«Опять хочется смотреть программу «Время»
«Опять хочется смотреть программу «Время» Поймал себя на мысли, что в последнее время почему-то опять хочется смотреть программу «Время». Девять часов вечера — и я у телевизора, место встречи изменить нельзя. Когда такое было? фото: Кадр из видео А ведь еще совсем недавно «Время» просто загибалось. Казалось устаревшим по форме и по содержанию, отстойным, пропагандистским, скучным, несовременным. Срочное латание дыр, перевод на амбразуру директора службы информации Кирилла Клейменова, не помогало. Над Кириллом, а значит, над «Временем» лишь смеялись, его фразочки — неотесанные, верноподданные — вошли в анекдоты, ну а уж когда он сказал, что коронавирус назван так, потому что Трамп устраивал конкурсы красоты и надевал корону на победительницу… Шутить изволите или просто троллить? Он над нами издевался… И вдруг… Нет, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог. Не то чтобы Клейменов стал серьезнее, но в последние недели три к собственной непосредственности прибавил какую-то новую отзывчивость, доверчивость, что ли… Просто в эти лихие дни для всех нас выбрал правильную интонацию, и тогда эта его эмоциональность стала умной и очень многим нужной. «Время» стало так необходимой скорой помощью. А может, «Время» просто перестало врать? Ведь коронавирус нельзя, невозможно одолеть только по телевизору, как это мы лихо и прекрасно делали с Украиной, Сирией, сбитым «Боингом»… Коронавирус — это то, что касается всех и каждого без исключения, с этим не шутят. Коронавирус — война, которая пришла в каждый дом. На войне — той самой, священной, великой и отечественной, — тоже была пропаганда. Но, как правильно говорил Никита Михалков (только не смог это снять, показать), тогда за нас, за родину, против захватчиков воевали каждый цветочек, травинка, бабочка… И 28 панфиловцев, которых не было, но ведь о них написали в газете, а значит, они были — как сконцентрированная сила духа, воли, материализовались и так вдохновляли народ на борьбу, на подвиг, на сопротивление… «Времени» теперь доверяют. И показанным ежедневно увеличивающимся цифрам человеческих потерь, и другим «вестям с фронта». Конечно, здесь тонко дают понять, что Верховный главнокомандующий контролирует весь процесс, держит руку на пульсе, что власть — с народом, делает все возможное. Хочется верить, раз так показывают. Или это театр? В такое время? Не может быть. «Время» дает правильную установку, выдерживает золотую середину. Не утаивает главное, оставляет надежду. Да, здесь уже не будут сомневаться в качестве приведенных цифр инфицированных и погибших, в точность окончательного диагноза. Ведь еще товарищ Сталин говорил: неважно, как голосуют, главное — как считают. Сомнения есть, и альтернативная информация есть. Во «Времени» не скажут о самоубийствах врачей, о массовых их заражениях и о том, что больницы в связи с этим боятся ставить на карантин, ведь тогда люди не получат обещанных надбавок и вообще финансирования… «Время» выдержано, отфильтровано, но тональность правильная, ей хочется верить. Не врет, но недоговаривает. «Время» знает своего зрителя во время пандемии. Он, зритель, никогда бы не простил слюнявую розовую ложь во спасение, но и откровенную безнадегу, чернуху гонит от себя, дабы совсем не сойти с ума. И вот здесь обновленное «Время» просто необходимо — как фильм «В 6 часов вечера после войны», который был снят, когда война еще не закончилась. Мальчик для битья Славу Ковтуна опять выгнали. С боем, со свистом, с проклятьями. С позором, конечно. Вот так проходит земная слава. У него такая хорошая улыбка, но улыбается он редко. Он смешон в гневе, совсем не страшен. Недалек, хотя говорит порой дельные вещи. Его бьют все кому не лень, а он летает по студии в собственном обаянии, и легкость мысли необыкновенная. Его опять выгнал Соловьев, и стало скучно, мухи начали дохнуть. Без Ковтуна, без этого грустного Пьеро, все время получающего свои законные 33 подзатыльника, ну разве спляшешь украинский гопак? Его выбрали мальчиком для битья, чтобы Украине на нашем ТВ жизнь медом не казалась. Вот такой придурковатый, с голой черепушкой хохол, хотя на самом деле вполне себе русский. Зрителям на потеху, а для наших патриотов Слава — очень удобная боксерская груша. Как этого только не били, не обзывали, не дразнили, а он все как новенький. Ковтуны срама не имут. Слава с удовольствием участвует в наших политических комбинациях. Он просто незаменим. Да, он готов унизиться, как тот Дуремар, лишь бы найти свой золотой ключик. И нашел! Там, на Украине, его никто не знает, зато здесь он герой. Готов осрамиться, но не бесплатно, за долю малую, за гонорар. Так, переходя из одного шоу в другое, получая регулярно по голове, накопил себе на квартиру в Москве, в России популярен, автографы раздает. Жизнь удалась. Его обязательно вернут, простят, опять пригласят — не к Соловьеву, так к другому, какая разница. Без такого Ковтуна разве можно показывать Украину? Никак нельзя. Соловей в клетке К светлому юбилею Владимира Ильина на НТВ показали фильм Владимира Чернышева «Ленин. Красный император». Год создания — 2014. Когда все только начиналось. Еще можно было в консультанты пригласить Валерия Соловья, тогда профессора МГИМО, а теперь оппозиционного политтехнолога, который вдруг занялся предсказаниями в стиле Ванги, только с точностью до наоборот. Но это сиюминутно. А что же вечно, навсегда? Смотрю на Чернышева — ну какой же мастер! Этот его почерк с нанизываемой на шампур исторической хроникой, часто редкой и всегда точной, опять же интонация, без гнева и пристрастия фиксирующая во времени уходящую натуру, лиричная, всех жалеющая. Чернышев — он со старого НТВ и в документалистике, наверное, второй после Парфенова. Один из немногих, кто остался на четвертой кнопке после всех драматичных, интригующих событий. Один из немногих, кто сохраняет марку. Не ушел на «Дождь», в Ютуб, в никуда. Чернышев — он лояльный. Что потерял? Искусство, мастерство при нем, оно никуда не делось. Только кому теперь служит? Всегда ведь чувствуется, где ты свободен, а где нет, и где заканчивается твоя свобода. Ныне редкие его фильмы уже не те. Вроде знакомый почерк, стиль, а внутри пусто. Его используют. Он дал себя использовать. Вроде тот Чернышев, да уже не тот. Журналист оказался в клетке, пусть даже золотой, как тот соловей. А в клетке соловей петь не может.
