Майя Плисецкая была солисткой Большого театра более 40 лет, объездила с гастролями весь мир и в каждой стране снискала огромную славу и признание. Ее супруг — композитор Родион Щедрин — писал балеты специально для нее. Карьера Плисецкой была необычной — она продолжала танцевать даже в 80 лет. И эти выступления были столь же блистательны и, как и раньше, вызывали восторг и любовь огромной аудитории.
О жизни, творчестве и любви балерины пишет искусствовед Елена Ерофееева-Литвинская. Книга "Майя Плисецкая. Воспоминания. Фотографии. Интервью" — это собрание историй, проиллюстрированное множеством редких фотографий Плисецкой, а еще ее личными рассказами. Прочтите отрывок о том, как ей удалось выйти из-под надзора спецсотрудников КГБ (и почему вообще за ней следили), как она писала письмо Никите Хрущеву, был ли у нее роман с Робертом Кеннеди и что она думает об американском политике.
Как такую можно было выпустить – дерзкую, непокорную, своенравную, говорившую прямо то, что думала? А самое главное – английскую шпионку. Сто процентов. Любит свободу, и биография сомнительна. Значит – шпионка. Посему – никаких поездок за рубеж. Наверняка не вернется. Оконфузит на весь мир. Сейчас это кажется абсурдом, но тогда так считали всерьез, и дело, заведенное на Плисецкую у Председателя КГБ генерала Серова, пухло от новых донесений с каждым днем. И тут совсем было не до шуток.
Шесть лет по Москве за опальной балериной след в след ездила черная оперативная машина с тремя спецсотрудниками. Даже в магазин за хлебом нельзя было забежать безнадзорно. Ночью машина стояла под окнами дома в Щепкинском переулке сразу за Большим театром, где на втором этаже жила Майя. Шумела включенным детонировавшим мотором, чтобы продрогшие чекисты вконец не замерзли. Слышно было здорово. Подходящий аккомпанемент для романтических свиданий Плисецкой и Щедрина холодной весной 1958 года...
А новоявленная Мата Хари не знала ни одного иностранного языка, кроме, естественно, французской балетной терминологии. Когда в 1989 году в Риме Плисецкая вместе с Леонардом Бернстайном, с которым подружилась в Америке тридцать лет назад, получала премию Виа Кондотти, знаменитый композитор подтрунивал над балериной: "Что, Майя, так по-английскому ты и не выучилась?"
"Терпи, девка, мне хуже было. Под домашним арестом сидеть пострашнее. Те танцевать не давали..." – только и могла сказать ей первая ученица Агриппины Вагановой, прима Большого, блистательная Марина Семенова, вдова расстрелянного в 1938 году советского посла в Турции Карахана. Та, чье имя Плисецкая называла в тройке своих кумиров: "Семенова, Уланова, Шелест".
Все эти шесть лет Плисецкая упрямо боролась за свое доброе имя. Звонила, писала, отправляла телеграммы. На правительственных банкетах не упускала случая прямо заявить, что ее по непонятным причинам не выпускают за границу, как прокаженную, высокопоставленным вершителям судеб. Одно письмо, правда, в итоге так и не попавшее в руки Хрущеву, сочиняли сразу три писателя – французский писатель-коммунист Луи Арагон, его жена, писательница Эльза Триоле, родная сестра Лили Брик, гостившие тогда в Москве, и последний Лилин муж Василий Катанян. В стороне не остались ни Лиля, ни Щедрин. Ему в конце концов и удалось переломить карту – попасть на прием к генералу КГБ Питовранову (телефон раздобыла Лилечка). А с подачи Питовранова, передавшего очередное письмо "царю Никите", организовать для Майи аудиенцию у тогдашнего главы этой наводящей ужас организации Александра Николаевича Шелепина. С "железным Шуриком", как его называли за глаза в бытность комсомольским вождем, Плисецкая ездила на один из молодежных фестивалей.
"Прочел Никита Сергеевич ваше письмо, – изрек Шелепин. – Просил нас тут разобраться. Мы посоветовались и думаем – надо вам с товарищами вместе за океан отправиться". И, провожая Плисецкую, которая все никак не могла поверить в свое избавление и ждала подвоха, у порога начальственного своего кабинета добавил, имея в виду Щедрина: "Мы ему рук в заклад рубить не будем. Вот если не вернетесь..." И пальцем погрозил. Для острастки.
"Невыездная" одиссея завершилась победой Плисецкой. Иначе и быть не могло в случае с Майей, шествовавшей по жизни напролом, победительно, с прямой спиной и гордо поднятой головой. Рецензия Джона Мартина в "Нью-Йорк таймс" на первый спектакль Плисецкой в "Метрополитен" заканчивалась словами: "Spasibo Nikita Sergeevich!" А знаменитый импресарио Сол Юрок наивно полагал, что это к его советам прислушались в Москве...
После возвращения в Москву Хрущев пожаловал Плисецкой высшее артистическое звание – народная артистка СССР. Мол, спасибо, что не сбежала на Запад.
Пахучими были и белые лилии, подаренные министром юстиции США Робертом Кеннеди в день рождения Плисецкой 20 ноября 1962 года. Гигантский букет, который скрывал посыльного, "вплыл" в гостиничный номер балерины в Бостоне, на родине Кеннеди, где тем вечером Плисецкая танцевала "Лебединое озеро". Майя и Роберт родились день в день, месяц в месяц, год в год. И это был единственный человек, так совпавший с Плисецкой, которого она встретила за всю свою долгую жизнь. Говорили, что у них был роман. Но предоставим слово самой Плисецкой.
От первого лица
"Что же это было?
Флирт – не флирт. Игра – не игра. Зов – не зов...
Но тяга – была. Интерес – был. Любопытство – было. Новизна – была. Непривычность – была... Чудесное совпадение нашего появления на Земле – было. Изумление тому – было...
Со мною Роберт Кеннеди был романтичен, возвышен, благороден и совершенно чист. Никаких притязаний, никакой фривольности..."
Праздновать 80-летний юбилей ее звали в Токио, Париж, Лондон, но всем мировым столицам она предпочла Москву. Импровизированное фламенко Плисецкой в дуэте с Хоакином Кортесом произвело эффект разорвавшейся бомбы. А потом озорная Плисецкая пожелала увидеть "Дон Кихот" таким, каким он мог бы быть сейчас. И желание было исполнено. Она, всю жизнь любившая мистику и юмор, казалась азартной болельщицей на футбольном матче. Какие там пьедесталы? Это ведь Майя! Еще с училища остановить Плисецкую было невозможно. На спор она могла пройти на пальцах от хореографического училища на Пушечной улице до Большого театра, сзади которого находился дом, где она жила. А в финале фантастического, торжественного и очень смешного "Дон Кихота" Плисецкая вышла на кремлевскую сцену и исполнила свой коронный номер "Ave Maya", специально для нее поставленный Морисом Бежаром на музыку Баха и Гуно, – под бесконечные рукоплескания публики, завороженной магическими жестами балерины, играющей двумя веерами.
Но это выступление не стало последним. Через три года Майя Плисецкая выступила в Испании, станцевав "Ave Maya". Только вдумайтесь – балерина, которой отпущен такой короткий сценический срок, шагнула в следующий век и озарила его своим сиянием. Ведь это невероятно! Высокий шаг (т.е. способность высоко поднять вытянутую ногу) – одно из профессиональных достоинств балерины – в случае с Плисецкой преодолел время.
"После спектакля я всегда ставлю все подаренные мне цветы в вазы. Подарят пятьдесят, сто роз – не лягу спать, пока не подрежу каждый цветочек и не поставлю его в вазу. Но через три дня все вянут. Стоит только ОДНА. Из СТА. Это ПРИРОДА..." – отвечала Плисецкая, когда ее спрашивали о секрете молодости и долголетия.
Каким видится ее творческий и человеческий путь, где одно неотделимо от другого, ибо Плисецкой была дана редчайшая способность сплавлять искусство и жизнь в едином огне?
Гениальный русский поэт Марина Цветаева, несомненно, близкая Плисецкой по духу, строю, накалу, подразделяла поэтов на две категории – "с историей" и "без истории". "Первых графически можно дать в виде стрелы, пущенной в бесконечность, – писала Цветаева, – вторых – в виде круга. ...Мысль – стрела. Чувство – круг". Поэты с историей "слишком велики по объему и размаху, им тесно в своем "я". ...Человеческое "я" становится "я" страны – народа – данного континента – столетия – тысячелетия..." Графически выразила судьбу человека и художника и гениальная Анна Ахматова: "Один идет прямым путем, другой идет по кругу..."
Майя Плисецкая – балерина с историей, художник активной мысли и деятельной воли. Стрела, летящая в бесконечность...