Стоимость барреля сегодня обратно пропорциональна количеству версий, объясняющих падение нефтяных котировок. Из-за важности проблемы список комментаторов уже давно не ограничивается экономистами и отраслевыми аналитиками. Что, разумеется, лишь усиливает разноголосицу. Ведь не только рубль, но и российская политика – по сути, функция от нефти. Соответственно, любое объяснение нефтяного обвала тоже становится политическим. Или чревато политическими последствиями для его автора. Иными словами, «простые» аргументы вроде цикличности мировой экономики или смены технологического уклада неизбежно влекут за собой вопрос: почему не предвидели? Особенно, если данной трактовки придерживаются правительственные чиновники или топ-менеджеры нефтяных компаний. Поэтому лучшей защитой от подозрений в профнепригодности для такого рода экспертов является конспирология. Предсказать действия биржевых спекулянтов или коварных саудитов намного сложнее. А позиция жертвы вражеских происков, а не собственного просчета все-таки предпочтительнее. Но и здесь возникают неприятные нюансы. Когда министр энергетики Александр Новак упрекает Эр-Рияд в демпинге, это очень напоминает пелевинскую фразу про антирусский заговор, который, безусловно, существует, но «в нем участвует все взрослое население России». Ведь отечественные нефтяные компании тоже не снижают объемы производства, не взирая на ухудшение конъюнктуры. И неспроста пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев поспешил опровергнуть Новака: «Разговоры о том, что Саудовская Аравия увеличила добычу, и это привело к падению цен на нефть втрое и поэтому справедлива цена в $50 за баррель, иррациональны. Это все разные вещи». Игорь Сечин и его подчиненные уверяют: мировой рынок энергоносителей обрушивают западные инвестбанки. «Цены приводятся в движение финансовыми спекулянтами, что сводит на нет реальные факторы спроса и предложения», -- писал президент «Роснефти» около года назад в колонке, опубликованной в Financial Times. С тех пор его позиция не слишком сильно изменилась. И раз уж физические объемы продаваемой нефти не способны конкурировать с деривативами — Леонтьев отводит им лишь 2% рынка — от количества добываемого «черного золота» ровным счетом ничего не зависит. Зато «Роснефть», несмотря на неблагоприятную конъюнктуру, остается главной национальной кормилицей. По итогам 2015 года компания отчиталась о продаже $45,5 млрд валютной выручки и обеспечении 20% доходной части бюджета. Трудно сказать, случилось бы это чудо без перехода к плавающему курсу рубля, который чутко реагирует на любые вести с нефтяных полей. Девальвация, очевидно, в плюс «Роснефти» и другим экспортерам. А вот у Кремля, наоборот, в связи с обвалом национальной валюты растут издержки. При этом экономика не настолько податлива, чтобы одним эффектным ходом или заявлением можно было бы изменить ситуацию в лучшую сторону, как это подчас удавалось Владимиру Путину во внешней политике. Путинские возможности совершить очередное чудо падают вместе с доходами подавляющей части его избирателей. Но если нация сталкивается с непреодолимым препятствием — то именно национальный лидер должен дать исчерпывающее и непротиворечивое объяснение, почему оно возникло и почему его нельзя преодолеть. Готовность выполнить эту неприятную, но важную миссию отличает лидера в неменьшей степени, чем умение творить чудеса. В этом смысле трудно предположить, что на форуме ОНФ Путин импровизировал, когда связал нефтяное пике с замедлением Китая, и следовательно, перепроизводством топлива. «Оно не потребляется сегодняшней экономикой так, как это думали экономисты раньше», констатировал глава государства, тем самым дезавуируя конспирологические версии, выгодные нефтяникам и отраслевым министрам. И то, что, как следует из путинской фразы, просчеты вроде как не их, а «экономистов», не слишком большое утешение. Любые высказывания президента давно уже не воспринимаются как сугубо частная точка зрения. Тем более они императивны для «государевых людей» — чиновников и топ-менеджеров госкомпаний. Понятно, что такие «тяжеловесы», как Игорь Сечин обладают даром убеждения и переубеждения Путина. Потому, собственно, они и считаются «тяжеловесами». Шансы, что в скором времени Кремль вспомнит о финансовых спекулянтах, делающих баррель дешевле норвежского лосося, не очень высоки. Иракский министр нефтяной промышленности Адель Абдель Махди хвалит «братьев из России», которые наряду с «братьями из Саудовской Аравии» проявили «некоторую гибкость» при обсуждении вопросов нефтяного экспорта. А вице-премьер Юрий Трутнев подтверждает, что в Давосе велись разговоры о «координации действий» с представителями других стран-экспортеров нефти. Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков, правда, уточняет: «в прикладном плане» говорить о такой координации действий пока не приходится. Материя сама по себе слишком тонкая и зыбкая. А тут еще российская военная операция в Сирии и почти «горячее» противостояние между Саудовской Аравией и Ираном, которые, разумеется, существенно влияют на результативность консультаций с ОПЕК и внутри ОПЕК. Но помимо геополитики, в дело могут вмешаться и сугубо внутрироссийские, или скорее, внутриэлитные факторы. Сокращение объемов добычи, или скорее – экспорта, неизбежно отразится на вкладе нефтяников в пополнение бюджета. Соответственно, их претензии на господдержку и льготы будут менее обоснованы. А дальнейшая приватизация отраслевых лидеров – прежде всего, «Роснефти» и «Башнефти» — наоборот, более актуальной. При этом – из-за неблагоприятной конъюнктуры и падения валютной выручки – совсем не очевидно, что эта большая нефтяная распродажа сделает Игоря Сечина сильнее и влиятельнее, чем его конкурентов-«частников», вроде Вагита Алекперова или Михаила Гуцериева.
