Каста прикасаемых

О реформе правоохранительных органов, которая должна была превратить «плохих ментов» в «хороших полицейских», в России уже давно никто не вспоминает. Ни государство, ни общество даже не подвели ее итогов. Впрочем, итогом можно считать как раз отношение граждан к тем, кто по долгу службы должен защищать их безопасность. А, судя по многочисленным опросам, полицию наши граждане по-прежнему боятся не меньше, чем бандитов. Никуда не делась из милиции, ставшей полицией, и советская «палочная система»: план по задержаниям и раскрываемости для улучшения отчетности. И все эти так называемые рейды или спецоперации: сегодня ловим уличных музыкантов, завтра «шмонаем» таксистов, послезавтра — попрошаек. Эта система морально и физически давит на полицейского, заставляя применять насилие против тех, кто его явно не заслуживает. Нет сомнений в том, что в России десятки тысяч профессионально работающих полицейских, но сама система и ее восприятие в обществе точно основаны не на работе этих честных профессионалов. С одной стороны, проблема принуждения детей к попрошайничеству в стране действительно есть — дети из малообеспеченных семей, этнических меньшинств каждый день выходят на улицы под угрозой насилия со стороны взрослых. И полицейские вполне могли заподозрить, что и «арбатский мальчик» мог быть в их числе. Но тогда тем более его нужно было успокоить, защитить, а не тащить за шкирку в полицейскую машину. С другой стороны — опять же еще с советских времен уличные попрошайки чаще всего работали не на себя или не только на себя. Это теневой бизнес, крышеванием которого (и сбором основных доходов) занималась та же милиция-полиция. Точно так же именно представители правоохранительных органов зачастую крышевали незаконную мелкую уличную торговлю. У части людей история с задержанием мальчика на Арбате вызвала еще и вполне подходящие к политическому контексту гонений на культуру дополнительные ассоциации. Отсюда пошла шутка о том, что если бы мальчик читал вслух не Шекспира, а Сергея Михалкова, его бы не задержали. В любом случае, вопрос о «попрошайке с Арбата» даже дошел до президента России. Пусть даже и в качестве новости из дайджеста. «Во всех дайджестах новостей для президента эта информация содержится, но это все-таки не вопрос президента», — сказал журналистам пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков. — Это не столько вопрос президентской повестки дня, сколько вопрос правоохранительных органов». Впрочем, если отрешиться от имиджа полиции в обществе и политического контекста, все-таки придется признать, что в случае с «ребенком Арбата» стороны действовали непоследовательно и несогласованно. Сначала сообщалось, что начальник отделения полиции принес извинения отцу мальчика. Однако его начальство в МВД просто сухо отрапортовало о проверке. На следующий день стало известно, что извинения были принесены не отцу, а ребенку. А вот мачехе мальчика, возможно, грозит арест в 15 суток, что вызвало дополнительный негатив. Все более частое использование статьи о применение насилия в отношении представителя власти практически превратили полицейских в особую касту. Гражданин, который попытается защититься от насилия со стороны полицейского сам или защитить кого-то другого, может лишиться свободы на срок до пяти лет. Уголовное дело за «насилие» над полицейским стало едва ли не самым модным видом политических дел в России. Почти 50 лет назад, в 1969 году, сын поэта Сергея Есенина, известный советский диссидент Александр Есенин-Вольпин написал ставшую позднее знаменитой «Памятку для тех, кому предстоят допросы». Сегодня инструкции подобного типа — как вести себя с представителями правоохранительных органов — снова входят в моду. От бытовых (например, научить ребенка кричать «Помогите», когда к нему подходят полицейские, или начать плакать в машине, которую остановили гаишники) до вполне профессиональных, которыми заполнен интернет. Ссылаться на статью 51 Конституции РФ («Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников…); не подписывать никаких протоколов и ничего не говорить без адвоката, которому доверяешь. Больше прав, которые дали полиции, не обернулись ее большей ответственностью или большей безопасностью для граждан. Скорее, это стало поводом для ощущения еще большей свободы от норм и правил для силовых структур и нашей беззащитности перед ними. Говорить в таких условиях об отсутствии должной коммуникации между обществом и правоохранительной системой несколько наивно. Как и призывать к проведению новой реформы полиции. На этом фоне, равно как и под влиянием откровенно агрессивной пропаганды, постоянного публичного деления людей на «своих» и «врагов», наше общество постепенно меняет свое отношение к насилию. Если еще несколько лет назад подавляющее большинство граждан выступали категорически против применения правоохранителями насильственных действий, то сегодня ситуация изменилась. Согласно недавнему социологическому исследованию, проведенному фондом «Общественный вердикт», до 73% россиян в определенных ситуациях одобряют применение насилия представителями правоохранительных органов — причем даже тогда, когда закон не дает им такого права. Более 40% опрошенных признали за представителями власти право идти на незначительное нарушение закона для раскрытия общественно значимых преступлений. Что такое «незначительные нарушения закона» и «общественно значимые преступления», нуждается в отдельном пояснении. В новейшей истории не было случая, чтобы наше общество массово требовало от власти разобраться в самых громких преступлениях: от трагедии Беслана до громких убийств или коррупционных дел. Более 63% считают приемлемым применять пытки к преступникам, которые отказываются выдавать местоположение похищенных жертв. Почти 52% оправдали бы насилие, примененное полицейскими по отношению к грабителю, который на их глазах выхватил сумку из рук пенсионера. Так что «шекспировские страсти» по задержанному на Арбате мальчику не случайны. Если мы сами оправдываем насилие — почему полиция не должна применять его к ребенку? Если устрашение стало широко распространенной формой взаимоотношений властью с обществом и внутри самого общества -— стоит ли ждать «хороших манер» от силовиков? Если «мне жизнь моя дешевле, чем булавка», надо ли удивляться, что «..вижу я, в вас скорби маловато». Шекспир. «Гамлет, принц датский». Классика жанра. Актуальная трагедия на все времена.