Последнее путешествие Виктора Мальчевского
Фото: страница Виктора Мальчевского в Facebook, facebook.com/jaronimo2 Последнее путешествие Виктора Мальчевского Когда по просьбе редакции я торопливо писала эти строчки, позвонила моя подруга: «Думала, Витя – вечный». Да, он как раз никогда не спешил и очень любил жизнь. Обстоятельный, свой, теплый. Редкий профессионал, интеллигентный, с изящным чувством юмора, добрый, открытый и обаятельный, человек широкой души – сегодня в прессе и социальных сетях друзья и коллеги пишут ему послания, вспоминают, каким был и остается для нас в памяти Виктор Борисович. Мальчевский – журналист, фотохудожник и руководитель. Мальчевский – благотворитель и верующий. Мальчевский – писатель и редактор. Мальчевский – муж и отец. Путешественник. Лучший друг… Мы пролистнули ленту его фейсбука. И решили вспомнить, а чем он делился с нами. Виктор Борисович часто публиковал заметки из поездок — фото и свои впечатления: Я много путешествовал: от Большого Флоридского рифа, до великих мавзолеев Агры, от черных кварталов Куинса до купола Брунеллески, но никогда не был в Париже. Начитавшись в детстве Гюго, более всего мечтал пройтись узенькими улочками к Сите и,услышав звуки органа, оказаться в Соборе, где мне знаком каждый уголок, каждая ступенька лестницы, ведущей к колоколам северной башни. Париж — город, куда я должен был попасть прежде всего, остался неизведанным, не открытым, город, но не Нотр-Дам-де-Пари. Его-то я знал досконально.Виктор Гюго стоял на полках родительской библиотеки между Фенимором Купером и Марком Твеном. Он был своим автором в Советской системе ценностей, но в сущности, как и большинство классиков, просто лишен пропагандистского стержня. Им началась моя страсть к зарубежной литературе, продолжилась Маркесом, Коэльо и Уайльдом, но так и не обрела большего символа чем Собор Парижской Богоматери. Потому что нет в мире ничего важнее любви. Я так давно хотел навестить его, продлевая удовольствие от ожидающей меня встречи, что вовсе перестал спешить. И как жестоко наказан за медлительность.У меня нет собственного фото на фоне собора, мне нечем проиллюстрировать пост, а стало быть он всё так же невредим, величественно отражается в спокойных водах Сены. Достаточно лишь открыть книгу. Фото Виктора Мальчевского из Нью -Йорка. Удивительный, ни на что непохожий город. Он не Америка. Словно мозаичное стекло, вобрал в себя оттенки со всего света — Старого и Нового. Увидеть, различить средь несметной толпы местного — занятие опрометчивое. Если и попадется, то чернокожий. У них больше свободного времени. Америка стереотипа — так думаешь до поездки. Однако попав в этот мир понимаешь, как заблуждался: еда, даже наспех, натуральная, яблоки и прочие фрукты, коих полно всюду, вкусные, афроамериканцы (по крайней мере, те, кто нам попадался) приветливы и несерьезны — даже в Квинсе. Особенно пожилые, они с готовностью предлагали помощь, заприметив в нас, заблудившихся средь похожих высоток, улиц и перекрестков, туристов. Нью-Йорк влюбляет в себя моментально. Впрочем, ты и сам к этому готов, стоит лишь поднять взгляд на пронзающие вечно голубое небо шпили Крайслера и Импайрстей. Этот город не способен разочаровать, ведь в сущности, ещё задолго до встречи с ним, ты уже создал, и вынянчил мечту, которой суждено померкнуть на фоне реального Нью-Йорка. В чувстве юмора Виктору Мальчевскому не откажешь. Моё детство протекало во дворе дома на углу Красной и Комсомольской, средь хаотично стоящих столиков, за которыми вечно собирались «старики-шахматисты». Был среди них управдом дядя Коля по фамилии Людвиг. Вспоминаю «бывшего» немца обычно под Новый Год потому, что в нашем дворе, помните пацаны (Михаил Николаев Михаил Красов), год наступал не под звуки песен и хруст подарочных леденцов, он приходил аккурат в тот момент, как дядя Коля ровно в полночь выходил в цент двора и палил в небо из своей древней двустволки. Жёстко, прицельно и бескомпромиссно. И был он нам в этот момент и дед Мороз и Санта Клаус и Снегурочка. Так вот обратился я к мемориз потому, что был тогда наш домком не многим старше меня нынешнего — без берданки, охотничьего пса и патронташа через плечо, даром что в шахматы неплохо играю. Короче, намерен в этом году шарахнуть в клятое небо со всех стволов, для чего, собственно, и закуплен недюжий арсенал. Год-то корячится юбилейный. Старым становлюсь, сентиментальным, оттого и детство проступает яркими красками, обрастает новыми легендами. В их честь и пальну: в память о дяде Коле, земля старику пухом. Пусть это последнее путешествие Виктора Борисовича будет в лучший из миров. А нам пока не хочется верить. Светлая память.
