Чипы, цены и война: чего боятся россияне
Особенно любопытна динамика страха. Например, в третьем квартале прошлого года мы боялись чипирования, вакцинации, увольнений и безработицы. Куда улетучились эти тревоги? Скорее всего, никуда, просто они стали менее популярными. Подобные фейки до сих пор передаются из уст в уста: жители регионов, с которыми мне довелось пообщаться, с удовольствием поведали о проделках Билла Гейтса. Говорили даже, что сами видели чипы, вводимые вместе с вакциной.
Кстати, в случае с вакцинацией тоже все неоднозначно. Если столичная публика хвастается сертификатами в Facebook, то стоит чуть отъехать от МКАД — начинается народный фольклор. Якобы все прививки вредны, и мы еще увидим муки добровольцев. Чего уж скрывать, грешат такими рассказами даже некоторые медики, готовые верить в чудодейственную силу гомеопатии, но не скрывающие неприязни ко всевозможным способам предотвратить распространение коронавируса.
Вообще, по ощущениям страхов прибавилось. Просто некоторые из них переросли в убеждения («Вакцинация — это плохо»), а другие временно отошли на второй план. Как, например, загрязнение окружающей среды. Если о нем меньше стали писать или говорить, то это не значит, что проблема ушла сама собой. Просто конфликт в Донбассе массовую аудиторию сегодня волнует гораздо сильнее местной свалки. Тут работает иная установка, передающаяся из поколения в поколение: лишь бы не было войны! Она куда сильнее других, ведь получена вследствие огромной коллективной травмы.
Все остальные страхи тоже достаточно серьезны. Возьмем, к примеру, рост цен на продукты: он объединяет Москву и регионы. Все настойчивее с каждым днем нам рассказывают, как дорожают сахар, мука и, как следствие, пасхальный кулич. Редкие ответы госорганов, вроде «Мы все контролируем», доверия не вызывают, ведь каждый из нас ходит в магазин. И холодильник в итоге побеждает телевизор.
Напомню, природа любого страха исходит из потребности в безопасности. Чем больше тревог, тем более незащищенными мы себя ощущаем. В панике человек начинает метаться: какой путь ему выбрать? Например, если имеются сбережения, то при любом значительном колебании курса валют он задумывается о походе в обменник. Так появляется вторая большая проблема: мы не можем увидеть свое будущее. Разумеется, следует не буквально интерпретировать этот тезис. Речь идет о том, что стратегическое мышление, нацеленное на создание комфортной жизни в перспективе, заменяется тактическим — выжить здесь и сейчас.
Например, страх безработицы заставляет нас оставаться на нелюбимой работе, хотя уже давно возникло желание ее сменить. Этот же страх пробирается в нашу личную жизнь или даже наши сны. Один из антропологов, на лекции которого мне довелось побывать, рассказывал про кошмар китайского рабочего, которому снилось, что он упал, сломал руку и не смог больше трудиться. Точно так же и в нашу повседневную жизнь входят страхи, мешая надеяться на будущее.
Как победить тревоги? Есть ли рецепт? Некогда Стендаль писал, что страх не в опасности, а в нас самих. То есть мы сами воображаем большое зло и его боимся. С одной стороны, следует рассудительно подходить к некоторым темам, мыслить критически. С другой, всеобщая боязливость — данность нашего времени. Пока все смутно и всюду кризис, панические атаки будут накатывать волнами снова и снова. Пожалуй, только преодоление пандемии поможет несколько снизить градус тревожности.
