Каковы перспективы создания американцами глобальной системы ПРО, и стоит ли нам ее бояться

Обострение военно-политической конкуренции России, Китая и США – ведущих ядерных держав – заставляет все больше внимания уделять вопросам создания систем противоракетной обороны (ПРО). Особенный интерес вызывает ПРО Соединенных Штатов, по словам самих американцев, претендующая на статус глобальной и предназначенной для отражения ответного ядерного удара. Что она умеет, чего не умеет, да и существует ли такой объект на самом деле? «Профиль» разобрался в вопросе. Из чего состоит Американская система ПРО состоит из трех контуров боевых средств, каждый из которых способен решать строго определенные задачи. Первый контур составляют 44 тяжелых шахтных перехватчика GBI, развернутых в двух позиционных районах на континентальной территории США – в Калифорнии (Ванденберг) и главным образом на Аляске (Форт-Грили). Эти перехватчики способны атаковать межконтинентальные баллистические ракеты за пределами атмосферы. К 2023 году запланировано развернуть еще 20 таких ракет. Второй контур составляют ракеты Standard SM‑3 нескольких серий, которые должны применяться из стандартных вертикальных пусковых установок Mk.41 боевых кораблей, а также из аналогичным образом устроенных наземных стационарных огневых комплексов Aegis Ashore третьего позиционного района в Восточной Европе. Это гибкая и хорошо масштабируемая система ПРО, однако у нее есть одна особенность: она проектировалась в первую очередь для борьбы с ракетами средней дальности за пределами атмосферы (на среднем участке траектории). Применяться против межконтинентальных систем она может только теоретически – к 2020‑му запланировано провести соответствующий эксперимент. Система THAAD на авиабазе Андерсен (остров Гуам) Nelly George / Vostock Photo Третий контур состоит из мобильных наземных установок THAAD, которые, в отличие от SM‑3, могут применяться как на среднем заатмосферном участке, так и внутри атмосферы на терминальном участке. Точно так же комплекс THAAD предназначен для борьбы с ракетами средней дальности. Сюда же можно было бы отнести и ЗРК Patriot PAC‑3, которым приданы возможности по борьбе с оперативно-тактическими ракетами (как считается, не самым удачным образом). В теории все эти боевые средства должны составить единую информационную сеть, обмениваться целеуказанием и работать совместно в глобальном масштабе. На практике же такая система пока не создана, и не вполне понятно, насколько вообще может считаться работоспособной подобная пространственно разнесенная архитектура в условиях противодействия противника, в первую очередь при подавлении каналов связи. А зачем и кому это нужно? В свежей стратегии развития американской ПРО (Missile Defense Review 2019) в глаза бросается «исправление имен» – коррективы, отражающие изменившийся дух времени. Реверансы в адрес Москвы и Пекина, пассажи о необходимости сотрудничества в борьбе с ракетными угрозами исчезли. Вместо этого Россия и Китай названы «державами-ревизионистами» и источником ракетных угроз, особенно гиперзвуковых. Но алармист, уже приготовившийся испытать на себе всю мощь глобальной противоракетной гегемонии, будет разочарован. И это несмотря на то, что в тексте документа излагаются соображения, суть которых можно передать слегка осовремененной шуткой времен Второй мировой войны: «Первая линия нашей противоракетной обороны проходит по пусковым установкам ракет противника». Трудно иначе трактовать призывы встроить в систему ПРО ударный контур, «препятствующий старту». Но вместо внедрения ударных систем американцы, по сути, разделяют свою «глобальную» ПРО на две совершенно разные функциональные части. Первая часть отвечает за оборону континентальной территории Соединенных Штатов. Ее цель – одиночные или ограниченные групповые пуски технологически несовершенных ракет, построенных в «странах-изгоях» (Иране, КНДР). Очерчивание контуров второй части начинается с констатации того факта, что нападение России или Китая на Америку с массированным применением современных технически сложных ракет предстоит предотвращать «за счет ядерного сдерживания». То есть не перехватывать удар противоракетами, а предотвратить его с помощью угрозы гарантированного ракетно-ядерного ответа. Есть ли у американской ПРО задачи на случай противостояния с Китаем или Россией? Есть, и об этом прямо сказано. Против двух своих «контрпартнеров» в большом стратегическом треугольнике США намерены применять ПРО театра военных действий (ТВД)– так называемую «нестратегическую ПРО», то есть средство борьбы с оперативно-тактическими ракетами и ракетами средней дальности (включая перспективные гиперзвуковые планирующие средства). В этой части стратегии много места занимают не вполне привычные фразы про интеграцию оборонительных вооружений с ударными задачами, а ПРО представлена как один из видов всестороннего обеспечения наступательной операции на ТВД. По сути, перед американской ПРО сегодня стоят две задачи. Первая – защита своей континентальной территории (или зарубежных военных баз США, или ключевых союзников Вашингтона) от ограниченного стратегического ракетного нападения со стороны «стран-изгоев». Вторая – создание «зонтика» на театре ограниченной наступательной операции против технологически продвинутого противника, обладающего современными крылатыми и баллистическими ракетами средней дальности. Задача создания классической плотной ПРО, способной выдержать массированное ракетно-ядерное нападение, не ставится, да и вряд ли может быть реалистично поставлена с такими военно-техническими средствами. Это экономика, дурачок Отдельный и очень сложный вопрос – а в какой мере это все вообще работает? Классический расход перехватчиков на одну цель – две ракеты. Но это в идеальных условиях, подразумевающих полное отсутствие противодействия. В мире, где ракеты оснащаются современными комплексами средств преодоления ПРО, расход будет существенно больше. Так, бывший начальник главного штаба РВСН генерал-полковник Виктор Есин утверждает, что оптимистическая оценка эффективности GBI американскими военными – 5–7 перехватчиков на одну сложную баллистическую цель «Тополя-М» (ордер ложных целей с одним моноблоком повышенного класса мощности). Некоторые специалисты полагают, что расход на одну цепочку ложных целей с боевым блоком в реальной обстановке может быть и выше – не менее 10 перехватчиков. Таким образом, очевидно, что континентальная ПРО США не может противостоять даже предельно ослабленному ответному ядерному удару в пределах первых десятков боевых блоков. При этом элементы ПРО в третьем позиционном районе (базы в Румынии и Польше), оснащенные в пределе 48 перехватчиками Standard SM‑3 Block IIA, по всей вероятности, не способны и на такие подвиги в отношении российского ответного ядерного удара. Причина этого в том, что геометрия и динамика взаимных перемещений ракет и противоракет практически исключают успешные перехваты даже в условной дуэльной ситуации против одиночного запуска, тем более при массированном применении, быстро насыщающем незначительную систему ПРО. Заметим, что даже очень ограниченные возможности, которые можно приписать этим огневым средствам, требуют поддержки информационных систем, которых, к слову, все еще нет. Речь идет о способности отслеживать запуски ракет с момента старта, а не тогда, когда ракета поднимется над радиогоризонтом и будет обнаружена радарами из норвежского Вардё и британского Файлингдейлз-Мур. Для запуска ракет типа «Тополь» из самого западного позиционного района Выползово это высота подъема свыше 200 км. Только после этого перехватчики могут быть применены. Для того чтобы наводить их с момента старта ракеты, требуются средства наблюдения, позволяющие получать точную траекторную информацию «сверху». Классический космический эшелон спутников предупреждения о ракетном нападении (высокоорбитальный) точно засекает старт (надежно фиксирует факел ракетного двигателя) и в ряде случаев может выдавать данные для оценки азимута траектории. Но он не способен снабжать огневые средства ПРО целеуказанием, достаточным для наведения противоракет на этапе разгона. С конца 1980‑х – еще со времен программы СОИ – американцы пытаются создать низкоорбитальный спутниковый эшелон инфракрасных средств, способных решать эту задачу. Но сделать это так и не получилось. И некоторые специалисты сомневаются в том, что по экономическим причинам (низкая орбита ограничивает сектор наблюдения, тем самым требуя наращивать спутниковую группировку) такие средства вообще можно создать и тем более обеспечить их боевую устойчивость в условиях противодействия противника (радиоэлектронное подавление, противоспутниковые системы). Есть ли способ улучшить породу? Понимают ли американцы эти проблемы? Скорее, да. Есть ли системное решение? Скорее нет, но США продолжают делать вид, что оно есть. Так, например, продолжается эпопея со средствами поражения «на новых физических принципах». Создав и забраковав авиационный противоракетный лазер ABL на платформе «Боинга 747», американцы перешли к следующему этапу: лазерному противоракетному беспилотнику, атакующему стартующие ракеты на активном участке траектории – на разгоне, до разведения полезной нагрузки и выстраивания боевого порядка из боеголовок и ложных целей. Теоретически идея неплохая, даже удачная. Но проблема в другом: как обеспечить требуемую мощность на луче, и какого габарита будет лазерная установка – войдет ли она в беспилотник, и не получится ли он размером с тот самый «Боинг 747»? Впрочем, для беспилотника предусмотрены две системы: маломощный лазер для снятия траекторной информации и мощный – уже для поражения. Если боевой лазер выглядит сомнительно, то сделать средство наблюдения за стартующими ракетами и включить его в общую сетецентрическую информационную систему ПРО вполне возможно. Особенно если речь идет о контроле воздушного пространства относительно небольшой страны, к которому есть доступ со стороны моря (Иран и КНДР подходят). Понятно, что сибирские ракетные шахты, расположенные в глубине континента, так «выпасать» не получится. Еще одна концепция – перехватчики космического базирования. Из времен поздней СОИ в памяти многих осталось словосочетание Brilliant Pebbles – низкоорбитальное созвездие мелких дешевых перехватчиков с инфракрасными головками, наводящихся на факелы двигателей ракет, вышедших из атмосферы в безвоздушное пространство. Решение уперлось не столько в технику (с инженерной точки зрения тут нет ничего запредельно сложного), сколько опять-таки в экономику. Для эффективной работы потребовались бы тысячи таких перехватчиков, и развертывание полной группировки с периодической заменой обходилось бы в весьма круглую сумму. Сейчас требуемый объем такой системы для построения плотной ПРО против равного противника снизился (пропорционально сокращениям стратегических наступательных потенциалов с конца 1980‑х), но легче от этого станет вряд ли. Известно, что в тактико-технических требованиях на российские ракетные комплексы пятого поколения (начиная с «Тополя-М») учитывается противодействие «некоторым элементам перспективной системы ПРО вероятного противника», не исключая и космический эшелон перехвата. Есть и еще более завиральные идеи. В том же самом Missile Defense Review 2019 предлагается включить в контур системы ПРО истребители F‑35, снабдив их перехватчиками для борьбы сначала с крылатыми ракетами, а потом и с межконтинентальными баллистическими. Если в первом случае результат еще хоть как-то просматривается (например, это одно из главных назначений российского перехватчика МиГ‑31), то во втором элементарный вопрос о запасе времени на применение этого средства против стартовавшей баллистической ракеты повисает в воздухе. Таким образом, страшилки о «ракетном зонтике», который позволит США нанести разоружающий ядерный удар по России, отразив ослабленный ответ, оснований под собой как не имели раньше, так и тем более не имеют сейчас. Можно было бы напомнить о новых российских стратегических системах, впервые презентованных в марте прошлого года именно с прицелом на высокую эффективность преодоления ПРО. Вот только это совершенно излишне: классические средства «с высокой выживаемостью в ответном ударе» могли преодолеть такую ПРО ничуть не менее эффективно и до появления экзотического «вундерваффе». Причем они способны доставить на территорию противника куда больший тротиловый эквивалент, и обойдется это гораздо дешевле. А где американцы в среднесрочной перспективе действительно могли бы ожидать прорыва от вложений, буде они последуют, это в области нестратегической ПРО театра военных действий, способной бороться с реальными «Искандерами» и гипотетическими «Суперискандерами», а также с гиперзвуковыми системами средней дальности. Напомним, что, в отличие от построения плотной ПРО для защиты от российского или китайского ракетно-ядерного нападения, задача противостояния таким системам на ТВД во время ограниченного столкновения внятно и четко прописана в главных документах военного планирования США. Если американцы в этом действительно преуспеют, то это будет для нас крайне обидно, поскольку данная область – традиционная сфера компетенций отечественной оборонки, а российские средства ПВО/ПРО С‑300 и С‑400, согласно общепринятому мнению, на голову превосходят аналогичные западные системы.