о жизни после пандемии

«Мы рассматриваем мироздание через увеличительное стекло текущего контекста. Ах, цены на нефть так упали! Ах, реанимации переполнены! Грядёт вселенская катастрофа. Нет, дорогие мои, ничего не грядёт. За последние сто лет в мире произошли катастрофы, по сравнению с которыми нынешняя — это как комара прихлопнуть на теле умирающего от скуки слона. От коронавируса в мире умерли на сегодняшний день примерно 180 тыс. человек. За четыре месяца. 16 лет назад в Юго-Восточной Азии за несколько часов от цунами погибли 230 тыс. человек. Вы помните об этом сейчас? Никто сейчас об этом не помнит. А прошло всего лишь 16 лет». В последнее время всё больше и больше хочется размышлять над тезисом об изменении мира. Для человека в моём возрасте мир действительно никогда уже прежним не будет. Как бы ни старались обмануть время те, кто на склоне лет женится на юных красавицах. И как бы ни пытались молодиться отставленные ими прекрасные старушки. Нет, время действительно неумолимо, но вот масштабы происходящего на временной шкале истории человечества — это действительно важная вещь. Хорошая иллюстрация — Ленин. Владимир Ильич. Которому как раз вчера сто пятьдесят. Сто с небольшим лет назад этот парень, пребывавший примерно в том же возрасте, что и я, потерявший надежду и мотивацию, устроил такую мощную движуху, что описывать её брались разве что писатели-фантасты. Ау, где она? Мир, казалось бы, изменился навсегда и прежним не будет уже никогда. И вот мы смотрим на мир через сто лет и понимаем, что он точно такой же, каким был до Ленина. Как будто бы никакого Ленина и не было никогда. А если нет — назовите мне признаки нового мира. Ну кроме того, что у китайцев красный флаг и они называют себя коммунистами. А потом посмотрите на заднюю крышку своего iPhone. Более-менее документированная история человечества насчитывает восемь тысяч лет. Конечно, диалектическая спираль закручивается всё туже и витки её становятся всё меньше, а скорость повторения трагедии фарсом всё увеличивается. Но всё же: восемь тысяч лет. Миг в истории нашей планеты, которой четыре с половиной миллиарда лет. Человечество исчезнет — и никто не заметит, как те самые дельфины в каналах Венеции. То же самое и в масштабах истории самого человечества. Про эпидемию испанки сто лет назад до начала нынешней эпидемии знали только интересующиеся. Большинство человечества понятия не имело, что была такая эпидемия, выкосившая треть населения планеты. Изменило ли это мир? Нет. Мир остался прежним. Мы (и в особенности газетчики, сидящие в новостях) рассматриваем мироздание через увеличительное стекло текущего контекста. Ах, цены на нефть так упали! Ах, реанимации переполнены! Грядёт вселенская катастрофа. Нет, дорогие мои, ничего не грядёт. За последние сто лет (уже в третий или четвёртый раз я упоминаю эти сто лет) в мире произошли катастрофы, по сравнению с которыми нынешняя — это как комара прихлопнуть на теле умирающего от скуки слона. От коронавируса в мире умерли на сегодняшний день примерно 180 тыс. человек. За четыре месяца. 16 лет назад в Юго-Восточной Азии за несколько часов от цунами погибли 230 тыс. человек. Вы помните об этом сейчас? Никто сейчас об этом не помнит. А прошло всего лишь 16 лет. Это, конечно, пошлый приём — мерить смертность. Сейчас этим занимаются многие. Сравнивают смертность в Италии с тем же периодом прошлого года. И не находят разницы. Но, с другой стороны, все эти люди, которые сейчас переполняют реанимации, — они же не выдуманы. Они есть. Поэтому сравнивать смертность — низкий жанр. Напоминающий диссидентство. Я же предлагаю возвыситься над ландшафтом. Окинуть мироздание взглядом издалека. Я тут спросил в комментах у Ольшанского, который утверждает, что Первая мировая война изменила уклад, в чём же она его изменила. Мне ответили так: посмотрите на женскую моду до и после. Ну ок, что. Если женская мода — это уклад, то тогда конечно. Ещё интереснее с нефтью. Давайте представим себе, что нет нефти. Исчезла. И мир снова пересаживается на лошадей и на уголь. Значит ли это, что мир перестаёт быть прежним? Нет, это значит совершенно другое. Это значит, что мир, наоборот, становится прежним. Таким, каким он был 150 лет назад. Когда Ленин родился. Это, конечно, софизмы и словесные упражнения. И общий пафос статьи, конечно, не в этом. А в том, что мы сейчас находимся внутри ситуации, которая ещё не завершилась. И делать прогнозы на будущее изнутри этой ситуации — дело совершенно неблагодарное. Разные люди делают прогнозы на цены, курсы и даты выхода на плато заболеваемости. Все они выглядят неизменно смешно, когда их прогнозы, увы, не сбываются. А они никогда не сбываются. С другой стороны, есть временной масштаб жизни конкретного человека. И вот для конкретного человека мир действительно может никогда не стать прежним. Например, если конкретный человек заболел. Или если он разорился во времена, когда всё закрыто. Но это его личный, конкретный мир. Мир в целом проблемы одного такого конкретного человека даже и не заметит. Вывод из всего вышесказанного очевиден: не надо дёргаться. Я понимаю, конечно, что говорящие головы в телевизоре должны что-нибудь говорить, потому что их туда для того и зовут. Но нет ни малейших причин считать, что после окончания этой эпидемии (а она, разумеется, однажды закончится) мир изменится хоть сколь-нибудь существенным образом. Хотя это, честно говоря, грустно. Потому что действительно хочется, чтобы мир изменился. Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.