Дело политзаключенного Татаринцева: фальшивки из санчасти и незаконные действия силовиков

С тех пор страдающего сахарным диабетом Андрея держат за решеткой, не оказывая ему медицинскую помощь. Дело находится на стадии рассмотрения только первого тома. Ко мне вообще перестали ходить из санчасти, — говорит политзаключенный Андрей Татаринцев, когда ему снимают наручники, заводя в «аквариум» в зале суда. - Начмед уволилась, врачей нет ни одного, лекарств тоже. Нет даже бумаги, чтобы написать заявление. Санчасть фальсифицирует журнал приема лекарств — Вот, что я ежедневно сдаю в санчасть, — Татаринцев через отверстие в «аквариуме» протягивает стопку бумаг адвокату Владимиру Ляпину. — Это обращения с просьбой предоставить мне лекарства. Внизу входящий. Они у себя регистрируют и ксерокопию мне отдают. Как они теперь собираются рассказывать, что я отказываюсь от лекарств? Ляпин, молча кивая, рассматривает бумаги. — С тех пор, как ко мне пришел эндокринолог, все, — продолжает Андрей, нервно расхаживая по боксу. — Уже не дают даже три неизвестные таблетки в бумажном кульке. Даже сахар не приходят измерять. Только паек продолжают давать перед судом, но уже без видеозаписи. Кстати, заберите его, может прокурор захочет перекусить. В кульке, который он протягивает через отверстие в «аквариуме» — белыq хлеб, масло, печенье, яйцо и арахис. Пища, явно не соответствующая не только классической диете для диабетиков (стол №9), но и форме 8В приказа Минюста по питанию больных заключенных. — Прокурор, почему такое отношение в СИЗО? Молчит. — Ему не понятно, — задумчиво произносит адвокат Ляпин, что-то записывая себе в блокнот. Ах, не понятно? — Татаринцев иронично ухмыляется. — Надо, чтобы его в воронке прокатили до Запорожья и тепловой удар случился. Тогда будет понятно. Прокурор делает вид, что ничего не слышит. В зал заходят судьи. У защиты — ходатайство. — 9 сентября Татаринцева в изоляторе еще раз осматривал врач-эндокринолог. Было зафиксировано ухудшения состояния здоровья и назначено соответствующее лечение. Также было установлено, что с 21 августа он не получает назначенное ранее лечение. Журналисты обратились к начальнику СИЗО Виктору Овдиенко с вопросом, есть ли в пищеблоке изолятора диетическое питание для диабетиков. Этот запрос по неизвестным причинам переадресовали начальнику филиала ГУ «Охраны здоровья» в Запорожской области Олегу Шульге. А Шульга ответил, что в компетенцию сотрудников медподразделений филиала не входит обеспечение заключенных диетическим питанием. Получается, что ни СИЗО, ни медчасть не выполняют предписание врача. После запроса народного депутата Украины Рената Кузьмина о состоянии здоровья Татаринцева начмед санчасти Светлана Захарчук уволилась. Неоднократно прямо в суде фельдшер скорой помощи заявлял, что Татаринцеву неотложно нужны сахароснижающие препараты и диетическое питание. Документы доказывают, что он все это не получает. Ваша честь, можно задать вопрос конвою? — Ну, задайте. — Конвой, скажите, пожалуйста, выдавались ли сегодня лекарства обвиняемому? — Нет, не выдавались, — твердо заявляет офицер. — Ваша честь, так о чем мы тогда говорим? Я Вас прошу наконец осуществить какие-то меры. Вы же письменно требовали от СИЗО предоставить видеоподтверждение выдачи лекарств. После вашего постановления к Татаринцеву вообще перестали приходить сотрудники санчасти. При осмотре врачом 9 сентября были установлены факты фальсификации. Об этом мы написали нардепу Кузьмину, а он соответственно обратился к министру юстиции. В обращении 25 документов, которые подтверждают фальсификацию. Например, в санчасти указывают, что 21 августа врач не осматривал Татаринцева, а у нас есть все подтверждающие документы, что осматривал. В ведомости о получении лекарств 21 августа вообще не стоит отметка о получении медикаментов, а они говорят, что он все получал. Когда доказательства не имеют значения — Вы много сказали, а что вы хотите? — судья просит огласить резолютивную часть ходатайства. — Я прошу сменить обвиняемому меру пресечения на домашний арест или установить размер залога. — Идет речь якобы про какие-то фальсификации, но не предоставлен ни один документ, который это устанавливает, — включается прокурор Козакевич. — Нам же предоставляли неоднократно свидетельства того, что обвиняемый самостоятельно отказывался от лекарств. Глаза Ляпина медленно округляются. — Мне кажется, — говорит он, стараясь сдерживать эмоции, — что прокурор существует в иной реальности. Мы только что предоставили почти 20 обращений Татаринцева в санчасть с просьбой дать ему лекарства. Мы предоставили обращение нардепа к министру юстиции, где на 25 страницах изложены доказательства фальсификации. Что еще нужно? Конвой в очередной раз подтвердил, что лекарства не дают. А прокурор говорит, что дают, но Татаринцев отказывается. Где подтверждение, что он отказывается? От чего он может отказаться, если там нет лекарств? Из ответа журналистам ясно, что диетического питания нет. Ну посмотрите снова на пакет с продуктами, который ему дали на целый день. Вы не понимаете, что мы все принимаем участие в пытках. Если человек находится под стражей, государство должно обеспечить его права. — А нам поступила информация по нашему запросу, — как бы невзначай бросает судья Малеванный. — 9 сентября пришло письмо из Филиала: «Согласно пояснениям сотрудников санчасти, осмотр врачом Товстыгой не проводился, а справка, предоставленная адвокатом Ляпиным имеет признаки фиктивности. Медицинской карты Татаринцева в санчасти нет, она была передана по запросу в суд. Татаринцев отказывается измерять сахар в крови и принимать лекарства, назначенные врачом Товстыгой. В санчасти есть все лекарства в виде аналогов». Здесь же и копии журнала приема лекарств с отказами Татаринцева. Ляпин внимательно смотрит на ксерокопии. — Это фальсификат, — делает он вывод после изучения документов. — 9 сентября мы сняли журнал на камеру. За 21 августа там вообще не было никаких отметок, а теперь есть. И где подписи Татаринцева под этими якобы отказами? Все молчат. Защитник понимает, что ответа не дождется и продолжает. — А что в этом ответе значат слова о том, что осмотр врачом Товстыгой не проводился и в то же время Татаринцев отказывается принимать лекарства, назначенные Товстыгой? Так не проводился или отказывается принимать? У обвиняемого онемение пальцев началось, окончания становятся нечувствительные. Заключение Товстыги есть в СИЗО, Филиале и подшито к личному делу. Также в СИЗО, Филиале и личном деле есть заключение врача Валерии Падафы. При ней попросили дать ему лекарства, но их нет. И в каком смысле они пишут, что медкарта Татаринцева в суде? — Ну да, — вынужден согласиться председательствующий, — мы же ее давно вернули обратно. После такого признания все ожидают соответствующей реакции суда на присланный ему ответ. Но судья берет и передает слово прокурору. У того нет возражений по сути, что на такое вообще можно возразить? Он просто берет и перечисляет стандартные риски из УПК, объясняя ими, почему Татаринцева после 3-х лет содержания под стражей ни в коем случае нельзя отпускать на домашний арест. Перечисляет несмотря на то, что это не его ходатайство о продлении содержания в СИЗО, а контраргументы на заявление защиты. Ну, так должно быть. Но только не в этом процессе. Когда все думают, что прокурор закончил (весь его текст известен заранее, поскольку он, равно как и его предшественник, не меняют его уже несколько лет), он неожиданно выдает такое, что хоть стой, хоть падай. — Находясь на домашнем аресте, обвиняемый сможет фальсифицировать медицинские документы. Все глаза на прокурора в ожидании объяснений. — Ну, глава филиала «Центра охраны здоровья» Шульга же считает, что осмотр был фиктивным… Действительно, если на одной чаше весов — документы и свидетельства людей под присягой, а с другой — письмо Шульги, который что-то там «считает», что же должно перевесить? Когда существует политический заказ, перевешивает последнее. Суд отклоняет ходатайство защиты, оставляет Татаринцева под стражей и переходит к исследованию доказательств. Без разрешения суда — Хочу обратить внимание, — заявляет прокурор Казакевич, — на письма оперативного подразделения СБУ, в которых содержатся доказательства связи Татаринцева с участниками террористических организаций ДНР и ЛНР. Там в том числе и номерами телефонов, которые использовались при их общении. — А я хочу обратить внимание на то, что это недопустимое доказательство, — парирует адвокат Ляпин. — Если данные действия выполняло оперативное подразделение по поручению следователя, то составленные ими документы должен быть исключительно в виде протоколов. Что такое письма? Прокурор пытается сослаться на закон «Об оперативно-розыскной деятельности», но адвокат Вадим Кравцов останавливает его. - В 2017-м следователь военной прокуратуры Рудик выписал поручение оперативникам СБУ на проведение следующих следственно-розыскных действий: выяснение личных анкетных данных Татаринцева, места его регистрации и фактического проживания, личные и семейные связи. Все это было предоставлено, и прокурор говорит, что это доказательства. Но это не доказательства. Нет источников происхождения этих ведомостей. Здесь только отображение ведомостей, полученных из других источников. Оперативники СБУ не указали, откуда они получили информацию, ее происхождение невозможно установить. Кроме того, сведения, которые содержаться в этих бумагах относятся к приватной информации, которая охраняется законом — паспортные данные, ИНН, адрес проживания и фото, номера мобильных терминалов и ведомости о звонках, те же данные о членах семьи. Обработка такой информации требует соответствующего судебного разрешения. Также там есть данные о банковских счетах, то есть банковская тайна. А в материалах уголовного производства такого решения следственного судьи нет. Кроме того, нет никакого обращения к следственному судье о проведении каких-либо следственных действий вообще и ведомости, в которой бы указывалось, какие следственные действия были проведены. После совещания на месте суд объявляет, что примет решение о недопустимости этих доказательств в совещательной комнате при вынесении приговора. Переходят к показаниям свидетелей на следствии и следственному эксперименту, запись которого приложена к протоколу в виде диска. — В суде исследуются только оригиналы, — констатирует адвокат Ляпин. — В протоколе написано, что оригинал записи — это видеокамера и карта памяти «Кингстон». Откуда взялся диск? — Там написано… — Ваша, честь, посмотрите на диск. Там есть подписи всех участников уголовного производства — потерпевших, свидетелей? — На диске нет. — А должны быть. И есть порядок сберегания. Диск должен быть запечатан, чтобы никто не мог ничего подменить. Потому я и прошу осмотреть оригинал, т.е. флэшку Кингстон. А еще давайте в свойствах диска посмотрим, когда его записали. Тянуть из болота бегемота Посмотрели. 3 октября 2017 года в 17:19. — А следственное действие закончено в 16.08, — замечает Вадим Кравцов. — То есть записали на диск аж через час. — Прокурор, а есть эта флэшка? — как обычно судья пытается вытянуть за уши снова облажавшуюся сторону обвинения. — Насколько я понимаю, оригинал перенесен на оптический диск, и он соответствует оригиналу, — пытается выкрутиться прокурор. — Где находится оригинал, я точно не знаю. Но вопрос в другом. Я думаю, что ни у кого нет сомнений насчет аутентичности этой записи. — Мы не присутствовали во время записи, — выражает сомнение адвокат Кравцов. — Ну, аутентичность могут подтвердить потерпевшие, когда будут давать показания в суде. — То есть ваша позиция, что это дубликат, изготовленный с оригинала? — уточняет суд, подыгрывая обвинению. — Да! — воодушевленно соглашается Козакевич, обрадовавшись, что ему показали, как выйти из затруднительного положения. Но с грамотными юристами такие фокусы не проходят. — Дубликат действительно возможен, — кивает Кравцов, — но он изготовляется таким же способом, как оригинал, то есть тоже должен быть записан с помощью видеокамеры и карты памяти. А у нас диск, записанный на компьютере. Это не дубликат. — Ну в законе написано: «Дубликат, а так же…», — судья продолжает выполнять функции обвинения. — Вот про «а так же» и говорит прокурор. — Ваша честь, «а так же копия информации, которая содержится в информационных системах», — зачитывает положение УПК адвокат Ляпин. — Ну так прокурор это и имеет в виду. — Да, да, копия относится к информационным системам, — Козакевич усиленно пытается делать вид, что прокурор в процессе именно он, хотя все уже все поняли. — Нет, ваша честь, — гнет свою линию Ляпин. — Электронные системы — это, например, электронная почта. А видеозапись на носителе — это не электронная система. Диск был создан через час после завершения следственного эксперимента, на нем отсутствуют какие-либо подписи лиц, которые его изготовляли, диск не опечатан. Что это вообще? — Ну, действительно на диске нет ни даты, ни подписи, — наконец вынужден констатировать суд. — Его происхождение мы не можем установить. Поэтому суд на данной стадии оставляет этот вопрос открытым. Прокурор, если у вас есть оригинал, предоставьте его суду. Возможно есть еще какие-то материалы касательно происхождения данного диска. На этом время подошло к концу. — 26 октября заседание не состоится из-за выборов, поэтому следующее — 11 ноября. Давайте согласуем еще несколько дат. — Да что с вами согласовывать? Сколько раз мы уже согласовываем, а вы все отменяете потом! — заявляет Татаринцев, расстроенный еще одним переносом на целый месяц. Судьи ничего не сказали. Просто встали и ушли. — Владимир Юрьевич, а что это за номер?— спрашивает Андрей, пока ему надевают наручники. — Раньше судьи хотя бы интересовались моим мнением, согласен ли я с защитой, есть ли у меня какие-то возражения или дополнения. А сегодня такое впечатление, что меня вообще нет в зале. Но что может на это ответить адвокат, особенно когда обвиняемый и сам знает ответ?