Экстремизм после «декриминализации»: за что можно сесть
Президент Владимир Путин подписал анонсированный еще осенью закон о частичной декриминализации статьи 282 УК о возбуждении ненависти или вражды. Дальнейшая опасность заключается в том, что декриминализация экстремизма широко распиарена, но мало кто из аполитичных пользователей интернета вчитывался, о чем речь. А еще меньше помнят, что в уголовном кодексе помимо 282-й есть еще множество статей, по которым можно осудить за высказанное или написанное. Поэтому стоит представлять себе критерии, которые могут подвести под статью. А они, несмотря на их неформальный характер, все же существуют. Об этом в материале News.ru.
От двух до пяти
Согласно поправкам, публичное возбуждение ненависти или вражды, к примеру с использованием интернета, будет наказываться уголовно, только если это правонарушение совершено уже во второй раз в течение одного года. В противном случае оно будет попадать под административный кодекс и наказываться для физических лиц штрафом от 10 до 20 тысяч рублей либо до 100 часов обязательных работ, либо арестом на срок до 15 суток. Если же подобное повторится до истечения годового срока, провинившемуся будет грозить уже от двух до пяти лет лишения свободы.
Вторая часть статьи 282 осталась без изменений. За разжигание ненависти группой лиц, с использованием служебного положения однозначно влечет уголовную ответственность до шести лет лишения свободы. По сути, эта мини-реформа призвана вывести из-под опасности сесть в тюрьму «случайных людей», обывателей, не связанных с политической оппозицией, которые к примеру допустили неосторожное слово во время перепалки в соцсетях. То, что названо в прессе «преследованием за лайки и репосты», хотя прецеденты обвинительных приговоров за «лайки» в социальных сетях в России пока не известны.
Однако, с точки зрения властей, административный порядок преследования за высказывания в интернете, может быть в ряде случаев даже более эффективен. Для обычного человека угроза штрафа в 20 тысяч рублей — уже достаточное основание чтобы подвергать слова самоцензуре. Кроме того, обычно, практика административных судебных разбирательств значительно упрощена по сравнению с уголовными — процесс может закончиться за один день без вызова свидетелей, а судьи по таким делам часто попросту не разрешают защите представить доказательства и выносят решения. Срок проведения административного расследования до передачи материалов в суд — не более месяца, а чаще всего его не проводят, передавая протокол на рассмотрение суда в первые три дня после составления. Тем самым, массовость дел, возбужденных за слова в интернете, может значительно вырасти.
Отладка механизма
Практика преследования за посты и комментарии в интернете сложилось благодаря сочетанию двух обстоятельств, напрямую между собой не связанных. Очевидно, что когда в первой половине-середине нулевых годов власти принимали решение ужесточить антиэкстремистское законодательство и создать в силовых структурах соответствующие органы «политического надзора», они не планировали что целью преследований станут подростки репостящие мемы. Понятие экстремизма в российских законах так размыто, что его можно применять в очень многих случаях. Но делать это имело смысл только точечно — против конкретных неугодных, то есть по всей видимости, законодатели изначально считали, что «экстремизм» должен был стать предлогом для наказания, а не причиной.
Причиной репрессии, очевидно, в первую очередь рассматривалась та или иная общественная или другая деятельность, вызывающая опасения у правящих слоев. Если уголовная дубинка применяется огульно, то весь расчет рушится. Во-первых, если пострадать может любой, то в чем особый риск участия в оппозиции? Во-вторых, репрессии против случайных людей, мягко говоря, не способствуют деполитизации обывателя, скорее наоборот. И тут все это натыкается на второе обстоятельство: пресловутую «палочную систему», которая понуждает аппарат политической полиции, разрастающийся и исправно потребляющий бюджеты, гнаться за выявляемостью преступлений.
И здесь так называемые «экстремистские составы» просто подарок, в первую очередь благодаря размытости формулировок. Делать для выявления таких «преступлений» не надо ничего: есть даже специальный служебный софт, который сам ищет в соцсетях «хейтспич». Оперативник МВД лишь фиксирует найдено с участием понятых, и подшивает материал. Ему не нужно даже расследовать, этим занимается Следственный комитет, а «палка» уже готова. Отсюда и пошли массовые привлечение уголовной ответственности за соцсети, отчасти это связано с разрастанием штатов тех самых Центров противодействиям экстремизму — им нужно оправдывать своей существование и финансирование. А до них были отделы по борьбе с терроризмом УБОП, которые занимались, по сути, похожим, но на момент их упразднения в 2008 году, соцсети в России только начинали распространяться.
Не давайте мне автомат
Опасность для «случайного человека» заключается в том, что декриминализация экстремизма широко распиарена, но мало кто из аполитичных пользователей интернета вчитывался, о чем речь. А еще меньше помнят, что в уголовном кодексе остался помимо этого целый букет политических статей, почти на все случаи жизни. Поэтому стоит представлять себе критерии, которые могут подвести под статью, а они все же существуют, несмотря на их неформальный характер и изменчивость. Да, на эти критерии могут легко закрыть глаза, если дело заказное или требуется привлечь особо бойкого политического активиста. Но в целом есть некоторые правила из которых исходит эксперт, вынося заключение по уголовному делу, и следователь — оценивая, насколько гладко оно проскочит через прокуратуру и суд.
Если речь идет о всё том же «разжигании ненависти или вражды», то есть принципиальный момент. Высказывание должно иметь именно коллективного адресата, которое привлеченный МВД эксперт, путем топорной схоластики, сможет обозначить как «социальную группу». То есть высказывание должно затрагивать не абстрактную, к примеру, правоохранительную систему, а некую группу лиц, например чиновников, депутатов, судей. Судя по практике, назвать «социальной группой» практически что угодно, вплоть до «сотрудников Центра «Э». К ней должны применяться оскорбительные и унизительные характеристики или выдвигаться обвинения. И все — готово «разжигание ненависти или вражды».
Есть, разумеется, исключения (как уже говорилось выше правила эти не всегда действуют в «особенных» делах): так 27 ноября 2018 года суд Ингушетии признал виновным оппозиционера Магомеда Хабзиева по трем статьям Уголовного кодекса, в том числе в разжигании вражды персонально к главе республики Юнус-Беку Евкурову
Если при этом пост содержит пассажи вроде «эх, дали бы мне автомат…», то это уже другой состав — «призывы к осуществлению экстремистской деятельности», статья 280 УК. Тут даже неважно затрагивает ли попутно автор высказывания группу лиц или в общем критикует положение дел в стране. Нередко следователи для простоты трактовали подобные высказывания просто как «разжигание», но с декриминализацией первой части 282-й статьи, положение может резко измениться. Российские правозащитники, например, адвокат международной группы «Агора» Андрей Сабинин, полагают, что именно 280-я статья станет в России основной политической, а многие уже заведенные дела по «разжиганию» будут переквалифицированы как «призывы».
Комплименты для запрещенных
Есть еще статья «оправдание терроризма». Дело тюменского блогера Алексея Кунгурова показало, что таковым могут признать любое высказывание об организации, признанной в России террористической, которое может характеризовать ее с положительной стороны. Причем речь не обязательно должна идти именно о ее террористической деятельности как таковой. Так, Кунгуров получил два года колонии за статью, в которой кратко коснулся происходящего на территории контролируемой группировкой «Исламское государство» (признана в России террористической и запрещена), ником образом не одобряя теракты как способ политической борьбы.
Далее идут «призывы к сепаратизму», к которым можно отнести, например, идею кардинально пересмотреть отношение федеральных и региональных властей, так называемую «федерализацию». Например, именно за призывы к ней была осуждена краснодарская активистка Дарья Полюдова. Потенциально опасная ситуация складывается и в связи с общественной дискуссией вокруг потенциального отчуждения Курильских островов в пользу Японии. Дело в том, что даже призыв не отдавать Курилы Японии без проведения местного референдума, может быть теоретически расценен как нарушение этой статьи УК. Она, напомним, предусматривает как наказание за призывы к отделению, «в том числе путем референдума», так фактически и за сами призывы к проведению голосования по суверенитету.
Кроме этого, предусмотрено уголовное наказание за «реабилитацию нацизма» — само по себе неопределенное понятие. Более того под эту статью попадает «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй Мировой войны». Трудно понять, где начинаются «заведомо ложные сведения», а где позиция в исторической дискуссии, особенно учитывая огромное количество альтернативных концепций. К этой же статье относится «распространение выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества, а равно осквернение символов воинской славы России, совершенные публично». Поскольку «явное неуважение», привлекаемые силовиками эксперты вполне могут найти в «неявном», тут тоже минное поле тоже открывается вплоть до горизонта.
Самая размытая вещь — пресловутая статья за «оскорбление чувств верующих». Мало какое нововведение властей вызвало такое раздражение в среде интеллигенции, да и в обществе в целом, как дополнение статьи 148 УК тюремным наказанием. Можно предположить, что введена она была не только под давлением церковных кругов после акции PussyRiotв Храме Христа спасителя. Возможно, доводом в ее пользу было опасение властей неконтролируемого роста радикальных течений православия в ответ на высмеивание веры и церкви в интернете — чья аудитория как правило секулярна и привычна к едкой иронии. Что получилось в итоге, в принципе все видят. Сейчас уже даже от самой церкви поступают сигналы о недопустимости лишения свободы за простые насмешки в соцсетях, очевидно, что репрессии такого рода тут же сказываются на имидже самой РПЦ. Не исключено, что со временем статья 148 будет тоже косметически изменена.
