Игорь Минтусов: Руководством России выбран казахстанский сценарий

— С какой целью проводится реформа власти, анонсированная в послании президента? — Я думаю, что в 2024 году Владимир Путин покинет пост президента Российской Федерации. А может быть и раньше. И я думаю, что он это решение уже принял. При этом он хочет обеспечить максимально возможную устойчивость курса, который проводит сам Владимир Владимирович. Потому что как президенту кажется (и он в этом абсолютно искренне убежден), никто кроме него адекватнее и лучше не служит интересам России. Задача в том, чтобы, уйдя с поста президента, с него не уходить. Будучи при этом в прямом смысле слова (жаль, нет такой должности) гарантом Конституции. — Почему для "апгрейда" системы выбран именно этот момент? — Это вопрос тактики. Как вы помните, Борис Николаевич Ельцин тоже объявил о преемнике, которого нашел, и вдруг потом объявил о досрочных выборах. Почему? Чтобы не сориентировались другие политические силы. Ранний старт дает очень много возможностей. В частности, протестировать тот или иной конструкт в течение какого-то времени. Вполне допускаю, что одним из кандидатов на пост президента может быть новый премьер-министр Михаил Мишустин. Если он себя проявит в течение ближайшего года-двух. Он мне не кажется техническим премьером, которым, с моей точки зрения, были, например, Михаил Фрадков или Виктор Зубков. У Мишустина есть возможность стать полноценным премьером. При этом у Мишустина нет ярко выраженных планов стать президентом, на мой взгляд. Медведев в свое время стал также президентом в очень изящной форме — он принял решение, которое было принято. Отмечу, что и у Владимира Владимирович была аналогичная история. Он тоже стал президентом тоже по этой же схеме. Помните, как говорил товарищ Штирлиц: "Выдержка — оборотная сторона стремительности". Это история, про то, что надо дожидаться времени, когда тебя либо выберут, либо не выберут. Если выберут — это твой крест, если не выберут — твое послушание. — Выборы президента США влияют на время принятия решения о реформе? — Думаю, нет. Все российские президенты понимают, что их избирают российские граждане, внешнеполитические факторы связаны исключительно с внешней политикой. Дружеские отношения с другими странами могут пойти в плюс для внутренней политики, также как и недружественные отношения с теми же странами тоже могут пойти в плюс. Парадокс. Эта тема очень гибкая. — Плюсы и минусы обнародованных решений? — Если очень условно, то сейчас электорат можно разделить на три группы. Это, первое — государственники, если хотите, неогосударственники. Их 50-60%. Люди, которые искренне считают, что главное, как поется в песне, "жила бы страна родная и нету других забот". Они связывают свое благополучие, свою жизнь, жизнь своих детей с наличием сильного государства. К этой части электората относятся практически все работники бюджетной сферы. Им важно чувствовать себя защищенными государством. Поэтому любые высказывания руководителя страны для них — императив. Руководитель страны сказал, что олигархи — это плохо, значит плохо. Сказал, что хорошо — значит хорошо. Вторая группа — это 20-30% электората, которые разделяют либеральные, либо неолиберальные ценности, которые считают, что главная задача государства: не мешать гражданам что-то делать самим, создавать гражданам условия для их свободного развития, стимулировать или поощрять их деятельность. Третьей группе электората все равно: она такими категориями не мыслит. И к обсуждаемым решениям эти 60 и 30 процентов относятся по-разному. — А если говорить о политической системе страны? — Здесь начинается политическая риторика, когда одними и теми же аргументами все можно перевернуть на 180 градусов. Частью российской политической элиты "демократия" воспринимается как слабая власть, синоним бардака, отсутствия порядка. Это часто подогревается пропагандистами, которые "выдергивают" отдельные фрагменты политических ситуаций из разных стран. Например, ситуацию с протестами, "массовыми беспорядками" во Франции. В США тоже демократия, но сказать, что там нет "порядка" — очень сильное преувеличение. — Что нужно, чтобы как сейчас модно говорить "трансфер власти" происходил без "я устал, я ухожу", изменений в Конституцию… Чтобы появилась стабильная двух-, трехпартийная система… Просто должно пройти время?.. — Из озвученных позиций по изменению Конституции я не вижу даже признаков, чтобы власть хотела укрепления партийной системы. Например, слова о том, что у парламента будет больше власти при формирования правительства. Если рассмотреть на уровне технологий слова, произнесенные президентом, с моей точки зрения, это имитация того, что у парламента будет больше власти. Это не что иное, как некая психотерапия для депутатов из так называемой системной оппозиции. Скорее это будет некий неоказахстанский вариант. Пока из тех примеров, которые у нас есть на постсоветском пространстве это самый удачный. Там президент Назарбаев сильно укрепил Совет безопасности, подтащив туда управление всеми силовыми структурами, и его возглавил. Я думаю, что российский президент хочет двигаться приблизительно в этом же направлении. И у него есть для этого два варианта, два института. Один из них обозначен Конституцией, но там совсем не прописаны его функции — Совет безопасности. Другой институт — Государственный совет. Он не обозначен в Конституции. Это неплохие конструкции, подтащив к которым определенный ресурс, можно оказывать влияние. Не хочу сказать контролировать президента, но, по крайней мере, быть противовесом. Конечно, гадать, что думает наш президент — неблагодарное занятие. Но, я думаю, движение идет в этом направлении, а не в направлении создания многопартийности. Между прочим, в нулевые годы была предпринята широкомасштабная попытка создать двухпартийную систему. — Со "Справедливой Россией"? — Да. Она в итоге закончилась неудачей, но стартовая задумка была такой — создать "Справедливую Россию", которая абсорбирует в себя идеологию КПРФ. Было бы две партии — "Единая Россия", которая контролируется президентом, и "Справедливая Россия", подконтрольная политическому партнеру, единомышленнику президента Сергею Михайловичу Миронову. Не получилось. Коммунисты в России оказались крепким орешком. В итоге модель двухпартийной системы была тихо-мирно похоронена. Поэтому сейчас речь идет об укреплении других институтов. — Как вы считаете, это оптимальный вариант, казахстанский, который, судя по всему, выбран для России, или можно было бы придумать что-то лучше? — С точки зрения 60-ти процентов, 20-ти процентов? — С вашей, экспертной, точки зрения. И при обсуждении привлекались технологи, политтехнологи или оно принималось совсем узким кругом? — Это темы очень интимные, с ними не выходят на круглые столы. Я не могу сказать, у меня нет информации об этом близком круге, о том, как проходили эти процессы. Могу говорить только об общих каких-то линиях. На основе того, что говорит президент и на основе понимания его психотипа, ментальности. Что касается других вариантов, один из них — с Беларусью, но, я думаю, тоже не получится. Еще один вариант, это вариант с Абхазией и Южной Осетией, с их формальным присоединением. Но я в эти варианты с присоединением-объединением тоже не очень верю, потому что есть ощущение, что Владимир Владимирович действительно хочет покинуть свой пост. А все эти варианты — это, так или иначе, формально просто повод обновления легитимности поста президента. Я думаю, рассматривается история с будущим новым президентом, который лоялен нынешнему и является его единомышленником. И сейчас я вижу, по крайней мере, четыре или пять человек, которые могут быть лояльны Путину. — А вариант просто отпустить вожжи… — Такой вариант не рассматривается. — По вашему мнению, какие будут дальнейшие шаги президента? — Никаких следующих шагов пока не будет, дальше будет внимательное наблюдение. Но остается важнейшая тема с изменениями в Конституции. Тут есть два важных момента. Первый — это приоритет российского права над международным. Это качественная позиция. Для России это плохо, потому что Бассманный суд становится судом последней инстанции, это шаг нашей страны в автаркию. Второй момент — местное самоуправление. Я не знаю, как это будет сформулировано в итоге. Но президент дал понять, что будет выстроена еще более жесткая вертикаль. — По поводу судов. Мы сами выбираем этот путь в изоляцию или нас загнали в этот коридор? — Второе легко переходит в первое. Как происходит разговор? Президент призывает к себе руководителя государственного правового управления, например, и говорит: мне надоели эти международные иски, суды по правам человека, по ЮКОСу, по Украине. Надо сделать так, чтобы у меня этой головной боли не было. Вопрос — это объективно или ему так хочется? С одной стороны, конечно, объективно — у него головная боль. — Для политической элиты страны есть альтернативы Владимиру Владимировичу? — Отвечу цитатой Павла I. "В России нет значительных людей, кроме тех, с кем я разговариваю, и лишь на то время, пока я с ними разговариваю". — Вы к тому, что самостоятельной элиты у нас нет? — Вся элита, которая у нас сейчас обладает ресурсами, она исключительно по этому принципу сформирована. У этой лояльной элиты сосредоточено, на мой взгляд, где-то около 50-60 процентов бюджетных средств. Крупные корпорации и прочее. И для них альтернативы нынешнему президенту нет, они все заинтересованы, чтобы В. В. Путин так или иначе продолжал этот курс. преемственности. Обратите внимание, в элиту входят люди с противоположными взглядами. Надо отдать Владимиру Владимировичу должное. И некоторые из них ненавидят друг друга, не личностно, а политически. Кудрин — Глазьев, противоположные взгляды на экономику, Кудрин и силовики, Сечин и Чемезов. Например, Кудрин считал, что накапливающиеся "свободные" государственные финансовые резервы не надо тратить, нужно держать их в банках и резервных фондах на черный день. Вторая позиция, которую олицетворяет Глазьев и силовые структуры — что деньги на то и есть, что их тратить на инфраструктурные проекты и финансирование экономики, чтобы были созданы финансовые потоки, которые эксклюзивно получают бизнес-структуры, реализующие эти бизнес-проекты. В нулевые годы позиция Кудрина победила. Путин ему за это высоко его до сих пор оценивает. Но основная часть элиты сформировалась на монопольном доступе к бюджетным средствам. Причем я сразу хочу зафиксировать, что Владимиру Путину не нравится коррупция и он пытается что-то с ней сделать, ограничивать. Но ограничивать, не создавая каких-то системных и конкурентных институтов, очень сложно. Это такая системная проблема, которую действующий президент не может решить. — Есть готовый рецепт? Когда Явлинский встречался с Владимиром Путиным, это были нулевые годы, и президент спросил: "Скажи, что надо делать с экономикой России, но двумя словами". Явлинский, подумав, ответил: "Свобода. Закон". Дальше — внимание. Путин подумал и сказал: "В России это не получится". Конец диалога. — Перестановки в правительстве — это про не справились? — Я думаю, что Послание — это некий удобный повод, чтобы Медведева отправить в отставку. Просто так отправить в отставку — не очень. А тут под Конституцию. Второе — в каком-то смысле это возможность обелить негативную "карму" Дмитрия Анатольевича, его, которую он набрал, будучи премьер-министром. Для чего? Медведев, возможно, рассматривается на пост президента в 2024 году. Лояльность свою он доказал. Почему нет? У Владимира Владимировича есть позитивный опыт, как взаимодействовать с Медведевым, когда он президент. Ну и следующий аргумент — правительство у Дмитрия Анатольевича малоэффективно, никаких великих успехов у него нет. У Мишустина такой технический, менеджерский подход. И он не обременен политическими компонентами, чего нельзя сказать о Кудрине, например, и об условном Глазьеве. У них есть идеологический шлейф. Они могли бы быть хорошими премьер-министрами, но у них слишком сильны политические взгляды, политические позиции. — Кто из "новых" персон помимо Мишустина может занять пост президента? — Я думаю, что следующим премьер-министром, если по каким-то там соображениям не подойдет Мишустин, с определенной вероятностью может стать Белоусов. Он полностью удовлетворяет критерием лояльности, и когда он сейчас стал первым заместителем, это немного напоминает историю, когда Медведев был первым заместителем в правительстве Фрадкова и Зубкова. Чтобы он опыта набирался, смотрел, как там управляют. Это хорошая пара для Владимира Владимировича, на мой взгляд — Мишустин и Белоусов. Оба проходят по критерию лояльности, оба проходят по критерию политических ценностей, по полному отсутствию политических амбиций. Это люди, которые готовы проводить экономическую политику, никаких электоральных амбиций нет. — А еще какие-то критерии по кандидатам на пост будущего президента есть? — Критерий первый и главный — лояльность. Критерий второй — профессионализм. Третий критерий — это отсутствие политических амбиций. — Это исчерпывающий список? — Да, более чем. У меня дальше фантазии не хватает. — У нас мода на технократов? Это хорошо, что люди без политических амбиций приходят? — Здесь есть обратная сторона, как раз на днях вышел доклад на сайте Агентства политических и экономических коммуникаций, которое возглавляет Дмитрий Орлов. И они там пишут, очень аккуратно, что немного меняется "философия управления" в государстве. Раньше главной линией было, что государственными менеджерами должны быть молодые технократы. Теперь от этого постепенно уходят и мне понятно почему. Есть такая проблема. Губернатор — это политическая позиция, не надо путать позицию губернатора с позицией главы администрации губернатора. Но сейчас у губернаторов их электорат находится де-факто в Москве. У них нет большой мотивации работать с населением. Хотя формально этот критерий введен в систему оценки эффективности. Однако так как это один из многих показателей, то популярность того или иного губернатора у себя в области в Кремле могут или проигнорировать исходя из других критериев. Это является минусом данной системы, потому что политик должен политически управлять регионом, и отсутствие политических компетенций, возможно, рано или поздно сказывается. Поэтому сейчас эйфория от "молодых технократов" постепенно проходит, хотя никто не отменял их подготовку. — Вопрос по качеству политической повестки. У нас на экранах пять-шесть лет Украина, стабильно. Это потому что сказали делать так, или федеральные каналы не могут предложить другую повестку? — Конечно, первое. Федеральная повестка уже на протяжении 15 лет жестко контролируется управлением внутренней политики администрации президента. Каждую неделю руководители федеральных каналов или их замы приходят на совещания и обсуждается повестка дня на следующую неделю. — Насколько это эффективно? Темы же явно приевшиеся. — Рейтинг президента высокий. Получается, это работает.