«Нашему фермеру пытаются рассказывать про IoT, а он, бедный, как белка в колесе крутится»

— Какие глобальные проблемы стоят перед отраслью в России?

Илья: Очевидно, что Россия — это огромная территория, и в каждой природно-климатической зоне есть свои риски. Но существует доминирующий фактор, который так или иначе портит жизнь всем, — это засуха.

В течение года можно говорить даже о переизбытке влаги, но в определенный момент, когда формируется урожай, возникает ее острая нехватка. Это свойственно и средней полосе России, и Черноземью, и Сибири, и даже Ставропольскому и Краснодарскому краю. Это очень серьезная проблема.

Узким местом в решении этой задачи является то, что в селекции новых сортов доминирует так называемый геноцентрический принцип, когда принимается положение о том, что существует ведущий ген, определяющий рассматриваемый признак.

Если расшифровать засуху с точки зрения системы или функциональных систем самого растения, ее определяют 22 признака, и по каждому из них может быть свой сорт. Соответственно, необходима большая научно-исследовательская работа.

Рустам: Я согласен, что существует проблема с засухой. Есть устойчивое мнение, что воды не хватает, при этом сельское хозяйство невозвратно потребляет до 70% воды. Научные публикации это подтверждают.

На мой взгляд, альтернативой селекции новых сортов, которая требует колоссальных ресурсов, может стать орошение. Вы согласны?

Илья: Я написал несколько работ по данной проблеме и даже получил патенты по дифференцированному орошению, так что я прекрасно отношусь к этой технологии.

Но одно дело — орошение кормовых, пропашных, овощных культур, и совсем другое — миллионы гектар под зерновые. Тут нужны качественно другие решения: например, водоудерживающие технологии, которые задерживают снег.

Я видел орошение зерновых в Греции и странах Средиземноморья. Там это возможно. Но в наших условиях, особенно в степных районах, мы можем орошать только небольшие площади. Поэтому это не универсальное решение.

— Что концептуально отличает нас от других стран?

Илья: Культура земледелия у нас здорово отстает и от Европы, и от Америки. Это основа. Инновации и все остальное — надстройка, которую без этой базы не создать.

Рустам: Как в мировом, так и в российском сельском хозяйстве существует очень много проблем. Россия — одна из лидирующих стран на зерновом рынке, но в то же время в США экспортные потоки гораздо больше, чем у нас: $140 млрд против $24 млрд. На втором месте стоят Нидерланды, на третьем — Китай.

Все, что мы смогли сделать к текущему моменту — инвестировали в порты, чтобы увеличить их пропускную способность. Мы до сих пор не умеем зарабатывать деньги со своей собственной земли.

И проблем здесь целый комплекс: в первую очередь, чисто технологически мы не умеем работать с землей так, чтобы выжимать из нее денежный поток, сопоставимый хотя бы с Новой Зеландией, не говоря уже о Нидерландах.

— Что значит технологически не умеем? Что вы имеете в виду?

Рустам: Основной массив технологий, которые мы используем, — импортный. Те же селекционные технологии, все семена — это все мы закупаем за рубежом. Из российских сортов мы используем только самые дешевые, например, сою. А подсолнечник, кукуруза, сахарная свекла — это все импорт. Средства для защиты растений тоже все импортные. Хорошо, что у нас хотя бы удобрения свои, но этого очень мало.

Хотя есть институты, есть задел для достижений в области той же генетики.

Безусловно, у нас, как и везде, существуют климатические проблемы. В любой стране есть зоны рискованного земледелия. Но с помощью технологий можно нивелировать эти сложности.

Также есть большие проблемы со стратегическим планированием. Если вы зайдете на сайт Министерства сельского хозяйства США, то увидите там огромное количество аналитических обзоров, материалов на тему того, какими должны быть субсидии, связанные с изменением климата через 25 лет. Вы можете представить себе такое у нас? Это стратегическое планирование, о котором мы пока только мечтаем.

Мы только-только научились что-то планировать тактически: по телевизору прозвучало, что дешевая еда подорожала, и все бросаются решать проблему. При этом инструментарий используется весьма сомнительный.

— Как мы оказались в этой точке?

Илья: Государство стало более или менее поддерживать сельское хозяйство только в последние годы, да и инвесторы широким строем в эту отрасль никогда не шли.

Рустам: Сельское хозяйство — это не что-то в вакууме, это часть общества. Мы отстаем от европейцев в сельском хозяйстве ровно в той же степени, в которой отстаем и по части культуры, науки, искусства, политики, управления.

В Краснодаре до сих пор идут судебные дела. Там банды прогоняли фермеров, чтобы отнять землю для олигархических структур. Эта проблема до сегодняшнего дня не решена полностью. Так о какой культуре мы можем говорить?

Европейцы выстрадали свою культуру, отвоевали ее. Она не упала на них с неба. Там есть объединения, ассоциации, долгосрочное планирование. Есть созидательная, объединяющая идея. У нас, к сожалению, все институты работают сами по себе. И нам только предстоит пройти весь этот путь.

Илья: Необходимо также признать, что годы советской власти отбили у российского крестьянина чувство собственника, хозяина. Этого крайне не хватает, не хватает предпринимательской жилки.

Рустам: Подводя черту, у нас в стране ни психологически, ни законодательным образом не успел сформироваться институт собственности.

— Как меняется качество кадров в сельском хозяйстве?

Илья: Ухудшается. Это мягко говоря. Политическая и экономическая реформы привели к тому, что часть профессий просто исчезли. Например, сельский инженер, механик. Для работы с дорогостоящей техникой приходится приглашать иностранных специалистов, так как у нас нет ни профессионалов в этой области, ни своей техники.

В 70-е и 80-е годы талантливая молодежь шла в агровузы, мы не знали, куда девать выпускников — их было много и очень много толковых. Сейчас там таких нет.

— С какой мотивацией студенты приходят в эту отрасль?

Илья: В основном это те, кто не смог поступить в другие вузы.

— Что нужно делать, чтобы воспитать осознанную мотивацию?

Илья: В первую очередь, нужно привлекать профессионалов в аграрные вузы, обновить преподавательский корпус. Сейчас, к сожалению, кадры в большинстве своем очень сильно устарели и отстали от мировых тенденций.

Помимо этого, нужно приходить с действительно серьезными проектами, комплексными инновациями в деревню и в село. Через такие проекты подтянутся заинтересованные люди, к тому же, это создаст стимул для привлечения сельской молодежи в профессию.

Помимо этого, необходима интеграция науки и образования, нужно чтобы ведущие ученые преподавали в вузах, несли туда новые знания. Сегодня этого нет, наука очень сильно оторвана от университетов.

Недавно я прочитал вводный курс лекций по точному земледелию в аграрном университете под Питером. Чтобы хотя бы двух-трех человек привлечь в эту область. Показал технику и проекты, объяснил, как она работает в поле.

Но ни один человек не заинтересовался, потому что к четвертому курсу они ни разу не слышали о точном земледелии, у них его не преподают. Хотя очевидно, что это одна из наиболее перспективных отраслей Smart agro, исследования это подтверждают.

— Как бизнес решает проблему дефицита кадров?

Рустам: Мне сложно рассуждать про науку и образование. Но у меня есть стойкое ощущение, что в нашей стране это невозможно реформировать, а нужно создавать с нуля. По этому пути идет наша компания, «Мираторг» или Syngenta тоже развивают собственные структуры обучения.

В Bionovatic есть научный центр, в котором работают микробиологи, фитопатологи, энтомологи. Есть люди из Питера, Серпухова, Новосибирска. Мы работаем с институтами, ищем талантливых сотрудников по всей стране.

Фактически, это все сложнее и сложнее с каждым годом, ситуация с кадрами ухудшается. По моей оценке, на потоке есть один, два, максимум — три студента, которых можно привлекать к стажировкам после третьего-четвертого курса.

— Как вы оцениваете возврат инвестиций в научные разработки?

Рустам: В основном мы вкладываем деньги в разработки, которые приносят отдачу в период трех-пяти лет. Когда я запускал компанию, первое, что мы сделали — отсмотрели уже готовые проекты российских институтов, выбрали наиболее перспективные и вложились в них. Это принесло успех.

Потом мы стали разрабатывать решения с нуля самостоятельно, и тут очень важен баланс. Условно, 60% инвестиций должны окупаться сразу, через три года. 30% — разработки, которые могут выстрелить, а могут и провалиться. 10% мы можем направить на реализацию творческого потенциала наших ученых.

Иногда из этого что-то получается, но важнее, что это мотивирует сотрудников, поскольку свободные поиски им тоже необходимы.

Илья: Одна из хороших новостей заключается в том, что вложения в сельском хозяйстве окупается быстро. Особенно работа с удобрениями, препаратами.

— Насколько сами фермеры готовы к внедрению инноваций?

Рустам: Сами фермеры — консервативные, закрытые к технологиям, и их нельзя в этом винить.

Он, бедный, как белка в колесе крутится.

Сельское хозяйства по наукоемкости на порядок опережает нефтяную отрасль, там столько инноваций должно быть. И потребность огромная. Но насущные проблемы сегодня, к сожалению, перевешивают. По крайней мере, в России.

Когда я еще не занимался сельским хозяйством, я мог выйти на крыльцо своей дачи и сказать: «Какая тишина!». Жена говорит: «Природа спит». Сегодня понимаю, что природа никогда не спит, ежесекундно происходят миллионы процессов, и со всеми можно работать.

Взять ту же генетику. Нельзя придумать один сорт и ожидать, что он решит все ваши проблемы — нужно генерировать десятки и сотни сортов, чтобы было что противопоставить постоянному движению природы.

— Как наладить коммуникацию с людьми «на земле»?

Рустам: В Канаде, например, работает три-четыре крупных дистрибьютора семян, удобрений и средств защиты. По своей сути это научно-технологические базы, которые взаимодействуют с институтами и развивают собственные испытательные центры.

И вот разница в том, что приезжает наш российский дистрибьютер к нашему фермеру и рекламирует ему свою продукцию. Фермер доверяется, берет, а потом мучается весь год.

Канадский же фермер никогда так не поступит, он платит ипотеку в районе $500-600 с гектара и пытается выжать со своей земли максимум. Дистрибьютор там — это партнер, который не рекламирует, а помогает. Он показывает результаты своих испытаний, вникает в ситуацию каждого конкретного фермера, аргументированно объясняет что и как можно улучшить. Аргументированно — значит с финансовым обоснованием. Там выстроена эта цепочка.

Наш фермер берет все риски на себя, ему не до инноваций, и у большинства есть негативный опыт сотрудничества с дистрибьюторами. Он видит в их лице лишь очередных продавцов, которые хотят содрать с него денег.

— Какие компании из отрасли вы считаете наиболее перспективными?

Рустам: Мы следим за рынком, но из российских компаний мне сложно кого-то выделить.

В прошлом году я был на большой выставке в Аргентине, там мне понравилась компания Bioceres, которая смогла выделить ген засухоустойчивости из подсолнечника. Теперь они применяют его в пшенице и сое. Они готовы взять наши адаптированные районированные сорта сои или пшеницы и за год создать на их базе засухоустойчивые сорта.

Недавно я смотрел презентацию Cognitive Pilot — это компания, которая разработала автоматизированную систему управления сельскохозяйственной техникой. Стартапов много, те же белорусские OneSoil, Iterra.

Честно — я не вижу большой добавочной стоимости от их продуктов. Они делают инвентаризацию, собирают данные с полей, но как они их используют?

На мой взгляд, пока прорыва не произошло.

Илья: Я работаю на передовой науки и инноваций, у меня много патентов и трудов относительно удобрений, химикатов, управления почвами. Но несмотря на это ни одна российская компания не обратилась ко мне с какой-либо просьбой или предложением.

От иностранных компаний я получаю по 5-6 писем в день.

— Расскажите об одном из реализованных проектов.

Илья: Исторически так сложилось, что агрохимия и защита растений рассматриваются как два разных процесса. Хотя доказано, что одновременное внесение ядохимикатов и удобрений более эффективно.

Из Швейцарии и из Голландии я получил заказы на разработку алгоритмов и программного обеспечения для точного земледелия для внесения таких препаратов. Специально для них мы все это успешно подготовили.

Хочу подчеркнуть, что я открыт для взаимодействия. Пора и нам использовать передовые научные разработки в реальных проектах.

— Какие сегменты «умного» сельского хозяйства вы считаете наиболее перспективными? За какими технологиями нужно следить?

Илья: Самые перспективные решения — это те, которые помогают сельским товаропроизводителям и фермерам принимать управленческие решения с минимальными рисками и потерями урожая.

Наиболее пристального внимания требуют технологии, которые используют данные дистанционного зондирования Земли для помощи в принятии решений и оценки ситуаций на полях.

— Что изменится в работе фермера через тридцать лет?

Илья: Полностью сменится техника на полях, она станет роботизированной и автоматизированной с управлением, базирующемся на искусственном интеллекте.

Фермер будет в основном выполнять функции планирования и контроля за управлением с активным вмешательством в процесс только в экстремальных случаях.

Фото на обложке: Ася Топонен специально для RB.RU