Кризис власти в России продолжается

2 мая утром начались переговоры представителей Исполкома Совета с Временным правительством об образовании коалиционного министерства, продолжавшееся до 8 часов вечера с перерывами, в течение которых как комиссия Исполкома, так и Правительство отдельно обсуждали возникающие вопросы. Представители Исполкома заявили, что непременным условием вступления членов Совета в состав правительства является принятие формулированной комиссией программы в области внешней и внутренней политики: только при таком условии новое правительство может быть прочным, пользоваться полным доверием Совета и обладать действительной полнотой власти. При этом предполагается, что представители Совета в правительстве будут регулярно давать Совету полный отчет в своей деятельности. В прениях принимали участие: со стороны правительства — Львов, Шингарев, Некрасов, Керенский, Терещенко и Милюков, а со стороны комиссии — Чхеидзе, Церетели, Скобелев, Богданов и Дан. Милюков, возражая против самого принципа коалиции, находил предъявленную программу отчасти слишком неопределенной и скрывающей зародыши конфликтов в будущем, отчасти, поскольку она определенна (в области внешней политики), неприемлемой и не заключающей указаний на единство власти и на обеспечение этого единства полным довернем «революционной демократии». Большинство членов Правительства признало, что условия, выставляемые комиссией, могут быть положены в основу новой правительственной программы. Ираклий Церетели писал о начавшихся 2 мая переговорах: «С утра 2 мая начались переговоры нашей делегации с правительством. Переговоры с нами правительство поручило начать трем своим членам: кн. Львову, Некрасову и Терещенко. С ними мы встретились утром 2 мая на квартире у кн. Львова. Я помню первое впечатление от этой встречи. Перед нами были три самых влиятельных в правительстве министра, которые упорнее всех настаивали на образовании коалиционного правительства и которые после долгих усилий достигли этой цели. Но они далеко не имели торжествующего вида. По их озабоченным лицам чувствовалось, что предстоящий опыт был для них прыжком в неизвестность. Опыт раздела власти с социалистами, который не был еще испробован ни в одной другой стране, вызывал беспокойство в среде несоциалистических общественных кругов, и это настроение отражалось и на левых членах Временного правительства. Но вместе с тем с первых же их слов стало ясно, что они твердо решили сделать этот опыт. Мы ознакомили министров с нашим проектом программы будущего правительства и его взаимоотношений с Советом. Выслушав наше предложение и перечтя его письменный текст, кн. Львов заявил, что он и его товарищи по правительству, настаивавшие на образовании коалиционного министерства, заранее учитывали необходимость принять основные положения предложенной нами программы. По существу, говорил кн. Львов, эта программа есть развитие и продолжение той политики, которую Временное правительство и до сих пор осуществляло по соглашению с Советом, поэтому никаких существенных возражений против этой программы мы представить не можем. Незначительные, вполне приемлемые для нас изменения, которые кн. Львов предложил ввести в нашу программу, касались внешней политики и земельного вопроса. Кн. Львов выразил готовность принять формулу «мира без аннексий и контрибуций», а также указание на необходимость подготовки соглашения с союзниками на основе декларации от 27 марта. Но он предложил добавить к этому пункту заявление, что коалиционное правительство в полном согласии с народом отвергает сепаратный мир. По вопросу о земельной реформе кн. Львов сказал, что, хотя Временное правительство первого состава и не декларировало своей точки зрения по этому вопросу, в правительстве нет никого, кто бы сомневался в неизбежности перехода всей земли в руки крестьянства. Он просил только в нашу формулу «аграрная политика, регулирующая землепользование в интересах народного хозяйства и подготовляющая переход земли в руки трудящихся» внести какую-нибудь конкретизацию и вместе с тем указать, что решение вопроса о переходе земли в руки трудящихся должно быть предоставлено Учредительному собранию. Другая запомнившаяся мне любопытная черта этих переговоров заключалась в поведении Каменева. Негласное сотрудничество Каменева в составлении декларации коалиционного правительства было очень характерно для психологии Каменева и других умеренных большевиков той эпохи. Сохраняя официально положение непримиримой оппозиции, многие из них в глубине души считали коалицию одним из способов укрепления и развития революции. При этом развитие революции они понимали не в духе Ленина, который рассчитывал на то, что демократические социалисты своим участием в правительстве оторвут себя от масс и облегчат этим подготовку большевистской диктатуры. Развитие революции они понимали в том смысле, что коалиция укрепит демократический режим и что с осуществлением этой задачи большевикам останется выполнять роль парламентской оппозиции, популярной в массах своими крайними требованиями. Но, конечно, подлинное руководство партией было не в руках этих умеренных большевиков, а в руках Ленина, который лишь в силу необходимости отказывался до поры до времени от призывов к насильственным действиям против демократии. В своих замечаниях относительно проекта декларации нового правительства кн. Львов не ограничился упомянутыми выше двумя программными пунктами. С наибольшей силой он подчеркнул третий вопрос — вопрос о создании твердой власти… Задача момента — создание правительства, способного действовать. Правительство, опирающееся на доверие большинства населения, должно быть в состоянии в случае нужды применять меры принуждения к анархическим элементам, нарушающим демократический порядок. Отсутствие дееспособной власти может в разгар войны и внутреннего кризиса привести страну к гибели. По существу, в этом вопросе мы все были согласны с членами правительства. Мы сказали, что признаем необходимым применение принудительных мер для прекращения анархических эксцессов и готовы внести такое заявление в правительственную декларацию. Но, чтобы представить стремление демократической власти к сохранению порядка в его истинном свете, мы предложили борьбу с анархическими эксцессами связать с борьбой против контрреволюции. Ставя борьбу с анархией на эту почву, говорили мы, мы надеемся укрепить в народных массах такое настроение, которое поможет правительству свести применение репрессивных мер до минимума. Вслед за этим первым свиданием с представителями правительства, на котором было достигнуто полное соглашение по программным вопросам, был объявлен перерыв, после которого мы должны были встретиться с правительством в полном составе». На вечернем заседании Временного Правительства Милюков, узнав от Керенского, что в его отсутствие (во время поездки Милюкова в ставку) семь членов Правительства решили оставить за ним министерство народного просвещения вместо министерства иностранных дел, категорически отказался от такой комбинации и покинул заседание. 2 мая опубликовано объяснение Временного Правительства по поводу единоличного ухода А. И. Гучкова. Правительство напоминает, что свои воззрения на современное положение оно изложило в опубликованном 26-го апреля обращении в полном согласии с Гучковым. «Тогда же Правительством было единодушно решено сделать все возможное для привлечения в свой состав тех творческих сил, которые еще не участвовали в ответственной государственной деятельности. Не ожидая разрешения этого вопроса, А.И. Гучков признал для себя возможным единоличным выходом из состава Врем. Правительства сложить с себя ответственность за судьбы России. Отдавая себе ясный отчет в тех опасностях, которые стоят в настоящее время перед Россией, после испытанных ею потрясений, Врем. Правительство, по долгу совести, не считает себя в праве сложить с себя бремя власти и остается на своем посту. Врем. Правительство верит, что с привлечением к ответственной государственной работе новых представителей демократии восстановится единство и полнота власти, в которых страна найдет свое спасение.» Вечером состоялось экстренное заседание Петроградского Совета по вопросу о представителях во Временном Правительстве. Исполком поставил на решение собрания вопрос: должны ли представители революционной демократии вступить в состав Правительства? Докладчик Церетели развивал те соображения, которые заставили Исполком высказаться за вступление в правительство. По словам докладчика, сам министр-президент поставил его на очередь своим письмом к Чхеидзе. Правительство признало, что в своем прежнем составе, без участия представителей демократии, оно не в силах управлять, не в силах спасти страну от угрожающей ей гибели. Исполком отчетливо сознал, как грозно создавшееся положение. Он признал, что революционная демократия России, вынесшая на своих плечах революцию, не может спокойно смотреть, как гибнет ее собственное дело. Она обязана взять на себя ответственность за спасение страны. Церетели доказывал, что взять всю власть в свои руки Совет не может: это оттолкнуло бы от дела революции и бросило бы в объятия сторонников старого режима широкие круги населения, которые сейчас могут еще идти вместе с революционной демократией. У демократии и без того много противников. Если бы она без нужды плодила себе лишних врагов, — она потерпела бы крушение. Большевики Зиновьев и Каменев выступили с критикой решения Исполкома о вступлении в правительство. Они доказывали, что такое решение гибельно для революции. 3иновьев указал на многочисленные резолюции протеста против вступления демократии во Временное Правительство, исходившие и исходящие от рабочих и солдатских организаций и собраний на фронте и в тылу, и заявил, что капиталистическая война загнала человечество в тупик, единственным выходом из которого является переход всей власти в руки рабочего класса в лице Советов. После прений Совет большинством голосов против голосов большевиков и интернационалистов-меньшевиков и левых эсеров признал правильным решение Исполкома о вступлении представителей Совета в правительство. И, одобрив условия вхождения в правительство, выработанные особой комиссией, уполномочил Исполком продолжать переговоры с правительством о создании коалиционного министерства. Керенский писал о возникшем первом правительством кризисе: «С отставкой военного министра Гучкова, прекратил свое существование первый кабинет Временного правительства, закончился первый период его деятельности. Перед роспуском первый кабинет Временного правительства обратился к народу с политическим завещанием, которое до сих пор волнует душу и сердце. Подытоживая баланс своего короткого, но крайне трудного и напряженного существования, правительство выступило со следующим предупреждением, которое оказалось ужасающе пророческим: «Стихийное стремление осуществлять желания и домогательства отдельных групп и слоев, по мере перехода к менее сознательным и менее организованным слоям населения, грозит разрушить внутреннюю гражданскую спайку и дисциплину и создает благоприятную почву, с одной стороны, для насильственных актов, сеющих среди пострадавших озлобление и вражду к новому строю, с другой — для развития частных стремлений и интересов в ущерб общим и к уклонению от исполнения гражданского долга. Временное правительство считает своим долгом прямо и определенно заявить, что такое положение вещей делает управление государством крайне затруднительным и в своем последовательном развитии угрожает привести страну к распаду внутри страны и к поражению на фронте. Перед Россией встает страшный призрак междоусобной войны и анархии, несущий гибель свободы. Губительный и скорбный путь народов, хорошо известный истории, — путь, ведущий от свободы через междоусобие и анархию к реакции и возврату деспотизма. Этот путь не должен быть путем русского народа». Ленин 2 мая пишет в статье «Кризис власти» в газете «Правда»: "Советы рабочих и солдатских депутатов сами являются зародышем власти. Рядом с Временным правительством Советы тоже пытаются в некоторых вопросах осуществлять свою власть. Получается чресполосица властей или то, что теперь называют «кризисом власти». Так тянуться долго не может. При таком положении вещей каждый день будет приносить новый «инцидент» и создавать новые осложнения. Бумажку с надписью: инцидент исчерпан — написать можно. Но в живой жизни эти инциденты не исчезнут. И это по той простой причине, что это вовсе не «инциденты», не случайности, не мелочи. Это внешние проявления глубокого внутреннего кризиса. Это результаты того тупика, в который уперлось все человечество. Выхода из разбойничьей войны нет и быть не может, если не решиться на те меры, которые предлагают социалисты-интернационалисты. Три пути предлагаются теперь русскому народу, дабы разрешить «кризис власти». Одни говорят: оставьте все по-старому, доверьтесь еще больше Временному правительству. Возможно, что отставкой угрожают именно для того, чтобы заставить Совет сказать: доверяем еще больше. Временное правительство добивается, чтобы его стали упрашивать: придите и володейте, без вас — на кого же мы останемся… Другой путь: коалиционное министерство. Поделимте министерские портфели с Милюковым и К°, введемте в министерство несколько человек наших, и тогда пойдет уж музыка не та. Третий путь предлагаем мы: перемена всей политики Советов, отказ от доверия к капиталистам и переход всей власти к Советам рабочих и солдатских депутатов. Перемена лиц ни к чему не приведет, надо переменить политику. Надо, чтобы у власти стал другой класс. Правительству рабочих и солдат поверит весь мир, ибо всякий понимает, что рабочий и беднейший крестьянин никого грабить не хочет. Только это может ускорить конец войны, только это может облегчить нам пережить экономическую разруху. Вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов! Никакого доверия правительству капиталистов! Каждый «инцидент», каждый день, каждый час будет подтверждать правильность этого пароля». Лев Троцкий пишет про политические преобразования этих дней: «Либералы не хотели больше править без прямого участия социалистов в правительстве. Социалисты, вынужденные логикой двоевластия пойти навстречу этому условию, потребовали, с своей стороны, демонстративной ликвидации дарданелльской программы, что неотвратимо привело к ликвидации Милюкова. 2 мая Милюков оказался вынужден покинуть ряды правительства. Лозунг демонстрации 20 апреля осуществился, таким образом, с запозданием на 12 дней и против воли советских вождей. Это не значит, однако, что соглашательские партии стали ближе к рабочим и солдатам. Наоборот, апрельские события, показавшие, какие неожиданности таятся в массах, толкнули демократических вождей еще более вправо, в сторону более тесного сближения с буржуазией. С этого времени патриотическая линия берет окончательно верх. Большинство Исполнительного комитета становится сплоченнее. Бесформенные радикалы, вроде Суханова, Стеклова и пр., еще недавно вдохновлявшие советскую политику и пытавшиеся что-то отстоять из традиций социализма, отодвигаются в сторону. Церетели устанавливает твердый консервативный и патриотический курс, представляющий приспособление милюковской политики к представительству трудящихся масс». Одновременно с кризисом власти нарастал и кризис в армии. 2 мая в Ставке Верховного главнокомандования состоялось совещание командующих фронтами, о нем вспоминал позднее генерал Деникин: «В конце апреля проект в окончательной редакции был прислан Гучковым на заключение в Ставку. Мы дали горячую отповедь, в которой излили все свои душевные муки — и Верховный главнокомандующий и я — всю свою скорбь за беспросветное будущее армии. «Декларация — последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для русской армии» — таков был окончательный наш вывод. Ставка разослала проект декларации главнокомандующим фронтами, для ознакомления, после чего генерал Алексеев вызвал их в Могилев, чтобы совместно обсудить создавшееся роковое положение. Историческое заседание это состоялось 2 мая (Присутствовали: Верховный главнокомандующий генерал Алексеев, генералы: Брусилов, Щербачев, Гурко, Драгомиров, я, Юзефович и несколько чинов Ставки). Безысходной грустью и жутью повеяло от всех, спокойных по форме и волнующих по содержанию, речей, рисующих крушение русской армии. Генерал Брусилов тихим голосом, в котором звучала искренняя, непритворная боль, закончил свою речь словами: — «Но все это можно перенести, есть еще надежда спасти армию и даже двинуть ее в наступление, если только не будет издана декларация… Но если ее объявят — нет спасения. И я не считаю тогда возможным оставаться ни одного дня на своем посту»… Последняя фраза, помню, вызвала горячий протест генерала Щербачева, который доказывал, что уходить с поста нельзя; что, как бы ни было тяжело и даже безысходно положение, вожди не могут бросить армию…» 2 мая опубликован указ Временного Правительства об особых следственных комиссиях для расследования злоупотреблений по военному и морскому ведомствам. Они установлены для расследования допущенных в военном и морском ведомствах злоупотреблений по снабжению, вооружению и поддержанию боевой готовности и мощи русской армии и флота. В Киеве Совет рабочих депутатов, ввиду происшедшей накануне монархической манифестации, постановил вести самую решительную борьбу с контр-революцией. Морис Палеолог пишет 2 мая: «Милюков дает мне прощальный завтрак, на который он пригласил маркиза Карлотти, Альбера Тома, Сазонова, Нератова, Татищева и др. Отставка Гучкова и его тревожный клич омрачают все лица. Тон, каким Милюков благодарит меня за оказанное ему мною содействие, показывает мне, что он тоже чувствует себя осужденным. Уже несколько недель Временное правительство торопило Сазонова отправиться вступить в управление посольством в Лондоне. Он уклонялся, слишком основательно встревоженный тем, что оставлял на родине, и политикой, которую ему будут диктовать из Петрограда. По настоянию Милюкова, он решается, наконец, отправиться в путь. Мы уедем вместе, завтра утром».