Le Figaro (Франция): этнический вопрос разделяет США с самого их основания
На Америке лежит проклятье расы до тысячного колена. «Сияние» и «Ужас Амитивилля» повествуют о страданиях простой семьи из-за мести индейцев, на могилах которых был построен ее дом. Это правдивая история. Америка никогда не сможет сбежать от судьбы. Сомнений здесь нет. Убийство Джорджа Флойда несправедливое (глупо гибнуть из-за фальшивки) и расистское (если бы Флойд не был черным, с ним, вероятно, так не обращались бы). Оно представляет собой наследие долгой традиции: полицейская жестокость является нормой в этой стране, а за последние годы был отмечен резкий рост агрессивного поведения неонацистских и ностальгирующих по временам Конфедерации групп. Существуют, вероятно, и другие причины. Весь потенциал жестокости, который свойственен экстазу безопасности, как говорил Франсуа Сюро, все больше выходит на общее обозрение. «Патриотический» закон стал толчком для повсеместного отказа от свободы и ее ценностей во имя императива «безопасности». И хотя все началось достаточно незаметно и невинно (отпечатки пальцев, цифровое слежение), в конечном итоге это приведет к варварству: нельзя просто так дать полиции право неограниченно следить за населением. Как бы то ни было, убийство Флойда является американским событием, которое объясняется свойственными этой стране причинами. В отличие от Франции, чья земля освобождала любого ступившего на нее (так что хотя на Антильских островах практиковалось рабство, оно не стало структурной частью менталитета метрополии), вопрос расы и расовых конфликтов проходит через всю историю США. Помимо геноцида индейцев было рабство, в котором нельзя не увидеть лишение свободы: уничтожение корней, семейных связей, имени, предков и верований. Для практиковавших его белых оно стало нравственным разложением и духовным поражением. Потом была сегрегация и времена (мои нью-йоркские соседи еще помнят о них), когда черного (или еврея) могли не пустить в ресторан или гостиницу без объяснения причин. На юге было влияние «невидимой империи», а на севере и среднем западе — повальная нищета гетто. Как писал Фолкнер, призраки плантаций не перестанут просто так преследовать потомков хозяев. Более поздняя эпоха стала временем борьбы за гражданские права, но в ней, как известно, были свои разногласия и напряженность: противостояние модели пастора Кинга с моделью «Черных пантер» и Малкольма Икс сохраняется по сей день. Сегодня побеждает вторая (я вернусь к этому чуть позже). Уже тогда было время расовых беспорядков, которые положили конец утопии 1960-х годов и бушевали в Ньюарке в ответ на полицейский расизм, как и сегодня. Тем не менее все думали, что с этим покончено. Избрание Барака Обамы стало победой пострасовой Америки, как было объявлено в знаменитой речи в Филадельфии в марте 2008 года. Когда сейчас смотришь на проделанный с тех пор путь (несмотря на достойное восхищения чувство справедливости и плюрализма, которое он проявил еще совсем недавно), накатывает отвращение. Обама был не первым черным президентом США (или как минимум сам не хотел считать себя таковым), а первым президентом, который стоял выше расы, мог смотреть в лицо историческому наследию, не увязая в нем. Это означает, что он не отказывался от дружбы с черным священником Джеремайей Райтом (Jeremiah Wright), который терпеть не мог белых, и любви к своей белой бабушке расистке, но сам при этом не погрязал в их страстях. Его позиция означала принятие истории и человека такими, какие они есть, без осуждения и без подчинения. Так хотелось бы, чтобы эти усилия по борьбе с глупым морализаторством и разрушительным цинизмом принесли плоды, но конец эпохи Обамы был отмечен кровавым возвращением расового вопроса с убийством Трейвона Мартина и последующим оправданием его убийцы. В 2013 году возникло движение Black Lives Matter, а три года спустя избрали Трампа. Во время моего знакомства с этой страной еще были люди, для которых пострасовое общество было мечтой, но осуществимой мечтой. Они не только считали белый расизм окончательно изгнанным призраком, но и не собирались без конца извиняться за преступления прошлого, были против того, чтобы козлами отпущения этих преступлений стали все белые, «белая» музыка или литература. Они отвечали лишь вежливой улыбкой на представление творчества Шекспира и Баха как наследия «мертвых белых мужчин»: они понимали эти слова, но не хотели делать анафему догмой. И ни у кого даже в мыслях не было того, чтобы упрекнуть Бенни Гудмана за решение заняться джазом. Это было меньше 10 лет назад. Я говорю о не только академической, но и политической среде. Первая кампания Сандерса, как ни парадоксально, стала последним примером этого этоса, Америки Рузвельта и Кеннеди, а также Линкольна, если говорить о защищающих республиканские ценности правых. При этом борьба Клинтон и Трампа ознаменовала собой катастрофический конец консенсуса. Клинтон обращалась к нации, которая была раздроблена на множество сообществ и идентичностей (белые, особенно бедные, не видели в ней места для себя). Трамп обращался к одному сообществу, белым, в том числе «сельскому быдлу» и прочему «белому мусору», который так призирала его соперница, тогда как он сам перетягивал его образ на весь народ. Как отмечал Марк Лилла, его избрание стало на свой манер триумфом коммунитаризма. В конце концов, разве Ку-Клукс-Клан не является одним из самых давних его примеров? Фильм «Прочь» вышел в первый год президентства Трампа. Эта значимая (если судить только по форме) картина показала невозможность пострасового общества. Если расизм представляет собой неприятие другого из-за расы, «Прочь» — расистский фильм: интерес белого человека к другой культуре неизменно представляется как «культурная апроприация», а влечение к черному — как продолжение духа плантации с его законными изнасилованиями. «Плохишами» истории становятся образчики либерализма, выступающие против Трампа демократы, любители джаза и искусства… И в отличие от «Угадай, кто придет к обеду» (1967) этого недостаточно, чтобы спасти молодую пару, чья любовь осуждается как самый злостный подлог. Такова Америка, в которой я живу. Убийство Джорджа Флойда самым грубым образом обозначило возвращение старого проклятья. Раса окончательно сбросила цепи, которые хоть как-то удерживали ее в Геенне. Она вернулась и не собирается никуда уходить. Нас ждут новые и все более страшные беспорядки, все более вымученный интеллектуальный, художественный и академический ответ, который тоже будет пропитан ненавистью. Ближайшие годы подтвердят правоту «Прочь». Полицейскому придется заплатить (причем это будет мало связано с непосредственно совершенным им преступлением), но все быстро забудут его коллег, которые преклонили колени в знак протеста и братства. На горло захотят наступить всей европейской, «белой» культуре. Ее особый взгляд на зло и искупление, правду и диалектику — все это будет убито или объявлено вторичным, списано в убытки. От «Божественной комедии» до Блейка и Бодлера, от Монтеня до Кафки, от «Прометея прикованного» до «Потерянного рая», от контрапункта и оперы до полутени и «Аполлона и Дафны» — вместо варваров расплачиваться придется цивилизации. Вспоминается, как после похожего инцидента несколько месяцев назад самые «прогрессивные» студенты Колумбийского университета утверждали, что нужно изменить учебную программу, потому что ее «белизна» якобы является причиной расистских убийств. Поэтому да, за нынешнее убийство придется заплатить Монтеню, а вместе с ним и перспективе избавления от демона расы и принадлежности.
