Войти в почту

Как американцы и японцы помешали Румынии легализовать аннексию Бессарабии

Бухарестские политики торжествовали, ведь Румыния вплотную подошла к межударному признанию присоединения Бессарабии, что позволяло легализовать её аннексию. Однако их радость была преждевременной. Дипломатические ведомства США (участвовавших в переговорах) и Японии — условные «ковбои» и «самураи», не позволили этому документу вступить в законную силу.

Как американцы и японцы помешали Румынии легализовать аннексию Бессарабии
© Украина.ру

Таким образом с международно-правовой точки зрения статус румынских властей в Бессарабии до 1940 г. не изменился — он оставался оккупационным.

Вступление румынских войск в Бессарабию произошло по требованию держав Антанты в начале 1918 г. для борьбы с большевистскими силами, закрепившимися в регионе. Напомним, что Первая мировая война всё еще продолжалась. Чтобы успокоить местное общественное мнение представители антигерманских сил (включая румынских военных) неоднократно заявляли, что эта акция носит временный характер и подчинена сугубо военным целям.

Кардинальные изменения произошли в марте 1918 г., когда Румыния переметнулась на сторону Германии и та ей предоставила свободу действий в отношении Бессарабии.

9 апреля под присмотром «почётной стражи» из румынских военных 86 (из 162-х) членов никем не избранного Краевого совета («Сфатул цэрий») Бессарабии простым поднятием рук проголосовали за присоединение Пруто-Днестровья к Румынии. Премьер-министр Запрутского королевства Маргиломан на этом заседании сам поставил перед ними вопрос «о соединении с Румынией».

Однако Германия, как известно, в Первой мировой войне проиграла. Румынской дипломатии необходимо было как-то закрепить решение «Бессарабского вопроса» в новых реалиях. Делать это предстояло в рамках Парижской мирной конференции 1919 — 1920 годов, созванной державами — победительницами.

Попытки «протолкнуть» присоединение Бессарабии к Румынии в 1919 г. не увенчались успехом, поскольку ситуация в России, где шла гражданская война, была слишком неопределённой. Сдерживающим фактором была позиция американцев, выступавших против территориального расчленения России.

Пространство для манёвра по «Бессарабскому вопросу» сужало поразительное единомыслие по нему основных русских партий.

Против отчуждения Пруто-Днестровья Бухарестом выступали как большевики, так противостоявшие им лидеры белого движения. К тому же в Париже с протестом против действий румынских властей выступал лидер распущенного румынами Бессарабского земства Александр Крупенский. С высокой международной трибуны он озвучил мнение Кишинёвской городской думы — вопрос о присоединении может быть решён только через плебисцит.

Именно последняя позиция и нашла отражение в совместной позиции основных держав Антанты. В июле 1919 г. Совет четырёх в составе президента США, премьер-министров Франции, Англии и Италии выступил с инициативой провести в регионах Бессарабии с преимущественно молдавским населением плебисцит о будущем региона. Однако румынское правительство отвергло это предложение.

Уверенности румынской позиции придавала ключевая роль королевской армии, отведённая ей Антантой в ликвидации Венгерской революции.

В августе 1919 г. румыны вступили в Будапешт. Теперь Бухарест имел возможность обусловить вывод своих войск из Венгрии положительным для себя решением «Бессарабского вопроса». Началась подготовка сделки: Румыния выводит свои войска из Венгрии в обмен на международное признание за ней Бессарабии.

В начале октября 1920 г., когда протокол о признании румынского суверенитета над Пруто-Днестровьем уже был готов к подписанию, американцы вновь предприняли демарш.

Посол США в Париже Хью Уоллес озвучил заявление: «Подписание договора в столь неподходящее время будет способствовать большевистскому делу с далеко идущими зловещими последствиями».

Соответственно, в подписании Парижского соглашения по Бессарабии ровно 100 лет назад американцы участия не приняли.

Для того чтобы как-то скрыть конфуз, вызванный позицией США, англичане привлекли к участию в соглашении свои доминионы: Канаду, Австралию, Южно-Африканский Союз, Новую Зеландию и Индию.

Попытки вовлечь США в орбиту «Бессарабского протокола» продолжились и после 1920 г., но всякий раз они встречали категорический отказ.

В июне 1923 г. румынскому посланнику в Госдепартаменте США была доведена следующая позиция:

«Сама Россия никогда не признавала отделения Бессарабии, а наша позиция заключалась чтобы не признавать частей бывшей Российской империи, если только сама Россия этого не делала. В этом смысле положение Бессарабии отличается от ситуации Прибалтийских стран, Польши и Финляндии».

Весьма критичное отношение в Соединённых Штатах вызывали и реляции Бухареста об успешной интеграции Пруто-Днестровья в состав королевства. К примеру, американский посланник в Бухаресте Джей в 1923 г. так комментировал события в регионе:

«…провинция остаётся в условиях чрезвычайного положения со времени её аннексии… Продление военного режима объясняется опасением нападения русских, но это объяснение, которое можно принять отчасти, касается зоны вдоль границы, но оно представляется притянутым, когда его распространяют на всю провинцию и, думается, призвано скрыть реальное недовольство со стороны очень значительной части общественности».

Таким образом, легализация румынской аннексии Бессарабии через международное признание с самого начала дала сбой из-за отсутствия единодушия в мировом сообществе. Кроме того, вступление в силу парижских договорённостей тормозилось их медленной ратификацией государствами — подписантами. А ведь лишь при ратификации всеми участниками подписания соглашение становилось нормой международного права.

Причём, неторопливость показала и сама Румыния, парламент которой удосужился оформить соответствующее решение, лишь через полтора года. Английский парламент осуществил ратификацию в 1922 г., Франция в 1924 г., Италия — в 1927 (!) г. Таким образом, к концу 20-х годов Парижский протокол оставался без одобрения лишь японского парламента.

Именно от Токио зависело, сможет ли Бухарест легализовать территориальное расширение за счёт Пруто-Днестровья.

Японцев гораздо меньше, чем американцев волновало состояние дел в Бессарабии. Но и как Соединённые Штаты их очень интересовал русский Тихоокеанский регион и, в частности, возможность получения там выгодных концессий.

В 1925 г. была заключена «Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией». Советский Союз ставил вопрос о её подписании в зависимость от нератификации Японией Парижского протокола.

Советско-японское соглашение не только восстанавливало дипломатические отношения между странами. Токио по нему получал 50-процентную концессию на каждое из эксплуатируемых нефтяных месторождений на Северном Сахалине, мог вести разведку новых месторождений, обладал также угольной концессией. При этом в качестве платы японские концессионеры обязывались предавать СССР лишь 5-8% продукции по угольным месторождениям и 5-15% по нефтяным.

Стоило ли Японии терять эти выгодные условия во имя интересов Румынии?!

Тем не менее, Япония не стеснялась использовать «Бессарабский вопрос», когда возникала необходимость надавить на Советский Союз. В 1926 г. шли весьма непростые переговоры по новой Рыбной конвенции между Москвой и Токио (истекал срок действия её аналога от 1907 г.) Для того, чтобы сделать советскую сторону более сговорчивой дипломаты страны «восходящего солнца» вдруг вспомнили о Парижском протоколе.

Тогда заместитель наркома иностранных дел Максим Литвинов телеграфировал полномочному представителю СССР в Японии Валериану Довгалевскому по вопросу «Бессарабского соглашения»: «вступление в силу зависит только от Японии, и это придавало бы японской ратификации особенно одиозный характер».

22 марта 1927 г. посольству Японии в СССР была направлена нота, где выражалась готовность Москвы идти на уступки по поводу определения участков для вылова японскими рыбаками сельди и сбора крабов. Токио в ответ сдержанно благодарил советское правительство и вновь не стал рассматривать «Бессарабский протокол».

Нельзя сказать, что румынские дипломаты не боролись за положительное для своей страны решение «Бессарабской проблемы» в Японии. Такая борьба была, но она не приносила желаемого для Румынии результата — слишком несопоставимы были весовые категории Москвы и Бухареста на азиатской площадке.

Почти открыто это признал в ноябре 1932 г. заместитель министра иностранных дел Японии Арита в разговоре с высокопоставленным румынским дипломатом: «Для Японии очень важны отношения с Советским Союзом, поэтому вопрос ратификации может иметь серьезные последствия для нас. Мы хотим сдержать наше обещание, но не знаем, как скоро сможем это сделать».

Вопрос о ратификации соглашения по Бессарабии ставился румынами и на переговорах в 1938 г., но также безуспешно.

Позиция Токио по «Бессарабскому вопросу» потеряла международную значимость лишь в 1940 г. Именно тогда, уже после Прутского похода Красной Армии состоялся весьма показательный диалог Вячеслава Молотова с послом Японии в СССР Того.

Как свидетельствует стенограмма, посол приветствовал «факт разрешения вопроса о Бессарабии» и подчеркнул, «что в свое время при подписании Пекинской конвенции в 1925 году Япония обещала, согласно желанию СССР, не ратифицировать договора о присоединении Бессарабии к Румынии. Можно сказать, что уже тогда Япония предвидела наступление такого дня». «Япония поступила умнее, чем многие другие государства, не ратифицировав договора» — ответил на это Молотов.

«Японская мудрость» была щедро оплачена поставками сахалинских углеводородов, рыбы и краба. Таким образом, блокирование международного признания Бессарабии румынской территорией в 20-30-х годах ХХ века обеспечивались за счёт дальневосточных ресурсов Российской Советской Федерации.

Конечно, не стоит преувеличивать роль «ковбоев» и «самураев» в бессарабской истории межвоенного периода. Они «подморозили» ситуацию на дипломатическом фронте, действуя в своих меркантильных интересах.

Рассматривая Советскую Россию как перспективного экономического партнёра (при любом политическом режиме в Москве), Вашингтону и Токио было весьма выгодно держать в руках неразыгранную «Бессарабскую карту». И не факт, что этот розыгрыш закончился бы в пользу Москвы, не произойди военно-политического и экономического усиления СССР к концу 30-х годов прошлого века.

С другой стороны, сдержанная позиция американских и японских дипломатов по вопросу присоединения Пруто-Днестровья к Румынии была обусловлена единством мнений российских политических сил по «Бессарабскому вопросу».

Прояви хотя бы один из лагерей Гражданской войны в России большую уступчивость и у Вашингтона с Токио появлялись возможности подписать/ратифицировать Парижский протокол без серьёзных последствий для их экономических отношений с Москвой.

В сложившихся условиях путь легализации аннексии Бессарабии через международное признание для Бухареста был закрыт. При отсутствии согласия по данному вопросу с «изгнанным сувереном» (т.е. Советским Союзом) единственным источником легализации становилось отношение «покорённого» народа. Но и здесь Румыния не снискала успеха, ведь за 22 года румынского владычества плебисцит о правовом статусе региона так и не был проведён.