Англо-франко-советские переговоры в Москве. 12-14 августа 1939 года

В начале августа 1939 года в Советском Союзе готовились встретить военную делагацию потенциальных союзников — англичан и французов. Она неспешно плыла на торгово-пассажирском пароходе в Ленинград. 5 августа 1939 г. главой советской делегации был официально назначен нарком обороны маршал Ворошилов. В нее также вошли начальник Генерального штаба командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов, начальник ВВС РККА командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба комкор И.В. Смородинов. 7 августа Ворошилов получил инструкции, которые свидетельствовали о прекрасном понимании руководства СССР относительно того, что произойдет на переговорах. Предполагалось, во-первых, настоять на секретности (против этого возражений не могло быть), во-вторых, предъявить полномочия на подписание военной конвенции. Главными были пункты 3−7, которыми по сути дела исчерпывалось все, что произойдет далее: «3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР. 4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, т. е. Франции, Англии, СССР и т. д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе. 5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР. 6. Если французы и англичане все же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию. 7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал». В случае, если переговоры состоялись бы, Генеральный штаб подготовил свои предложения. Они сводились к тому, что главный удар должен быть нанесен против главного агрессора. Ни одна из сторон не должна была ограничиться обороной. В случае нападения на Францию на 15-й день мобилизации Англия и Франция должны были сосредоточить на восточной границе Франции и Бельгии 80 пехотных дивизий, 14−14,5 тыс. средних и тяжелых орудий, 3,4−4 тыс. танков, 5−5,5 тыс. самолетов, и с 16-го дня мобилизации начать наступательные действия в направлении на Рур и Кельнскую промышленную зону силами не менее 70 пехотных дивизий, 13 тыс. средних и тяжелых орудий, 3,5 тыс. танков и 6 тыс. самолетов. На линии Мажино должны были остаться силы прикрытия. Британский флот должен был установить блокаду побережья Северного моря и осуществить прорыв в Балтику для совместных действий с Балтийским флотом с целью прекращения торговых перевозок в Германию из Швеции. Союзники должны были вместе действовать против подводных лодок противника в районе Дарданелл, у берегов Норвегии и Мурманска. СССР должен был выставить для действий против Германии 56 пехотных и 6 кавалерийских дивизий, 8,5−9 тыс. средних и тяжелых орудий, 3,3 тыс. танков и 3 тыс. самолетов — всего 2,053 млн. чел. Польша, которая вступала в войну в силу союзнических отношений с Англией и Францией, должна была пропустить эти войска к границам Восточной Пруссии. В случае, если под ударом первой оказалась бы Польша, то в силу союзнических обязательств с ней должны были выступить Англия и Франция, а Советский Союз — в силу своих обязательств по отношению к этим странам. Генштаб предполагал возможность вступления в войну на стороне Германии Болгарии и Венгрии, а на стороне Польши — Румынии. Военные обязательства союзников в этом случае были схожими, как и в первом случае, но еще 30 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 5 тыс. средних и тяжелых орудий, 2 тыс. танков и 1,5 тыс. самолетов должны были быть направлены в помощь Румынии. Схожие обязательства должны быть выполнены союзниками в случае, если главный удар будет нанесен по СССР через территорию прибалтийских государств. В войну, на основании своих обязательств перед Францией и Англией, должна была вступить и Польша. Общее количество дивизий, которые должен был развернуть СССР, равнялось 120. 10 августа английская и французская миссии прибыли в Ленинград, и утром следующего дня их встретили в Москве. Члены делегации были приняты Молотовым, Ворошиловым и Шапошниковым. В этот день фон Шуленбург известил Берлин — польский посол Гжибовский в беседе с итальянским послом в СССР подробно рассказал о позиции Польши — она ни при каких обстоятельствах не собиралась допускать советские войска на свою территорию. На вопрос итальянца, относится ли это и к самолетам, последовал утвердительный ответ. Запрет касался и авиации. Перед началом переговоров члены делегаций встретились с представителями своих стран в СССР. Посол Франции Поль Наджиар, ознакомившись с инструкциями Дракса, был шокирован услышанным. В тот же день он обратился к Бонне: «Мой коллега (имеется в виду британский посол В. Сидс — А.О.) и я считаем, что инструкция адмирала противоречит тому, о чем было договорено между тремя правительствами (проводить военные переговоры одновременно с доработкой того, что остается урегулировать в политических переговорах). Далее они могут очень навредить, если только британское правительство не намерено аннулировать уже достигнутые столь важные результаты и тайно не захочет провала переговоров, о желании успеха которах оно заявляет публично. Невероятная гипотеза, учитывая характер Невиля Чемберлена. Русские, и так слишком склонные ставить под вопрос нашу твердую решимость брать конкретные обязательства, не преминут проявить еще большее недоверие». 12 августа англо-франко-советские переговоры начались. Разногласий не вызвало разве лишь предложение по графику работу — два заседание в день, утренннее (с 10.30 до 13.30) и вечернее (с 17.30 до 19.00). Председателем был избран Ворошилов. Лидером миссий союзников был британский адмирал Дракс — уже 12 августа он известил маршала, что 26 августа, согласно полученным инструкциям, гости должны были покинуть Москву. Сразу же выяснилось, что британская делегация не имеет заверенных полномочий для участия в переговорах, а у союзников нет подготовленных проектов соглашения. Дракс объяснил это спешкой при отъезде миссии. Следует отметить, что в инструкциях французской делегации попросту отсутствовала задача по заключению военной конвенции. Англичане и французы прибыли в Москву без планов и предложений. Особенно отличалась британская делегация — представители Лондона предпочитали уклоняться от содержательных ответов практически по любому вопросу. Для начала Дракс предложил рассмотреть и обсудить проект цели конференции, а не саму конвенцию, что вызвало изумление у Ворошилова. По мнению председательствующего, цель работы была очевидна и так — заключение договора. Дракс считал, что для подготовки проекта цели для обсуждения союзникам потребуются сутки. Дракс был постоянным инциатором обсуждений формальностей. Вообще, впервый же день выяснилось, что споров не вызывает только предложение о режиме секретности. Что касается остального, то споры поначалу вызвала даже очередность изложения планов относительно возможного военного конфликта. Тем не менее кое о чем договориться все же удалось. Было принято решение начать с сообщения главы французской военной миссии Думенка. Генерал сообщил о том, что мобилизация французской армии займет 10 дней, она состоит из 110 дивизий, имеет 4 тыс. современных танков, 3 тыс. орудий калибром от 150 до 420 мм. Основой обороны является линия Мажино, войска укрепленных районов будут приведены полную готовность через 6 часов после начала мобилизации. Французы были готовы притянуть к себе до 40 германских дивизий. На итальянскую границу предполагалось выделить не менее 8 дивизий. Англичане имели 5 пехотных и 7 механизированных дивизий, в случае мобилизации они должны были составить костяк первого эшелона — 16 дивизий, который затем должен быть усилен 16 дивизиями второго эшелона. Уже 13 августа возникла проблема относительно возможного содействия СССР своим возможным союзникам. В этот день на переговорах в Москве англо-французской делегации был задан вопрос о возможном проходе РККА через территорию Румынии и Польши. На этот случай у Дракса была инструкция — не обсуждать вопросы Польши, Румынии и Приблатики, так как их правительства не желают получать помощь от русских, посокольку опасаются «коммунизации своих крестьян». Максимум, что можно было довести до советской стороны на переговрах — это её заинтересованность в поставках сырья и военных материалов Польше и Румынии. Характерно, что на вопрос Ворошилова о том, имеются ли у Франции соглашение о совместных действиях с Польшей, Думенк ответил весьма оригинально — он заявил, что соглашение имеется и оно предполагает военное сотрудничество, но информацией даже о численности польской армии лично он не владеет. Приближалось время принятия решений. 11 августа Наркомат обороны получил сообщение из Токио о том, ято японские военные усиливают давление на свое правительство с целью немедленного заключения военного союза с Германией и Италией. В ночь с 11 на 12 августа Молотов отправил телеграмму Астахову в Берлин — нарком предлагал быть готовым к обсуждению «некоторых переходных ступеней от торгово-кредитного соглашения к другим вопросам». 12 августа Астахов информировал Молотова о том, что Берлин готов к серьезным уступкам, чтобы «…развязать себе руки на случай конфликта с Польшей, назревающего в усиленном темпе. Кроме того, их явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными, и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы эвентуальное военное соглашение предотвратить. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключенными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невме­шательства в конфликт с Польшей». 13 августа советская разведка доложила о готовности Германии к войне против Польши. Время выступления еще не было утверждено, но сообщалось, что Англия и Франция воздержатся от активного вмешательства в конфликт, который приобрете, таким образом, локальный характер. 14 августа 1939 года Франц Гальдер отметил в своем дневнике речь Гитлера относительно будущей войны с Польшей. Она явно учитывала предидущий опыт: «Самым главным является осознание того факта, что не существует ни политических, ни военных успехов без риска. Политических — потому, что необходимо преодолеть сопротивление; военных — потому, что трезвый расчет часто указывает на невозможность неудачи». Гитлер был уверен, что политика Лондона уже возымела действие в Москве: «Россия не собирается таскать [для Англии] каштаны из огня. Ожидать от войны ей нечего, но многого стоит опасаться». В тот же день Риббентроп отправил послу Германии в СССР графу Фридриху-Вернеру фон дер Шуленбургу телеграмму, предложив ему провести встречу с Молотовым и заявить об отсутствии нерешаемых противоречий между Берлином и Москвой. Министр призывал избежать возможность потворения ошибки 1914 года — столкновения Германии и России. А в Москве тем временем английская и французская делегации вели беспредметные дискуссии и обсуждали общие принципы возможного взаимодействия. 13 августа французы предложили свой проект соглашения. Он состоял из двух статей чисто декларативного характера. Первая из них гласила: «Три догвоаривающиеся стороны согласны, что установление непрерывного, прочного и долговременного фронта на восточных границах Германии, также, как и на западных границах, имеет основное значение». При этом вторая статья предполагала, что в случае войны союзникик будут взаимодействовать всеми силами — воздушными, наземными и морскими, но «способ этих действий зависит от решений соответствующих высших командований». Первые общие цели должны были быть уточнены соглашением, но они не назывались. Естественно, что 14 августа в Москве советская делегация вновь поставила вопрос о том, как Генеральные штабы Франции и Англии видят себе сотрудничество с СССР, не имеющего общей границы с Германией. Последовали рассуждения Думенка и Дракса о том, что поляки и румыны сами попросят помощи или снабжением, или прямой военной поддержкой. Дракс даже заметил, что если они все же не попросят прямой военной помощи, то быстро превратятся в германские провинции. Ворошилов в ответ заметил, что самые логичные рассуждения не могут заменить план действий с обязательствами, без которого переговоры по вопросу о военной конвенции попросту не имеют смысла. После очередного запроса Ворошилова союзники попросили тайм-аут для обсуждения польско-румынской проблемы. Выйдя в зимний сад, адмирал Дракс сказал: «Думаю, наша миссия завершена.» Представители Парижа и Лондона все же вынуждены были признаться, что эту проблему они не могут решить. Генерал-майор Хейвуд по поручению миссий союзников зачитал длинное сообщение, извещающее советскую сторону о том, что Польша и Румыния являются независимыми государствами и вопрос о проходе войск Красной армии через их территории нужно направлять не к союзникам, а к правительствам этих стран. Ввиду высокого уровня угрозы германского вторжения в эти страны, союзники предлагали не обращать внимание на такие формальности, которые можно решить и потом. Ну, а пока что Дракс и Думенк соглашались обратиться в Лондон и Париж для того, чтобы английский и французский кабинеты сделали соответствующие запросы в Варшаве и Бухаресте. Ворошилов в ответ сообщил о том, что советская военная миссия никогда не забывала о том, что Польша и Румыния явлются независимыми государствами, и именно поэтому хочет получить ответ на вопрос — будут ли допущены войска Красной армии на их территории. Ну, а пока что советская миссия заявляет, что «без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех». Таким образом, все было сказано. Англо-франко-советские переговоры зашли в тупик за три дня работы, а до их начала Польша известила Германию, что не будет учитывать их результата. Одновременно Варшава ускорила обострение польско-германских отношений. Таковым был политический результат первых двух недель августа 1939 года.