Что будет после военного либерального колониализма США?

«Было время, когда американская внешняя и оборонная политика имели, по крайней мере, видимость эффективной, последовательной и объединяющей стратегии. Возможно, в период президентства Трампа снова появятся согласованные стратегии, особенно учитывая то, что новый советник по национальной безопасности — это подполковник Макмастер. Однако все это надежды на будущее, а в настоящее время, как и во времена Джорджа Буша, какой-либо серьезной стратегии просто не существует», — делает неутешительный вывод Дэниел Дэвис, старший научный сотрудник по вопросам обороны и бывший подполковник армии США, на страницах The American Conservative. «Скорее всего, в последний раз Вашингтон придерживался единой стратегической концепции после Второй мировой войны. Во время администрации Трумэна американская большая стратегия была призвана помочь в восстановлении послевоенной Европы, поддержать демократическое управление во всем мире и сдержать угрозу, исходившую от Советского Союза. Столпы, на которых покоилась эта стратегия, включали в себя План Маршалла (также известный как Закон об иностранной помощи 1948 года) и создание НАТО. Политика Соединенных Штатов по Плану Маршалла была разработана «для поддержания и укрепления принципов индивидуальной свободы, свободных институтов и подлинной независимости в Европе посредством помощи тем странам Европы, которые участвуют в совместной программе восстановления». Президент Трумэн сказал, что подписав договор о НАТО, «мы не только стремимся к освобождению от агрессии и от применения силы в Североатлантическом сообществе, но также активно стремимся содействовать и сохранять мир во всем мире». Практически каждый аспект американской внешней политики и оборонной стратегии в следующие 50 лет был основан на этих принципах. Однако действия, предпринятые правительством в поддержку этого плана не всегда были успешными. Например, «красная паника» и страх перед «принципом домино» подтолкнули Вашингтон поддержать войну-катастрофу во Вьетнаме и принять ужасные внешнеполитические решения: такие как одобрение незаконного переворота в Иране в 1953 году — мы все еще платим за последствия этого решения. Однако по большей части, внешняя политика США по-прежнему была сосредоточена на защите демократических правительств в Европе и поддержании военных, способных сдерживать Советский Союз. Все это завершилось с роспуском СССР в1991-ом году. Потеряв смысл существования и скоординированную внешнюю оборонную политику, мы начали дрейфовать. Освободившись от необходимости мониторинга действий Советской Армии, и больше не нуждаясь в финансировании, оснащении и обучении вооруженных сил США для сдерживания стран Варшавского Договора, Государственный департамент и Пентагон начали проводить независимый курс. 9/11 стал объединяющей искрой, и за короткое время внешняя и военная политика снова были синхронизированы. Но и этот фактор, к сожалению, быстро растворился. Угроза терроризма, какой бы варварской она ни была, не представляла собой экзистенциальную угрозу, каким был СССР. Политики вернулись к тому, чтобы вырабатывать тактику, отражающую их собственное видение, независимо от того, что может подумать соседний департамент. Отсутствие мощной угрозы оказало неожиданное и неблагоприятное воздействие на чиновников принимающих решения. До 1991 года США должны были тщательно взвешивать свои действия и думать, как посмотрит Москва на размещение той или иной военной силы за рубежом, прежде чем предпринимать конкретные действия. Освободившись от озабоченности этим вопросом, лидеры США начали размещать войска за рубежом с большей легкостью. Решения принимались по отдельности. Дипломатические шаги в одной части мира не были скоординированы с действиями в другой. Военные развертывания часто не имели никакой видимой связи с более крупными стратегиями США. Вместо этого в силе оказалась неожиданно возникшая (и невозможная для исполнения) школа либеральной гегемонии. Она не поднимается до уровня «стратегии», главным образом потому, что непоследовательна: у нее нет логичного и всеобъемлющего набора убеждений, которые предвосхищают действия. Однако, как правило, либеральная гегемония предполагает, что США «должны», по мере возможности, распространять демократию по всему миру с помощью военной силы. Такие усилия проваливались повсеместно на протяжении всего послевоенного времени. Однако это не помешало как республиканцам, так и демократам цепляться за свой нереализованный идеал. В либеральной гегемонии есть, по крайней мере, два основных недостатка. Во-первых, она практически не может быть успешной — поскольку стремится навязать американские ценности, культуру и историю обществам, которые обычно этого не хотят, и в большинстве случаев об этом не просили. Во-вторых, потребности других народов и наций воспринимаются как более приоритетные, чем потребности США. Так либеральная гегемония поставила глобальные интересы выше того, что раньше было ключевым фактором внешней политики: жизненно важные национальные интересы самой Америки. И глядя на последние публичные обвинения [в сторону администрации Трампа], глобальные интересы по-прежнему остаются первостепенными для многих. В последние месяцы Пентагон и Белый дом объявили о развертывании военных сил США (или расширении контингента) в Польше, Сомали, Норвегии, Германии, Румынии и Ираке. Только в последние несколько недель войска были отправлены в Центральную Африку, а министр обороны рекомендовал, чтобы в Сирию и Афганистан были направлены тысячи дополнительных войск. Но у каждой из этих миссий нет ответов на ключевые вопросы. Какова их цель? Что конкретно они должны сделать? Каковы национальные цели этих военных миссий? Военный стратег Дуглас Макгрегор в статье, опубликованной в апреле 2009 года в журнале вооружённых сил, объяснил опасность, которая накапливается в странах, которые не могут ответить на эти основные вопросы до того, как будут предприняты конкретные действия. Он писал, что «когда национальная военная стратегия не в состоянии ответить на вопрос — какова цель, метод и конечное состояние [которого нужно добиться], военная мощь становится двигателем разрушения не только предполагаемых врагов, но и поддерживающего ее общества и экономики». Через восемь лет его слова оказались пророческими. За последние 20 лет, когда США использовали военную мощь не в интересах национальной безопасности и не держа в уме какой-либо стратегический результат, условия не улучшались. Независимо от того, был ли это спецназ, тайные удары беспилотников, явные авиаудары, или развертывание боевых подразделений, чистый эффект был нейтральным или отрицательным: Ливия остается в состоянии гражданской войны с правительствами, каждое из которых претендует на легитимность. Сомали и Африка в целом оказались еще более подвержены насилию, чем в 1990-х годах, когда президент Клинтон впервые отправил туда войска. Война в Йемене так же жестока и неразрешима, как и прежде. Теперь старшие американские генералы говорят, что им нужны еще тысячи солдат в Сирии, Ираке и Афганистане, где мы безрезультатно боремся примерно с 2001 года. Президент Трамп еще даже не распаковал все свои вещи в Белом доме, но его администрации уже нужно уделить самое пристальное внимание этой проблеме и отказаться от бессвязных военных и международных действий в стиле прошлых президентов. «Либеральная гегемония» определяет статус-кво. Взгляд на текущую ситуацию показывает, что это фантастическое понятие действительно существует. Национальная безопасность США пострадала от политического хаоса. Надеюсь, что новые лидеры, которые были назначены президентом в Госдепартамент, в разведывательные агентства и Пентагон, разработают новую, логичную и скоординированную большую стратегию. Мы больше не можем позволить себе дрейфовать», — пишет Дэниел Л. Дэвис, участник четырех боевых вторжений, который вышел на пенсию в 2015 году после 21 года службы.