Местныеинтернет-компании подвергаются еще большему контролю. Виртуальные частные сети и другие рабочие процессы перенесли все на десятилетие назад; академик, который изобрел систему интернет-контроля «Великий брандмауэр», даже хвастался, что использует шесть VPN [технология, позволяющая обеспечить анонимность IP], чтобы идти в ногу с иностранными событиями. Он теперь сам находится под правительственным давлением… «Это бесконечная игра в кошки-мышки», сказал мне недавно основатель калифорнийской компании VPN. «Мы создаем новый маршрут, и затем они замечают, что люди используют нас, и выясняют, как его заблокировать…». Печатные и вещательные СМИ Китая всегда контролировались государством и были проправительственными. Но десять лет назад я слышал от ученых и партийных чиновников, что «разумная» критика прессы фактически имеет важную функцию предохранительного клапана, как и онлайн-комментарии — предупреждение правительства о появляющихся проблемных местах. Политический климат потемнел. Китай переживает внутренние политические репрессии времен событий на площади Тяньаньмэнь»… Каждую неделю или две китайская пресса все более и более явно предупреждает общественность о том, что интересыпартии и председателя Си Цзиньпина находятся на первом месте иослушание недопустимо. Также недавно правительство запретило иностранные СМИ — то есть все средства массовой информации, находящиеся вне его прямого контроля. Публиковать что-либо в Китае без одобрения правительства нельзя. Было закрыто несколько изданий (в частности, бизнес-журнал Caixin и расположенная в Гуанчжоу газета Southern Weekend), которым в течение многих лет удавалось искусно пренебрегать государственным контролем. В феврале прошлого года издание The Guardian писало о молодых китайских журналистах, которые осознали, что уже даже не пытаются сообщить о проблемах общества. «Быть журналистом уже не имеет смысла», — говорит человек, которого представили как «тридцатилетнего редактора» одной из ведущих новостных организаций Китая. «В последние годы свобода достигла своего самого низкого уровня в истории». Как-то я был на встрече в Шанхае с группой 20-летних, идеалистически настроенных китайских «младореформаторов», которые рассказывали освоих далеко идущих планах и надеждах. Один студент хотел открыть клиники для трудящихся-мигрантов; другой — службу новостей в гангстерском стиле о несправедливости в городах; еще одна — центр прав женщин. Теперь я боюсь, что если эти ребята в конечном итоге и захотят реализовать свои мечты, делать они это будут вынуждены в какой-то другой стране. Подавление гражданского общества. На протяжении всей коммунистической эпохи китайское государство подавляло рост организаций любых форм, кроме самой партии. Например, религиозная практика разрешена только пяти официально утвержденным религиям (буддизм, даосизм, ислам, католицизм и протестантизм), но разрешены только санкционированные государством храмы, мечети и церкви. То же самое и для профсоюзов (все партийные), а также НПО и любых других средств, с помощью которых люди могут общаться. За последние пять лет гайки были закручены итем, и другим. Церкви разбросаны по всей стране — «в рамках плана развития городов». Многие адвокаты-общественники теперь сидят в тюрьме… В 2016 году была опубликована статья Орвилла Шелла из Asia Society, в которой сравнивалась страна1960-х годов и «Новый китайский террор». «Я в жизни не представлял себе, что увижу тот день, когда Китай снова вернется к своим маоистским корням», — сказал мне Шелл. «Я боюсь этого сейчас». Экстерриториальность. Нынешние репрессии хуже еще и потому что китайские чиновники пытаются распространить их за пределы Китая. Все страны всегда пытались использовать экономическую мощь для продвижения политических или идеологических целей. Китай, например, экономически наказал Норвегию (бойкот импорта лосося) за «наглость» норвежского Нобелевского комитета, который присудил арестованному китайскими властями писателю Лю Сяобо Нобелевскую премию мира шесть лет назад. Недавно правительство также посадило в тюрьму и преследовало родственников активистов и диссидентов, покинувших страну, а также пыталось оказать давление на иностранные компании и организации — применить стандарты цензуры за пределами Китая. Два года назад американская фирма LinkedIn подверглась цензуре за критические сообщения о Китае, даже когда материалы размещались за его пределами. Их удаление было условием разрешения деятельности LinkedIn в стране. Твиттер в Китае по-прежнему запрещен. Неудачная реформа. Самой известной частью программы Си Цзиньпина с момента ее принятия в ноябре 2012 года стала антикоррупционная кампания, рекламируемая как «чистка» — ее считают прелюдией к китайской версии капитализма. В течение многих десятилетий экономического бума китайской «фишкой» была своеобразная форма «эффективной коррупции» — обычное дело и в Японии, и в Южной Корее — особенно в годы послевоенного роста… По мере того как экономика Китая замедлялась, а новости об элите нового уровня распространялись, восприятие коррупции изнутри переосмыслялось: она перестала быть «необходимым злом» и стала «угрозой существования страны». Пусковым импульсом для начала абсолютного контроля над прессой стало откровение Дэвида Барбосы в 2012 году в The New York Times о том, что семья тогдашнего премьер-министра Вэнь Цзябао имела миллиарды долларов в секретных активах. Репутация Вэнь Цзябао в целом в то время была доброжелательной — он был чем-то вроде «социальной совести» Китая… Десятки старших должностных лиц тогда были заключены в тюрьму и отстранены от должности — им были предъявлены обвинения в коррупции, включая начальника государственной безопасности и высших чинов Народно-освободительной армии. Наказаны были также и десятки тысяч чиновников более низкого уровня;по всей стране миллионы людей были напуганы… многие одобряли эту часть программы. Но трудно отличить эти меры от «зачистки» политических соперников Си. Жизнь на улицах китайских городов кажется обычной: свободной и торговой. Но национальная политика приобретает все большее значение, а политический климат темнеет. «Китай переживает наиболее устойчивые внутренние политические репрессии сравнимые с событиями на площади Тяньаньмэнь», — написал в этом году Карл Минцнер, эксперт по китайскому законодательству из Университета Фордхэма. — Почти все, с кем я разговаривал, согласились с этим тезисом. Ненависть к иностранцам. Недавно китайское правительство выпустило учебное видео, которое считалось бы грубо пропагандистским, даже если бы его сняло какое-то военно-информационное министерство в разгар Второй мировой войны. Оно называется «Опасная любовь», и предупреждает молодых китайских женщин о том, что может таиться за «сладкими разговорами иностранных студентов или профессоров: что, если этот красивый ученик на самом деле шпион?!» А The Wall Street Journal сообщило, что в государственных школах Китая появилась игра под названием «Spot the Spy!» — предназначенная для того, чтобы помочь детям обнаружить диверсантов в своих рядах. Я говорил с главой некитайской софтверной компании, которая имеет 20-летний опыт продаж в китайских университетах и провинциальных правительствах. По его словам, в прошлом году клиенты начали сообщать ему, что вынуждены перейти на китайских поставщиков… Весной китайское правительство заблокировало iTunes и приложение iBooks. Вскоре после этого Apple сообщила о первом снижении выручки за последние 13 лет, отчасти из-за резкого падения доходов от Китая.. Борьба с Apple была скорее политической, а не сугубо коммерческой. Как показал анализ Variety, растущая популярность потокового видео на iPhone и других устройствах сделала сайты Apple важными источниками документальных фильмов и других материалов из внешнего мира. Эффект распространился и за пределы технологий. Каждый год Американская торговая палата в Пекине изучает некитайские компании и деловой климат в Китае. В последнем опросе почти половина компаний сообщила о ровных или падающих доходах и ужесточении условий ведения бизнеса. Три четверти сказали, что «иностранные предприятия в Китае приветствуются меньше, чем раньше». Военные. Это самый распространенный аспект в меняющихся отношениях. Китай имеет сухопутные границы с более чем дюжиной стран и связан Восточным и Южно-Китайским морями еще с полудюжиной. На данный момент существуют территориальные споры со многими из них, все они из-заморских границ: из-за недавней программы «островного строительства» и настаивании на расширении прав относительно военного размещения, рыболовства и добычи полезных ископаемых в регионе. В июле международный трибунал в Гааге вынес решение в пользу Филиппин — против Китая — в споре о претензиях Китая в Южно-Китайском море. Обе стороны, похоже, отказались от конфронтации в открытом море, но основные разногласия остаются. «Им удалось оттолкнуть или запугать многих некогда доброжелательных соседей, тем самым излишне увеличивая напряженность в регионе», — говорит Орвилл Шелл. «Единственными исключениями являются Владимир Путин и Родриго Дутерте». Это все из-за Си Цзиньпина? Удобно связать изменения в китайской политике с изменением в руководстве: от осторожного, приземленного Ху Цзиньтао до яркого, доминирующего Си Цзиньпина. Но, по большому счету, изменения начались еще до начала срока Си. «Было бы ошибкой рассматривать недавние действия Китая, в первую очередь, как результат действий агрессивного лидера», — пишет Джеффри Бадер, эксперт по вопросам национальной безопасности при первом сроке Обамы. «Военное наращивание, настойчивое поведение в Южном и Восточно-Китайском море… политические репрессии и отказ в основных правах», — по мнению Бадера, все это предшествовало правлению Си. Эти изменения чаще всего связывают с тем, что китайское руководство «осмелело» после мирового финансового краха 2008 года. Появилась мысль о том, что, возможно, час Китая наконец-то пробил. Финансовый кризис начался в Америке после пяти лет катастрофической ближневосточной войны… В то время я жил в Пекине и не мог пропустить мимо ушей тон заявлений государственных СМИ и правительственных чиновников — о том, что рост и упадок империй происходит быстрее, чем кто-либо мог предвидеть. «Кризис сделал китайское руководство намного увереннее, в том числе и за границей, но еще больше в Китае начали беспокоиться и нервничать из-за того, что может произойти с их собственной экономикой дома», — сказал мне один иностранный академик, который не захотел, чтобы его называли. «Сочетание высокомерности за границей и паранойи дома — это наименее желательное сочетание из всех…». Но парадоксальное сочетание ненадежности и агрессивности прижилось не тольков Китае. В политике Соединенных Штатах тоже слишком много таких примеров. Этот парадокс… соответствовал и тому, что рассказывали мне о самом Си, как о лидере: чем большую неопределенность он чувствует в дипломатическом и экономическом положении Китая в мире, и чем больше ворчания он слышит о «закручивании гаек». Тем более решительно он, скорее всего, будет действовать. «Си — слабый человек, который хочет выглядеть сильным», — сказал мне пожилой иностранный бизнесмен, который много лет работал в Китае. «Он сын знаменитого отца [Си Чжунсюня, который сражался вместе с Мао, был партизаном и стал важным коммунистическим лидером] и хочет доказать, что достоин имени. Как мы наблюдали в других культурах, это может быть опасной смесью». Десять лет назад, когда я посетил оборонный аналитический центр в Пекине, я был поражен, увидев гигантскую настенную карту, на которой были размещены лагери и военные базы США — по всем китайским границам, кроме одной: граничащей с Россией. Я понял, что это наглядное восприятие китайцами военной угрозы США; это отражало довольно распространенное подозрение, что Соединенные Штаты хотят, чтобы Китай занемог, угрожают его росту и не хотят видеть его успех. Однако почти никто из тех, с кем я говорил недавно [в США], не рассматривает реальную возможность войны между Китаем и Соединенными Штатами или любым из его союзников, включая часто обсуждаемый сценарий непреднамеренной морской или воздушной встречи в Южно-Китайском море. В течение последних нескольких лет военнослужащие США (ВМФ) приглашали своих собратьев из Народно-освободительной армии на собрания, конференции и учения, чтобы хоть как-то уменьшить риск войны, снизив вероятность просчетов и столкновений. «Военно-морские силы на самом деле очень подходят для деэскалации и управления направлением движения друг друга», — сказал мне один из старших офицеров ВМС США. Озабоченность по поводу растущей агрессии Китая на международной арене связана не с опаской повторения сценария с Советским Союзом… Это скорее станет препятствием, а не преимуществом для многих экономических и стратегических проектов, которые сами Соединенные Штаты хотели бы продвигать. Клептократия, «правила от первого лица» и власть иногда, кажется, определяет свои интересы таким образом, чтобы поддержать все, что может помешать Соединенным Штатам. — Настоящий противник, а не просто сложный партнер. Сейчас Китай бросает вызов, становится все более репрессивен, но ситуация может ухудшиться. И это не говоря о давлении на собственный народ, а также об ограниченности в академических, научных, коммерческих и культурных достижениях, в связи с отрезанностью от остального мира. Что с этим сделать? Президент может оказаться в затруднительном положении, которое часто называют «Фукидидова ловушка». Эта концепция была популяризирована политологом из Гарварда Грэмом Эллисоном. Его предпосылка заключается в том, что и сейчас, как и 2500 лет назад (со времен Пелопоннесской войны), растущие силы (например, Афины или Китай) и действующие (например, Спарта или Соединенные Штаты), как правило, ввязываются в смертельную битву главным образом потому, что каждый из них не может устоять перед соблазном поиграть на худших опасениях другого. «Когда растущая держава угрожает вытеснить правящую, стандартные кризисы, которые могли бы, например, вылиться в убийство эрцгерцога в 1914 году, могут инициировать каскад реакций, способных привести к таким результатам, которые ни одна из сторон никогда бы для себя не избрала», — писал Эллисон в своем эссе в The Atlantic. Ни один здравомыслящий американский лидер не выберет конфронтацию с Китаем. Не существует другого рационального варианта, кроме как продолжать пытаться сделать все возможное для этих отношений. Сотрудничество двух стран в области климата и энергетики — это главное, что дает остальному миру хотя бы слабую надежду на прогресс… Без поддержки Китая (и России) сделка по контролю над ядерной программой Ирана, например, была бы невозможна. Экономики Китая и США все больше переплетаются; университеты США зависят от китайских студентов, которые платят полную сумму за обучение; культура каждой из стран воздействует на другую… Соединенные Штаты в меньшей степени смогут реализовать свой потенциал, если больше не смогутсотрудничать с Китаем. Но, возможно, необходимо изменить условия."Я лично и многие другие, кто потратил свою жизнь, пытаясь понять Китай, чувствовали беспокойство по поводу изменений в его внутреннем и внешнем поведении, и мы не уверены в том, как именно США должны реагировать», — говорит Сюзан Ширк, глава китайского политического центра в Калифорнийском университете в Сан-Диего. Ширк и Орвилл Шелл собрали двухпартийную целевую группу по политике США в отношении Китая, состоящую почти из двух десятков ученых и «ветеранов» недавних республиканских и демократических администраций. Планируется представить президенту доклад, изучив различные варианты, если поведение Китая действительно ухудшится. Работа этой группы все еще ведется, некоторые взгляды широко распространены и предлагают разные рекомендации относительно китайской политики. Включая и такие: правильно выбирайте битвы. Море вокруг Китая становилось площадкой самых нервных реакций Китая. Благодаря географии, истории и национальной психологии, оно может быть неправильным местом для широко освещаемых [американских] «маневров». Майкл Пилсбери — аналитик, которого обычно считают ястребом, предложил такое объяснение. В статье, озаглавленной «Шестнадцать страхов: стратегическая психология Китая», он еще в 2012 году утверждал, что те самые шаги, с помощью которых Соединенные Штаты могут попытаться продемонстрировать решимость и присутствие в регионе, скорее всего, вызовут враждебный ответ Китая. Например, первыми тремя пунктами в его списке были «страх перед островной блокадой», «страх потерять морские ресурсы» и «боязнь удушения морских линий связи». «Страх перед удушением морских линий связи» (список сопоставимых страхов США начнется со «страха внезапного нападения»: Перл-Харбор или 9/11 и «страх перед национальным упадком»).Таким образом, то, что США посчитали бы усилиями по восстановлению нормы — расстановкой сил до Си Цзиньпина в этом районе — может стать причиной попадания в Фукидидову ловушку и стать «выяснением отношений» по поводу престижа, политических ценностей и положения в мире вообще. «Я действительно думаю, что мы рискуем переоценить себя в отношении Южно-Китайского моря, как это было с кубинским ракетным кризисом», — сказала мне Сьюзан Ширк. «Это не кубинский ракетный кризис. Интересы США ограничены, и нам не просто придется сделать что-то, чтобы обеспечить «доверие». Обеспокоенность по поводу долгосрочной и краткосрочной перспективы. Многим стратегический выбор китайского руководства в эпоху Си кажется опрометчивым, чрезмерным и, в конечном счете, обреченным на провал. Очевидно, что Китай — это не единственная страна, которая когда-либо просчитывалась таким образом. Нынешние репрессии в Китае и агрессия за рубежом могут нанести стране столько вреда, что ее собственные лидеры, наконец, выберут другой курс. Внутри страны основной угрозой для высокотехнологичных, высокоинтеллектуальных амбиций Китая является растущее давление Си Цзиньпина. Университеты Китая всегда будут второстепенными, если они будут ограничены только китайским интернетом. Его инвестиционный климат будет ограничен, пока правительство манипулирует финансовыми рынками. «Их политическая модель абсолютно не привлекательна, даже для собственного народа», — сказал мне Час Фримен. Фримен был послом США в Саудовской Аравии при Буше, но, будучи молодым офицером Госдепартамента, служил переводчиком во время первых встреч Ричарда Никсона в Пекине. «Это система sui generis, которую никто не копирует», — говорит он. Почти все, с кем я говорил, соглашались с тем, что подобные «перегибы» Китая породили зловещие последствия, которые не скрасит никакая «добрая воля"благотворительной помощи Китая и Институты Конфуция, которые преподают китайский язык и развивают китайскую культуру по всему миру. США должны сосредоточиться на наступающем «трудном времени», которое может длиться годами или десятилетиями, и не нужно паниковать, думаяо том, что история теперь, похоже, способствует репрессивной китайской модели управления. «Стратегия Китая самопровозглашенная, это правда», — сказал мне директор национальной разведки США. «Но я боюсь, что этого недостаточно, чтобы дискомфорт стал достаточно быстро очевиден для людей, и им стало важно что-то изменить. И для Китая, и для США такое отставание — подобная петля обратной связи — это проблема». Формирование выбора Китая. Какой инструмент Соединенные Штаты могли бы использовать, чтобы изменить поведение Китая? Сложность состоит еще и в том, что США и Китай стали настолько переплетены экономически и так конструктивно сотрудничают в ряде научных, экологических, академических и даже дипломатических сфер, что почти любая мера, которая «накажет» Китай обязательно отзовется ущербом для самих Соединенных Штатов и большей части остального мира. Самый простой пример: когда Дональда Трампа спросили, как США должны реагировать на различные китайские «излишества», он сказал, что если «мы порвем [экономические] отношения с Китаем, Китай быстро падет». — Конечно, но то же будет и со всеми остальными, учитывая повсеместную интеграцию Китая в цепочку поставок США, большие инвестиции в рынки недвижимости США и в финансовые рынки. Причина, по которой меры будут иметь неприятные последствия, заключается не в том, что Китай «контролирует» Соединенные Штаты, как боятся многие американцы. Проблема в том, что две экономики в настоящее время являются частью одного большого целого. Но после публичного поругания Китая нет никаких свидетельств того, что он изменит свое поведение; и что это, наоборот, не приведет к обратному эффекту. Есть и другой вариант. Может сработать стратегия, которую один из послов одной из западных стран в Китае назвал «формированием реальности таким образом, чтобы сделать ее неприемлемой для Китая и сохранить нынешний [западный] курс«…правительство США может найти способы усложнить жизнь китайских компаний… С помощью препятствий для инвестиций? С помощью сдвигов в визовой политике для влиятельных китайских семей и чиновников? — Обама мог оставить выбор средств на усмотрение/воображение Си. Это не было чем-то конкретным, это не было прямой угрозой, и это было не публично, но разговор Обамы, по-видимому, был эффективным… У Соединенных Штатов нет рычагов везде, где они хотят. Но они по-прежнему являются более сильным партнером, с более развитой экономикой, несравненно более мощными в военном отношении и со значительно более совершенной сетью союзов. И они могут использовать их для формирования реалий, в которых Китаю только предстоит выбирать свой будущий курс», — пишет Джеймс Фаулз на страницах TheAtlantic.