Глава ВЦИОМ: соцопросы не могут быть честнее, чем люди, которые в них участвуют
Избирательная кампания в России входит в решающую фазу, через несколько дней для партий и кандидатов начнется этап публичных дебатов, которые традиционно считаются одним из ключевых элементов предвыборной агитации. О факторах, влияющих на электоральные рейтинги партий, эффективных формах общения с избирателями и поисках обществом полей для политической активности рассказал в беседе с ТАСС генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) Валерий Федоров.
— Избирательная кампания в Госдуму сейчас, по сути, уже выходит на финишную прямую. Но ряд экспертов, ссылаясь на данные социологических опросов, заявляют об отсутствии большого интереса россиян к предстоящим выборам. Действительно ли кампании пока нет в повестке, ждать ли изменений в настроениях граждан ближе к сентябрю?
— Я вижу две причины, почему партиям пока не очень удается пробиться к избирателям. Первая — фундаментальная, связана с коронакризисом, третьей волной заболеваемости, проблемой вакцинации. Другой аспект этой проблемы — социально-экономический: люди пока чувствуют только рост цен, а роста зарплат — нет. То есть у людей сейчас другие заботы и проблемы, и с парламентом они решение этих проблем не связывают, они их связывают, прежде всего, с президентом и правительством.
Есть и другая причина, я бы назвал ее конъюнктурной или, точнее, календарной. У нас так построен календарь выборов, что реальная кампания возможна в последние две-три недели перед выборами, поскольку летом многих избирателей нет в местах постоянного проживания, они находятся в отпусках, на отдыхе. Когда люди возвращаются и переключаются на осеннюю рабочую повестку, тут-то их и подстерегает избирательная кампания. На мой взгляд, последние три недели перед выборами станут временем включения, временем, когда партиям удастся достучаться, как минимум, до половины наших соотечественников, имеющих право голоса.
— На протяжении фактически всего прошедшего периода избирательной кампании рейтинги ведущих партий практически не менялись. Можно ли говорить в этом случае о некой стагнации рейтингов? Как может повлиять на них этап агитации в СМИ, который начнется в ближайшие дни?
— Нет, рейтинги не стагнируют, вы можете взять для примера последние три месяца и увидеть, что изменения есть.
На самом деле рейтинг правящей партии в ходе избирательной кампании всегда падает. Потому что если в ситуации без выборов такая партия имеет информационное преимущество, то при избирательной кампании оппоненты ей начинают приписывать все грехи, и те, в которых она действительно виновата, и те, к которым не имеет отношения. В 2016 году было то же самое, рейтинг "Единой России" по ходу кампании падал, не критично, не драматично, тем не менее результат выборов был для партии очень приличный. И в этот раз тоже никакого драматического падения нет.
База, с которой "Единая Россия" начала эту кампанию, существенно ниже, чем в 2016 году. Тогда базой был Крым, а в 2021 году база — пенсионная реформа и пандемия. Я, правда, уверен, что "Единая Россия" ни в том, ни в другом не виновата, но надо же кого-то обвинять.
Прогнозов по результатам давать пока не буду. Напомню только, что, кроме той части мандатов, которая распределяется по единому избирательному округу, а это только половина Думы, есть еще вторая половина, и предметный анализ показывает, что единороссы в округах всех бьют с огромным преимуществом.
Что касается агитации, то фактически она уже началась, не через СМИ, но через соцсети и другие возможности, которые предоставлены интернетом. И это сейчас самый эффективный способ агитации, потому что структура медиапотребления изменилась, и сегодня совокупная аудитория соцсетей не меньше, чем аудитория телеканалов, радио и так далее. Эта агитация таргетирована, но ровно на ту группу, которую партия Х выбрала для себя. И вы можете этой агитации не видеть, поскольку не входите в эту таргетгруппу, вы просто не интересны партии Х, ей интересны, например, пенсионеры, потому что они ходят и голосуют. А пенсионеров, кстати, в соцсетях сегодня огромное количество.
Кроме того, рациональный принцип состоит в том, что, чем ближе к финалу кампании, тем больше должна быть агитация, она должна идти по нарастающей, а не по нисходящей. Я уже говорил, что, по сути, вся активная фаза кампании у нас будет всего три недели, поэтому, думаю, в сентябре, на наши головы обрушится целый вал лозунгов, призывов, рекламных роликов и так далее.
— Если опираться на данные опросов ВЦИОМ, в Госдуму нового созыва по списку проходят четыре нынешние парламентские партии. При этом значительный процент респондентов — порядка 13% — готовы проголосовать за непарламентские партии. Значит ли это, что у какой-то из них есть шанс на получение думских мандатов?
— У нас довольно высокий проходной барьер в Госдуму — 5%, и если поделить 13% на все 10 непарламентских партий в бюллетене, то в среднем на каждую приходится 1,3% при нужных 5%. Поэтому вероятность их прохождения невысока.
Однако есть несколько непарламентских партий, у которых шансов больше, чем у других. Например, "Новые люди", возможно, единственная партия, которая вкладывает в кампанию свои деньги, плюс название хорошее. Запрос на перемены существует, они правильно себя представили, как в свое время "Справедливая Россия" правильно себя назвала под запрос на справедливость.
"Яблоко" по сравнению с другими партиями имеет преференции, потому что эта партия одна осталась на либерально-западническом фланге, других просто нет. Если раньше на этом фланге все время были разброд и шатание, вся энергия уходила на внутривидовую конкуренцию, то сейчас партия единственная, больше нет никого. Правда, "Яблоко" известно тем, что все свои шансы и возможности теряет, поэтому я скептически оцениваю вероятность увидеть ее в следующей Думе. Партия пенсионеров за счет тяжелого послевкусия пенсионной реформы тоже имеет шансы, но кроме названия, у нее, по сути, ничего нет. Хватит ли названия, чтобы преодолеть барьер? Думаю, не хватит.
Кто еще имеет некие преференции? "Зеленые". Сейчас климатическая повестка обостряется и в России, и во всем мире. Но тоже не уверен, что они преодолеют барьер, потому что, во-первых, у нас две "зеленые" партии ("Зеленые" и "Зеленая альтернатива" - прим. ТАСС), во-вторых, ни у тех, ни у других нет ни сильных лидеров, ни популярных программ. То есть они скорее обозначают этот сектор, чем реально на него претендуют.
Все остальные партии ничего из себя не представляют, думаю, говорить о них бессмысленно.
— ВЦИОМ проводил исследования по тематике, которая наиболее волнует россиян в предвыборной повестке партий. Какие темы являются приоритетными, как повлияла на них продолжающаяся пандемия коронавируса?
— Проблемные темы известны. На первом месте — это все, что связано с пандемией, ограничениями, вакцинацией. На втором месте — разрыв с первым небольшой — все, что связано с экономическим положением страны: рост цен, стагнация доходов, дефицит высокооплачиваемых рабочих мест, эта вторая группа проблем по важности практически столь же значима, как и первая. Дальше идут традиционные проблемы ключевых социальных систем — это здравоохранение за пределами коронавируса, образование, пенсионное обеспечение. Все остальное волнует сильно меньше: внешняя политика, коррупция, внутренняя политика.
Поэтому проблемный фон понятен, партии, разумеется, пытаются к нему прицепиться, предложить программы, которые так или иначе эти проблемы учитывают и предлагают их решить. Впереди три недели до выборов, посмотрим, кто из партий будет более креативен, изобретателен в донесении до избирателей своих месседжей.
Как в целом коронавирус повлиял на отношение к партиям? Ухудшил. Он ухудшил отношение ко всем социальным и политическим институтам в России, хотя на самом деле в большинстве стран мира происходит то же самое, где-то и похуже. Потому что пандемия — это испытание, оно не разовое, идет волнами и непонятно, когда закончится. Неопределенность, горизонты жизненные резко сузились, жировые запасы, у кого они были, уже проедены, государство деньги с вертолета не разбрасывает, понимая, что кризис может затянуться, оно относится к деньгам уже гораздо более осторожно, чем год назад. Поэтому доверие людей к институтам падает, они не видят быстрого выхода из кризиса. Какое в таких условиях может быть доверие к политически партиям, которые и до наступления кризиса не особенно пользовались авторитетом? Конечно, низкое. Виноваты они в этом? Нет. Китайцы говорят: "Прилив поднимает все лодки". Вот отлив опускает все лодки, и мы, и весь мир находимся сейчас в этой ситуации.
— Эта кампания проходит с рядом новшеств, главными из которых, пожалуй, можно назвать трехдневное голосование и применение дистанционного электронного голосования. Что говорят опросы, как россияне относятся к этим новациям?
— Людям интересно, они позитивно относятся. Есть, конечно, страхи, но они есть всегда, когда появляется тема технологий. Я помню, когда еще создавали ГАС "Выборы", было много недоверия, и оно в принципе не исчезло. Но все-таки это недоверие перебивается интересом. Мы можем заказывать пиццу через смартфон или покупать билеты в кино, или участвовать в голосовании по важным вопросам региональной, местной жизни, можем жалобы писать, а голосовать на выборах почему-то не можем. И тут такая возможность появляется. И это интересно, особенно молодому поколению.
Но широта охвата этим электронным голосованием во многом зависит от масштабов агитации со стороны Центризбиркома, региональных избиркомов, может быть, региональных властей, от того, насколько активно они будут рассказывать избирателям о такой возможности. Поэтому пока предсказывать, сколько людей проголосует электронно, невозможно, но потенциал большой. Мы задавали такой вопрос, и хотя бы попробовать раз такой вид голосования согласились больше половины опрошенных. Думаю, эта форма голосования будет в дальнейшем только развиваться и расширяться.
— Согласно недавнему исследованию ВЦИОМ, по сравнению с 2011 годом уменьшился интерес россиян к выборам. Значит ли это, что российское общество становится аполитичным, или же речь идет об изменении приоритетов, форм участия в общественно-политической жизни?
— Все-таки опрос, о котором вы говорите, был о разных видах социальной и политической активности, про политику там был один вопрос: участвовали ли вы в течение последнего года в голосовании? Этот опрос проводился в июле, а голосование у нас проходит в сентябре. Думаю, если бы мы провели этот опрос в октябре, ответы были бы совсем другие.
Я резкого снижения активности не вижу, наоборот, я вижу рост активности, но пока она, скорее, социальная: это участие в субботниках, коллективном благоустройстве, выборах руководящих органов ТСЖ, митингах против точечной застройки, по экологическим проблемам. По всем этим темам, которые на самом деле волнуют людей, напрямую касаются их, мы видим за 10 лет рост активности. Мы можем сделать вывод, что деятельность наших политических партий в масштабах всей страны оторвана от тех проблем, которые на самом деле волнуют людей. Более того, сами люди, не доверяя партиям, высказываются против, когда представители партий приходят и пытаются политизировать какое-то собрание или пикет.
Поэтому я бы не говорил о снижении политической активности. Скорее, идет поиск эффективных полей, арен для политической активности. И она сосредоточена в конкретных местах, локусах, даже на уровень регионов не выходит, но этих локусов сегодня становится все больше. Люди не становятся аполитичными, они, скорее, фокусируются, концентрируются на проблемах, которые действительно для них важны и при решении которых их слово что-то значит, и добиваются своего.
— Не так давно, выступая на молодежном форуме "Территория смыслов", вы поднимали тему недоверия к данным соцопросов, говорили о том, что их результатам не доверяют те, с чьим мнением они не совпали. Но вопрос объективности данных социсследований остается. Например, есть такое понятие как социально одобряемые ответы. Какое они влияние оказывают на механизмы современных исследований, насколько могут искажать реальную картину происходящего?
— Соцопросы не могут быть искреннее, чем люди, которые в них участвуют. Если люди пытаются что-то скрыть, слукавить, то, конечно, рассчитывать на то, что наши опросы будут кристально чистыми, сложно. Тем не менее существуют определенные методики.
Во-первых, задавая человеку вопрос о нем, мы можем так его сформулировать, что это будет выглядеть как не про него, а про его знакомых, соседей. Это специальный тип вопросов — прожективные. Например, если мы спрашиваем: "Вы часто употребляете наркотики?" Нам 99,9% скажут: "Нет, вы что, никогда". А если мы спросим: "Есть ли среди ваших знакомых люди, которые употребляют наркотики", большинство скажет, что есть, и они будут говорить не только про знакомых, но и про себя. Эти методики часто используются в так называемых сенситивных темах, где человек по каким-то обстоятельствам не любит говорить правду. У нас, например, сенситивным является вопрос о доходах.
Второй вариант — мы сравниваем ответы с реальным поведением и вычисляем дельту, то есть создаем поправку. Вот как раз на выборах это хорошо работает. "Пойдете голосовать?" "Конечно!" — говорят нам 70% опрошенных. А реально приходят 50%. Поправка на ветер — 0,66. То есть идет такого рода корректировочная аналитическая работа, с учетом прошлого опыта, сравнения.
Мы же про слова, мы задаем людям вопросы, и они нам отвечают. А реальное поведение — это действие, которое всегда отличается от слов. Мы пытаемся наблюдать и за словами, и за действиями, и выводить корреляты, чтобы, проводя опросы и рассказывая об их результатах, давать какие-то свои экспертные оценки.
— Может, будущее за электронными опросами, это способ бороться с социально одобряемыми ответами или страхами отвечать честно?
— Нет. По телефону я могу хотя бы предположить, какой у вас пол и возраст, а электронный ответ не дает это проверить. Электронные опросы не решат проблему верификации, наоборот, усложнят ее. Их единственное достоинство в том, что они быстрее, удобнее, позволяют опросить большее количество людей.
Но пока мы не видим, что люди как-то закрываются и уходят от ответов, если только вопрос не относится к чувствительным.
— Планирует ли ВЦИОМ проводить экзитполы на этих выборах? Насколько объективным является этот механизм, ведь бывают случаи, когда их данные отличаются от итоговых результатов?
— Экзитпол — это эффективный инструмент только для одного — для быстрого подсчета результатов голосования, чтобы, когда в 21:00 закрылись избирательные участки, в 21:01 на каком-либо телеканале появился наш представитель и сказал: "Люди проголосовали так". Сейчас потребность в этом сокращается, потому что Центризбирком наладил более быстрый подсчет голосов, первые цифры, которые не очень сильно корректируются, появляются уже через 30 минут после закрытия участков. Но в политике особую роль играют символы и ритуалы, все привыкли к тому, что есть экзитполы, все ими интересуются, а если их нет, то тревожатся.
Надо понимать, что экзитполы — это исследование, а любое исследование имеет свой уровень точности. С точки зрения опроса, разницы — 69 или 70% — нет, но с точки зрения голосования — есть. Потому что если, например, партия на выборах в Госдуму набрала 2,9% голосов, то она не получает госфинансирование, а если набрала 3,1% — получает. Разница 0,2%, но экзитпол с такой точностью работать не может, вернее, может, но тогда он будет еще раза в три дороже, чем мы сейчас проводим. И мы честно говорим, что есть погрешность измерения.
Надеюсь, что и в этом году экзитполы будут, если будет заказчик, обычно у нас заказывали телевизионные каналы.
— Как вы относитесь к требованию законодательства о запрете публикации данных соцопросов в течение пяти дней до дня голосования? Не является ли эта норма анахронизмом?
— В связи с переходом на трехдневное голосование я считаю, что назрела потребность очень многие нормы пересмотреть. Был отменен день тишины, я думаю, на этом дело не остановится. Если наше многодневное голосование войдет в практику — а это нормально, во многих странах многодневное голосование — то многие нормы надо будет пересматривать, не исключаю, что и нормы о соцопросах. Это было бы хорошо, потому что это стимулирует интерес к выборам.
Но есть и негативный момент: если делаются чрезмерные ставки на результатах предвыборных рейтингов, то на рынок может полезть много всякой заказухи. Большие центры как мы, "Левада" ("Левада-центр" признан в РФ НКО-иноагентом – прим. ТАСС), ФОМ, себе этого никогда не позволят, а вот мелкие, никому не известные центрики, которые появляются к выборам просто для того, чтобы взять деньги у кого-то из игроков и опубликовать фальшивые рейтинги, могут себе позволить. Более того, чем ближе к выборам, тем больший вес имеет любая информация, за этим все следят и возможности манипуляций тоже растут. Поэтому это палка о двух концах.
Но решение примет законодатель, мы его будем выполнять.
Беседовала Ирина Вьюнова
