об абсурдной борьбе с «расизмом» на Западе

«В СССР совсем усиленная цензура слов и символов всё-таки закончилась в 1950-е. Но передовой Запад сейчас находится в фазе, соответствующей нашим 1920-м, — есть куда расти и развиваться. И тут всем интересно: будет ли достигнут пик идеологической лютости или же всё-таки пламенным идеологам дадут по рукам и Black Lives Matter перейдёт в фазу «Ленинского университета миллионов». То есть тоскливой дури, но никого всерьёз не затрагивающей». Одним из последствий кампании Black Lives Matter стало резкое усиление языковой цензуры. Причём касающееся не только слов и словоупотреблений, которые могут быть обидными для негров, но и таких слов, которые доселе негров совершенно не обижали. И даже более того — доселе им были вообще неизвестны, что совсем затрудняет обиду. Например, в немецкоязычном ареале под запретом оказалось слово mohr, давно уже употреблявшееся в чисто историческом смысле — «мавр», «арап». В русском тоже можно сказать «арап Петра Великого», и никого это не оскорбит. Устарелое «ефиоп» (через е!) тоже никому не обидно. Так было и в Германии, но больше так не будет. Гонениям подверглись как исторические названия Mohrenplatz и Mohren Apotheke (где номенклатура лекарств и расовый состав посетителей точно такие же, как в других аптеках), так и названия кондитерских изделий. Запрету подверглось пирожное Mohrenkopf, нидерландское Moorkop — «голова мавра». Есть разные рецепты, один из них — профитроль, глазированный шоколадной помадой, сверху которой розочка из взбитых сливок. Столетиями жили, ели, не тужили — теперь нельзя. В соседней Франции фирма L’Oréal Group приняла решение убрать слова «белый», «светлый» и «осветляющий» из названий всех продуктов для ухода за кожей. Положим, неграм пользоваться такими кремами нынче не подобает, убелившийся паче снега Майкл Джексон — это не наш метод, но если какая-нибудь белокурая бестия решила дополнительно осветлиться — в чём здесь грех? Австралийские же борцы с расизмом занялись и шахматами, где есть чёрные и белые фигуры, причём белые всегда начинают. От такой демократии и либерализма ошалел даже вельтмейстер Г.К. Каспаров, посоветовав антиподам играть в го — там начинают чёрные. Сказалась кампания BLM и на индустрии пищевых полуфабрикатов. Uncle Ben’s (рис в пакетиках, а также разные соусы к мясу), Aunt Jemima (смеси для выпекания скороспелых блинчиков, а также сиропы) теперь также забанены. По той причине, что дядюшка Бен изображён патриархальным негром, а это расизм. Тем более что «дядюшка» — это рабское прозвание. Теперь надо говорить «бро». То же и с тётушкой. В СССР, где крепостное право осуждалось не меньше, чем рабство в Соединённых Штатах, тем не менее выпускался шоколад «Сказки Пушкина», где на обёртке был изображён поэт и его крепостная рабыня Арина Родионовна. Только тётушка Джемайма угощает блинчиками-оладушками, а няня с поэтом пьют из кружки полугар. Цензуры на такую апологию крепостного рабства Главлит не удосужился учинить. Конечно, бывали и мы впереди планеты всей. В том числе и в области гастрономической. В рамках борьбы с космополитизмом (а ещё двадцатью годами раньше — в рамках борьбы с идеологией царизма) похлёбка боярская преобразовалась в суп картофельный со свежими грибами, щи николаевские — в щи из шинкованной капусты, французская булка — в городскую, а лимбургский сыр — в дорогобужский. Это было относительно безобидно, да и в не очень сытое время хоть как назови, лишь бы было чего похлебать, но идеологически боевитая цензура занималась даже жучками, паучками и Мойдодырами, а это уже было не очень приятно. Строка «А нечистым трубочистам — стыд и срам!» была истолкована в классовом смысле, тем более — строки из «Мухи-Цокотухи» «А жуки рогатые, мужики богатые», в которых было усмотрено сочувствие кулацким элементам. Причём явно анализировал искусственный интеллект — «мужики + богатые = кулаки». Совершенно как у Цукерберга. И тут не стоит дивиться тому, что в сказке «Крокодил» нашли апологию корниловского мятежа. Интеллект передовых идеологов ещё и не то может. А вражескую вылазку можно найти где угодно — главное искать. Как искали фашистский знак в невинных картинках и узорах. Да ещё и совсем недавно борцы с сионизмом живо интересовались новогодними снежинками, имевшими гексагональную форму, т. е. явно восходившую к могендовиду. В СССР совсем усиленная цензура слов и символов всё-таки закончилась в 1950-е. Пережиточно она сохранялась и дальше, но в рудиментарном, уже не страшном виде — и срок нельзя было получить, и даже с работы не выгонят. Совсем идиотически жестокие проявления передовой идеологии при Брежневе сошли на нет. Застой — он и в идейной боевитости застой. Но передовой Запад сейчас находится в фазе, соответствующей нашим 1920-м — есть куда расти и развиваться. И тут всем интересно: будет ли достигнут пик идеологической лютости или же всё-таки пламенным идеологам дадут по рукам и Black Lives Matter перейдёт в фазу «Ленинского университета миллионов». То есть тоскливой дури, но никого всерьёз не затрагивающей. При нашей любви к дорогим камням Европы лучше бы застой. Где ты, евробрежнев? Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.