«Когда я увидел Кенигсберг открытым, я удивился». Интервью героя штурма Кенигсберга Константина Близнецова

9 апреля исполняется 76 лет со дня взятия Кенигсберга. Герой этого интервью – один из тех, благодаря кому Калининградская область в этом году отмечает свое 75-летие. Съемочная группа «Каскада» побывала в гостях у ветерана Великой Отечественной войны и участника штурма Кенигсберга Константина Евгеньевича Близнецова. Он согласился рассказать нам свою историю, несмотря на то, что недавно получил серьезную травму. Решил пойти на фронт в 17 лет - Когда мне исполнилось 17 лет, мы с другом решили идти на фронт. В военкомат пришли. Нас не особенно брали, но потом все-таки говорят: «В училище мы вас пошлем». И вот мы приехали в Уфу, из Уфы меня направили в летную комиссию и направили в город Уральск, в училище штурмовиков Ил-2. Там начал учиться в летном училище. Потом примерно через полтора года мы уже летать понемножку стали. Нас построили, предложили: «Вы все хотели пойти на фронт. Кто из вас имеет такое желание? Нужно будет закончить курсы стрелков-радистов, пойти в ШМАС и в боевой полк». Я дал согласие, шаг вперед сделал, несколько человек нас [было]. На Ту-2 попал в качестве стрелка-радиста - Закончили мы ШМАС, школу стрелков-радистов. Через три месяца отправили нас в полк. Попал я в 454 бомбардировочный авиаполк, который стоял в Шауляе [прим. – литовский город]. Это был конец декабря 1944 года. Подготовка к штурму Кенигсберга завершилась 5 апреля - Первый вылет мы сделали 6 апреля на Кенигсберг. До этого другие задания были, в основном бомбили порты, Любаву. Мы бомбили в основном порты и все военные соединения немцев. Первый маршрут проложили на Кенигсберг 5 апреля. Но Кенигсберг был закрыт полностью. Никак нельзя было, собственно, пойти. Ну некуда бомбить, не видно ничего. И первый вылет мы сделали 6 апреля, с прогалами такими, на железнодорожный узел в Кенигсберг. Потом в основном бомбили форты вокруг Кенигсберга. Были сильные форты. Первый раз когда я увидел Кенигсберг открытым, я удивился. Он был почти полностью уничтожен. А уничтожили его англоамериканские войска, бомбардировщики. Его здорово бомбили, и он был здорово разрушен. 9-ого был взят Кенигсберг. Немцы уже окружены были почти со всех сторон нашими войсками: у нас было очень много войск здесь и очень много авиации, им было очень туго. Единственный выход у них был на Пиллау. А наша цель была не дать им уходить, и мы заходили и бомбили Пиллау. Заходили всегда со стороны моря, нас сопровождал полк Французской Нормандии-Неман, истребительный полк. В Пиллау бомбардировщик Константина Близнецова подбили - На Пиллау наш самолет был подбит под левое крыло. Зенитные снаряды взрываются, и осколком пробило левую плоскость. А в плоскости залит бензин же. И оттуда белый шлейф сразу пошел. Я своему командиру говорю: «Миша, там у нас левая плоскость пробита». А оттуда такой белый шлейф пошел бензина. Ну мы, не сворачивая, как говорится, с курса, пошли на Кенигсберг. Возле кладбища (это поселок Космодемьянское) самолет загорелся, вспыхнул. Была команда «Прыгать», мы прыгнули. Когда прыгнул, зацепился куполом за дерево. Отстегнулся, ну метра 2, может, 2,5 было, отстегнулся, упал. Как обычно, сразу за пистолет хватаешься, чтобы в крайнем случае... Отполз я и слышу, кричит: «Да не бойся, твои». Ну и солдаты как раз подошли, а там как раз чуть дальше немцев были. Я, значит, поднялся. говорю: «Вы видели, ребят, сколько куполов было?» Они говорят: «Три было». Значит, еще где-то двое, а третий – нет третьего... Один член нашего экипажа погиб. Победу Константин Близнецов встретил в Польше - Мы перебазировались. А почему? Потому что Сталин дал команду взять как можно быстрее Берлин. Для чего? Для того, чтобы немцы не подписали договор о капитуляции с англичанами. Нашей авиации было очень много. И вот когда мы летали на Берлин, то боялись друг друга сбить, это точно. 2 мая Берлин был взят. Летный состав спал в спортивном комплексе. А технический состав – это километра три до аэродрома -, они были все там, у самолетов. У нас был такой Васька, до сих пор не могу его забыть. Почему? Потому что первый известил нас о победе. И вот он когда забежал в спорткомплекс, из пистолета как начал в потолок стрелять!.. Мы все повскакивали, все спали, а под подушкой у каждого пистолет. И он как заорал: «Победа! Мы победили!» Мы как начали палить в потолок! А там слышим – на аэродроме с этих пушек самолетных, с пулеметов этих технари начали стрелять. Перепугали мы поляков, они думали, опять немцы наступают. В общем, перепугались. Ну а когда победа… Что было – невообразимое! Через некоторое время полк Нормандии улетал во Францию и как раз сел на наш аэродром, где мы базировались. Ну мы, разумеется, когда узнали, что они сядут, приготовили прям на аэродроме столики. Когда они сели, мы окружили их, так-то мы в воздухе только друг друга видели, а разговаривать – не разговаривали. Хоть мы и там-то в Польше не говорили по-французски, но все равно друг друга понимали. Вторая мировая война продолжалась - Прилетели, значит, с посадкой в Смоленск. Дня через 2 приехал командующий ВВС, маршал Новиков. Построили нас, ну и маршал Новиков сказал: «Вы свое дело здесь сделали, вам предстоит еще одна миссия на востоке». И вот мы улетели на восток, на войну с Японией Войск было много, ну и, надо сказать, задавили их сразу, в Манчжурии. В Хайларе у них очень укреплен район был, под землей, нам чуть не досталось там, конечно. Они могли свободно нас убрать. А после этого был Харбин. В Харбине мы встретились с нашими русскими парнями. Это «колчаковцы», они эмигрировали в Манчжурию. Их родителей уже не было, только у одного мать была жива с тех пор, а отцов уже нет. Они просили поехать, посмотреть. Мы у командира полка попросили разрешения, съездили, посмотрели, как они живут. И потом нам дали команду перелететь в Сысоевку – это уже Дальний Восток наш. Мы в Сысоевку прилетели, и тут же дали команду проложить маршрут на Японию, на Хоккайде. Вылеты в Японию так и не состоялись - Видимо, разведка работала, знали, что американцы бросят атомную бомбу на Хиросиму. Бросили много войск сразу туда, Сталин хотел, чтобы японцы тоже подписали с Советским Союзом акт о капитуляции. Не получилось. Самая дорогая награда У Константина Евгеньевича много наград, но есть одна, самая дорогая: - Самый дорогой для меня орден – «За победу над Германией». Потому что за победу над Германией у нас погибло 24 миллиона жизней, вот поэтому...