о возможности аннексии территорий бывшей советской республики со стороны Варшавы

«Как говорят на Смоленской площади, «президент (украинского) государства просит национальный парламент утвердить особые права граждан другого государства, по сути, разрешая им всё». Борьба за незалежность ведётся с Москвой, но отнюдь не с Варшавой. Конечно, начинания такого рода — когда удачные, когда так и оставшиеся на уровне пожеланий — бывали и прежде».

Четыре века отношений между Речью Посполитой и теми, кто проживал на месте нынешней Украины, оставляли желать много лучшего. Причём это очень мягко сказано. И поляки, и казаки при выяснении отношений проявляли исключительную жестокость, чтобы не сказать зверство.

Вспоминая XVII век, украинцы могут указать на князя Ярёму (Вишневецкого), поляки — на ужасы хмельнитчины, причём и те и другие будут правы. Скажут: то было давно, когда вся Европа зверствовала, см. Тридцатилетнюю войну. Но беда в том, что кровавая традиция межславянских отношений продолжалась и в XVIII веке, а затем в XX веке. Ужасы Волынской резни превосходят всякое вероятие, и неслучайно под эгидой СССР в 1945 году произошёл размен населением между ПНР и УССР.

Как признание того, что при таком количестве взаимно пролитой крови, включая кровь малых детей, жить вместе будет трудно, лучше разъехаться.

Но под воздействием европейских ценностей лечатся даже такие застарелые раны. Президенты Дуда и Зеленский теперь обнимаются и лобызаются, а Дуда наносит визит в Киев, где его в Раде встречает безграничная любовь. Прямо по словам старого Тараса: «Знаю, подло завелось теперь в земле нашей: перенимают чёрт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства».

Так что полюбили в Раде и Дудины чёботы.

Дуда же приехал продвигать государственную унию Польши и Украины. Согласно параграфам проекта, «поляков уравнивают в правах с гражданами Украины и разрешают им занимать должности на госслужбе, в судебной системе. Это означает, что многие посты смогут занять граждане Польши. Остатки суверенитета Украины, которые у неё были, ещё больше уменьшатся, а зависимость от Польши возрастёт». Уже де-факто объявлено о снятии таможенных границ между Польшей и Украиной, на внутренний украинский рынок без ограничений придут польские товары.

Как говорят на Смоленской площади, «президент (украинского) государства просит национальный парламент утвердить особые права граждан другого государства, по сути, разрешая им всё». Борьба за незалежность ведётся с Москвой, но отнюдь не с Варшавой.

В 1990 году, после аншлюса ГДР, в Берлин и прочие города Восточной Германии понаехало большое количество «весси», которые заняли много важных должностей. А отношения между «весси» и «осси» и сейчас, спустя 30 с лишним лет после аншлюса, далеки от идеальных. Но там имела место унификация гражданства. Граждане Баварии, Тюрингии, Померании, Саарланда — все стали единообразными немцами. Тогда как при польско-украинской унии — табачок врозь.

Впрочем, 16 июня 1940 года, то есть уже после падения Парижа, но ещё до официальной капитуляции Франции, британский премьер Черчилль предложил мастерский ход в духе президента Дуды.

Тогда правительство Его Величества составило «Декларацию о союзе» и предложило французскому правительству спешно принять её. В документе предусматривалось создание франко-британского союза: единое правительство, единый парламент, единые вооружённые силы, единое союзное гражданство.

В радикализме Черчиллю нельзя было отказать, впрочем, и время было трудное. Вслед за Парижем немец мог оказаться и в Лондоне. Но правительство Рейно тянуло время и дотянуло до капитуляции, после чего франко-британский союз ушёл из повестки дня.

Хотя эта идея появилась вновь осенью 1956 года. Тогда закопёрщиком был уже французский премьер Ги Молле. Но Суэцкая кампания Англии и Франции провалилась с треском, президент США Эйзенхауэр проявил себя зрадником, соответственно, провалилась идея унии.

Заметим, что униатство, как правило, ставится в повестку дня, когда положение соединяющихся держав выглядит совсем плачевным. При таком несчастье они даже являли (и являют) готовность забыть прежние распри и объединиться в единую семью.

Правда, это относится только к политикам, да и то не ко всем. Рядовые граждане воспринимали униатские начинания с куда меньшим энтузиазмом. Нет оснований предполагать, что с польско-украинской унией будет иначе, нежели с франко-британской.

Слишком измышленная комбинация, чтобы оказаться жизненной.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.