УВО: история со многими неизвестными (Тиждень, Украина)

Появившийся украинский национализм стал одним из самых ярких феноменов отечественной истории ХХ века. Не многим институционализированным движениям безгосударственной нации удавалось так долго действовать и в то же время постоянно находиться под репрессиями. Базой для развития националистического движения стала Галичина — край, который еще с конца XIX века называли украинским Пьемонтом. Хотя и с небольшой оговоркой: Михаил Грушевский после пятнадцати лет жизни на Галичине, в 1909 году, напишет статью «Малые дела», которой вынесет приговор местной общине. «У галицкого украинца нет ничего революционного, — писал Грушевский. — Это героизм пассивной натуры. Галицкий тип — это „хитрый Панько‟… Он будет предпринимать любые действия, чтобы исполнить свой общественный или национальный долг; вынесет всякое недоверие; пролезет через камин, если не пустят в дверь; но ответить активным сопротивлением — он не сможет». Но через какое-то десятилетие, в 1920‑м году, здесь зародится по-настоящему революционное движение, которое станет известным как Украинская военная организация. Пройдет еще почти десять лет, как УВО вместе с несколькими подобными структурами объединится в ОУН (запрещенная в России организация — прим. ред.), а наследственность между обеими организациями олицетворит фигура их руководителя Евгения Коновальца. Во время Второй мировой войны эта среда породила массовое движение сопротивления — Украинскую повстанческую армию (запрещенная в России организация — прим. ред.). С тех пор появились многочисленные исторические исследования и мемуары о деятельности революционного подполья, и только в последние годы «каноническую» версию истоков националистического движения подвергнут сомнению, и она вызовет больше всего контрверсий. «Эсэсы»: конец и начало истории Переломным моментом для развития национального движения в Российской и Австро-Венгерской империях станет Первая мировая война. Сначала в империи Габсбургов появилась первая украинская военная формация — Украинские сечевые стрельцы (УСС), а уже во время революционных событий в России жители Поднепровья создали Украинскую народную республику (УНР). Разделенные на протяжении веков, украинские земли провозгласили объединенными, а первой группой «соборников» с уверенностью можно назвать галицких заключенных, которые в 1917-1918 годах, возвращаясь из российского плена, остановились в Киеве. Здесь они основали Галицко-Буковинский курень сечевых стрельцов, или, как их называли, «эсэсов». Часть из них — таких как начальник штаба Андрей Мельник — в прошлом принадлежали к легиону УСС, другие — как командир Евгений Коновалец —попали в плен из австрийских частей. Впоследствии курень перерастет в «корпус», большинство солдат которого составляли представители Поднепровья. Но руководство все же было галицкое — самые главные старшины во главе с Коновальцем создали Стрелецкую раду, которая принимала стратегические решения. «Эсэсов» назовут гвардией Директории, и они действительно были одним из лучших военных формирований УНР. Их история завершилась в начале декабря 1919-го года в Новой Чертории, где Стрелецкая рада решила демобилизовать воинскую часть. Всем желающим дали возможность присоединиться к Зимнему походу армии УНР или же действовать по своему усмотрению. Хотя уже на следующий день их разоружат поляки и интернируют в лагерь в Луцке. Окончание истории «эсэсов» не стало концом Стрелецкой рады, которая была одной из самых действенных групп и «складывать оружие» не собиралась. Наоборот, они прорабатывают сразу несколько вариантов, как бороться дальше, и отправляют эмиссаров в различные воинские части. В то время проходил Зимний поход армии УНР, на Приднепровье находились остатки УГА, а поляки позволили создать новое формирование под руководством члена Стрелецкой рады Марка Безручко. Обнадеживающий вид формирования новых частей из украинских пленных и интернированных, находившихся в лагерях Чехословакии, Германии и той же Польши. Однако события развивались с необычайной скоростью. В связи с безвыходной ситуацией в апреле 1920-го года правительство УНР признало Галичину за Польшей, зато получило военного союзника для борьбы с большевиками. Варшавский договор окончательно рассорил галичан с поднепровцами и стал холодным душем для Стрелецкой рады. Как галичане, они не могли его принять, а значит, дистанцировались от Петлюры. Но и для земляков они не стали своими: как на прежние формирования УНР, на них смотрели с недоверием. Член Стрелецкой рады сотник Иван Андрух после посещения ряда лагерей в июне 1920-го года писал Коновальцу: «Если Вы, господин полковник, считаете по этому поводу, что по Европе разбросана масса украинцев в плену и в остальных местах, что их всех можно бы привлечь к такому формированию, чтобы с ними идти на Украину строить под боком Советской России свое самостоятельное государство, уже не говорю в союзе с поляками, а совсем самостоятельно, то здесь, по моему мнению, Вы не совсем ориентируетесь в настроениях этих людей и в их политических убеждениях». Андрух не лукавил: пленные и интернированные воины еще прислушивались к представителям УНР или ЗУНР, но уже не признавали авторитет бывших «эсэсов». Две реальности: эмиграционная и галицкая «В июле 1920 года провели мы в Праге последнее заседание Стрелецкой рады, на которой, после выяснения бесполезности и нецелесообразности дальнейшего пребывания за границей, решили мы призвать всех сечевых стрельцов к возвращению на Галичину, — пишет в воспоминаниях Евгений Коновалец. — После этого заседания Стрелецкой рады фактически прекратила свое существование Сечево-стрелковая организация». Эти слова стали основой общепринятой версии, что в тот день вместо Стрелецкой рады была основана Украинская военная организация. Эту версию в известной степени в ОУН приняли как официальную, она вошла в Энциклопедии украиноведения и Википедии. И действительно, вскоре название УВО дважды появится в публичном пространстве. Сначала 31 августа 1920-го года по инициативе Коновальца в Праге состоялся Съезд представителей украинских военных организаций за рубежом. На нем представители различных военных формаций задекларировали, что стоят на позиции соборности Украины, и решили «задержать в организованной форме существующие вне территории Украины военные части и объединить их идейно между собой». А уже вторым сентября 1920-го года датирован «Приказ ч. 1» Украинской военной организации. Фактически это были единственные на то время упоминания, где фигурировало название «УВО». Эта аббревиатура никак не ассоциировалась с подпольем — тысячи воинов находились в лагерях военнопленных и интернированных, а украинские части совместно с поляками боролись против Красной армии. Поэтому представители военных формаций не думали о сложении оружия. В итоге через год, осенью 1921-го, состоится очередная попытка вооруженного наступления на Большой Украине, вошедшая в историю как Второй зимний поход. Не стоит безоговорочно воспринимать и слова Коновальца о призыве к «эсэсам» возвращаться на Галичину. Члены Стрелецкой рады не теряли надежды продолжить скоординированную борьбу на разных «фронтах», поэтому разъезжались они кто куда: сотник Иван Андрух в Киев, где вошел в состав повстанческого центра и готовил очередное восстание; тройка — Василий Кучабский, Михаил Матчак и Ярослав Чиж — во Львов; Андрей Мельник остался в Праге, а Евгений Коновалец — в Вене. Последний погрузился в эмиграционную политику, которая имела сомнительные перспективы. В свое время Винниченко в своем дневнике писал, что «в Вене есть маленькая лужа, в которую непременно попадаешь, когда приезжаешь туда. Это — украинская эмиграция». Скитание Коновальца соответствовало оценке, которую дал бывший глава Директории. Его попытки сойтись с другими военными формациями, в частности с УСС или с политическими кругами от новосозданной Всеукраинской национальной рады, потерпели фиаско. Но Коновалец и в дальнейшем не оставлял надежд влить новое дыхание в Стрелецкую раду, которую отнюдь не считал ликвидированной. В письмах, адресованных во Львов, он сокрушался о будущем Рады, констатируя «все больший упадок нашей организации», связанный с «затратами для единичных членов С.Р., осознавая принадлежность к нашей организации» и «невыполнение взятых на себя задач и обязанностей». В многостраничных письмах он описывал политические возможности по восстановлению государственности, но никаких упоминаний об УВО или даже революционную деятельность в них не содержалось. Скорее наоборот, лишь одним абзацем он признает необходимость того, что «край начал протестовать», но неохотно укажет: «На это, однако, как можно по всяким данным судить, надеяться нечего». В отличие от «венской политики», которая создавалась с размахом, фантазиями и авантюрой, с ожесточенной борьбой между многочисленными украинскими группами, Галицкая жизнь отличалась строгим реализмом. По разным данным, около десяти тысяч украинских чиновников — от учителей до работников железной дороги и почты — потеряли свои должности за отказ присягать на верность Польше. Все бывшие вояки УГА были вынуждены стать на учет в полицию, а пленные украинцы были привлечены к уборке мусора во Львове. Польская власть толкнула украинцев к основанию массовой подпольной структуры — Тайного университета. Сначала, летом 1919-го года, ректорат Львовского университета отказал в обучении лицам, которые не служили в польском войске. Поэтому украинцы и евреи оказались за дверью. И когда того же года украинцы осуществили две попытки основать учебные курсы при Научном обществе имени Шевченко и Обществе имени Петра Могилы, полиция их сразу запретила. От безысходности украинская община основывает во Львове подпольный университет, к который массово записывается «молодежь» — многие из них уже имели солидный военный опыт. В то время появилась шутка, что польская полиция создала больше патриотов, чем «Просвита» за всю свою историю. Не удивительно, что тройка членов Стрелецкой рады, оказавшись во Львове, открыла для себя здесь совсем другие перспективы, чем это представлялось из эмиграции. «Бросить Петлюру, не оглядываясь на большевиков, ничего не делать для себя с момента существования диктатора Петрушевича, ни с кем из трупов не связываться, никому не продаваться, приступить к работе», — предлагал в сентябре 1920-го года в письме к Коновальцу Михаил Матчак. А уже в июне 1921-го Василий Кучабский не церемонясь писал руководителю Стрелецкой рады: «А потому, о дорогой Повелитель Малого Брода — довольно дурака валять! Соберите уже раз свои манатки, ибо уверяю Вас, что на все предприятия любого рода здесь очень благодатная почва. Приятно поражает и отсутствие всякой конкуренции. Поэтому, подумав, уже записываться в живые трупы, или еще нет, выберите и езжайте, ради Бога, сюда». Если по организации УВО в эмиграции других сведений нет (за исключением нескольких групп, которые впоследствии влились в Военную организацию), то о появлении структуры во Львове известно почти из первоисточников — из воспоминаний бывшего воина УСС и УГА Осипа Навроцкого. Именно ему Матчак и Чиж предложили организовать и возглавить ведущую коллегию. Свой выбор объяснили просто: он был самым старшим из них по возрасту и рангу (старшиной). К тому же руководил довоенным Украинским студенческим союзом. Начало работы организации Навроцкий датирует сентябрем 1920-го года, а октябрем — первые успехи подполья. Тогда в знак протеста против разделения Галичины на воеводства члены Учебной коллегии самостоятельно расклеивали листовки по ночному Львову. Кстати, ни в том, ни в следующем году аббревиатура УВО нигде не упоминается, а польская полиция зафиксирует появление нелегальных листовок против разделения на воеводства лишь 31 августа — 1 сентября 1921-го года. И это будут не единственные разногласия с «канонической» версией. Появление Начальной коллегии трудно связать со Стрелецкой радой, хотя это и была инициатива ее «львовских» членов. Особенно это проявилось в июле 1921-го года, когда во Львов вернулся Евгений Коновалец. Связь с тройкой товарищей он не терял, но и к их группе не присоединился. В первой половине сентября состоялось, пожалуй, последнее, заседание Стрелецкой рады, а спустя некоторое время, двадцать первого сентября 1921 года, в письме к Андрею Мельнику Коновалец писал: «Работа здесь довольно тяжелая. Не имею даже соответствующего взаимопонимания у наших […] Михаила, Славка и Василия. Они настолько увлеклись своими успехами, что с ними вообще трудно теперь разговаривать. К нашему проекту относятся с достаточно большим недоверием, и это главное препятствие, ради которого наши дела [… ] не могут никак продвинуться вперед. Без них начинать нельзя, с ними тоже трудно». Как видно из скепсиса, он ничего не знал о готовящейся акции, которая состоится через несколько дней и станет судьбоносной для него и революционного движения в целом: двадцать пятого сентября 1921 года подпольщик Степан Федак совершит покушение на руководителя государства Юзефа Пилсудского. Нечто похожее уже происходило в 1909 году, когда украинский студент Мирослав Сичинский застрелил польского графа Анджея Потоцкого. Тогда украинцы пережили небывалый подъем, и разве что один Грушевский невозмутимо заметил: «Энтузиазм, вызванный им среди галицкого гражданства, среди целого населения, для меня объясняется, собственно, его исключительностью. „Как? Наш человек способен на что-то такое? Может отважиться на подобный акт?!‟ И это захватывало даже не меньше людей, чем желающих оправдывать какое-то насилие, тем более — убийство. Но, повторяю, исключительность только подчеркивала общую неспособность галичанина к террористическим актам, к агрессивности активной борьбы». Но теперь ситуация стала радикально иной, как и сама Галичина. Из-за того, что покушение на Пилсудского оказалось неудачным, Федак во время следствия решил спасти свою жизнь, заявив, что не стрелял в руководителя государства, а лишь во львовского воеводу. Угнетенное галицкое общество, которое еще не пришло в себя после неудачи освободительной борьбы, но уже было обогащено боевым опытом, в выстреле Федака увидело новую перспективу. Вслед за покушением начались массовые аресты, и за решеткой оказались почти все организаторы подпольной структуры. В конце концов, само следствие длилось более года — Степана Федака осудили в ноябре 1922-го года. В это время развеялись все надежды на военное решение вопроса украинской государственности. В итоге, члены Стрелецкой рады, в основном, если не находились в заключении, как львовская группа, то погибли на Приднепровье, как сотник Андрух с товарищами. Перед Евгением Коновальцем оставался небольшой выбор: либо продолжить дело, за которое уже пострадали товарищи и вызвавшее такую огласку, либо попытаться найти для себя какое-то гражданское занятие. Он выбрал первое, что было логично: и следствием стала его предыдущая деятельность и возможность продолжить ее в новом направлении, опираясь на многочисленные военные кадры, которые возвращались из лагерей или эмиграции. Подпольная структура во главе с Коновальцем теперь станет известной как УВО. Хотя за несколько лет из малой группки, которую начинали организовывать во Львове, мало кто остался: «львовская тройка» с бывшей Стрелецкой рады разбрелась по разным легальных политическим группам. Впоследствии УВО оставят и бывшие комбатанты, которые вынуждены были приспосабливаться к новым реалиям. Тем более что в 1923-м году страны Антанты официально признают Галичину за Польшей. Но вторая Речь Посполитая в дальнейшем старалась превратить галицкую массу в сознательных украинцев. Поэтому уже через несколько лет появится молодое поколение подпольщиков, которые дадут новый толчок УВО, а затем и ОУН.