Где находится Юрятин из романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго"?

Роман об интеллигенции и революции Дом-музей Бориса Леонидовича в Переделкине разработал на весь год просветительскую программу "Год Пастернака". Однако памятные мероприятия, связанные с этим именем, пройдут не только в столице и в писательском поселке, но и по всей стране: ведь Пастернак – глобальное явление русской литературы. Касимовский историко-культурный музей-заповедник в райцентре Касимове Рязанской области 7 февраля 2020 года открыл тематическую выставку, посвященную Борису Пастернаку. В числе прочего в экспозиции затронут такой не всем известный феномен, как "касимовское лето Пастернака". И такой, безусловно, спорный, но интересный момент, как… отражение Касимова в романе "Доктор Живаго". Касимовский историко-культурный музей-заповедник. Фото Е. Сафроновой. Широко известно, что Борис Пастернак работал над книгой о русском интеллигенте и русской революции с 1946 по 1955 год. Он считал этот роман итогом своего творчества. Так и вышло. Роман поставил "точку" в литературной деятельности Пастернака, не исключено, что и в его жизни – опосредованно. В СССР роман издавать отказались. Помыкавшись с ним по редакциям "толстых" журналов и издательствам, Борис Леонидович не нашел иного выхода, как передать "Доктора Живаго" итальянскому издателю. В 1957 году вышла первая публикация "Доктора Живаго" на итальянском языке. За ним последовали русское, английское, французское, немецкое и шведское издания. В 1958 году Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе. Не только за роман, с формулировкой "за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы", в чем, безусловно, есть заслуга "Доктора Живаго". На родине Нобелевскую премию восприняли чуть ли не как награду за измену Родине. В печати развернулась натуральная травля автора. Пастернака исключили из Союза писателей, пригрозили высылкой из страны, завели уголовное дело по обвинению в измене Родине. На волне преследований Пастернак счел за лучшее отказаться от Нобелевской премии. Конечно же, "антипастернаковская кампания" сократила дни поэта. Борис Пастернак. Фото: yandex.ru "Злополучный" для своего создателя "Доктор Живаго" в СССР был опубликован только в 1988 году. Первое издание состоялось на страницах журнала "Новый мир" в четырех номерах. Диплом и медаль Нобелевской премии получил сын писателя в 1989 году. Значительная часть действия романа происходит в городе Юрятин, стоящем на крупной судоходной реке Рыньва. В романе Юрятин представляет символ русской провинции, бескрайней России, куда приезжают из столиц запутавшиеся, гонимые революцией персонажи. Наиболее распространена версия, что под именем Юрятина скрывается Пермь. Ученые не только из этого города написали множество книг и статей, перечисляющих сходства Юрятина и Перми, пересечения судеб героев Пастернака с подлинными пермяками революционной эпохи, указания на "узнаваемые" здания, культурные объекты, улицы и т.п. Меж тем незаинтересованным читателям романа ясно: Юрятин описан так, что подходит под половину российских городов: "Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линии. Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картинке, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке. "Юрятин!" - взволнованно сообразил доктор". "Ларисе Федоровне были по душе нравы захолустья, по-северному окающая местная интеллигенция в валенках и теплых кацавейках из серой фланели, их наивная доверчивость. Лару тянуло к земле и простому народу". "Дом, в котором жили Антиповы, находился в части города, противоположной пристани. Дом был последним на улице. За ним начиналось поле. Его пересекала железная дорога. Близ линии стояла сторожка. Через рельсы был проложен переезд". Одно из многочисленных постсоветских изданий "Доктора Живаго". Фото: egocreo.ru Поэтому в сети высказывается также версия о том, что Юрятин – вовсе не Пермь, а собирательный образ сразу трех городов: татарской Елабуги и Тихих Гор (ныне вошел в состав города Менделеевск) и удмуртского Сарапула. Этому предположению тоже находятся доказательства – с именами, улицами, домами, историческими фактами. Касимовское лето Пастернака Нет предела совершенству! Как известно, за право называться родиной Гомера спорили семь древнегреческих городов. А в более близкие к нам времена историки и литературоведы так и не смогли договориться, какой город считать прототипом Глупова Салтыкова-Щедрина. Было бы слишком просто, если бы у Юрятина существовал единственный прообраз. В мещерском Касимове, городе двух культур – мусульманской и христианской, считают, что Юрятин списан с этого города. У версии есть два мощных основания: историческая фигура Иосифа Исидоровича Кауфмана (1870 – 1940) и "касимовское лето" его племянников, одним из которых и был будущий нобелиат. - Иосиф Исидорович Кауфман был родным дядей Пастернака по материнской линии, братом его матери Розалии, - рассказывают в Касимовском историко-культурном музее-заповеднике. – Осип, называли Кауфмана местные жители. С 1914 года и по 1930-е годы, точнее не установлено, Кауфман работал главным врачом Касимовской земской больницы, расположенной на Татарской слободе. Жители прозвали ее красной больницей, поскольку она сложена из красного кирпича. Современный вид "красной больницы". Фото Е. Сафроновой. В Касимове об "Осипе Сидоровиче" Кауфмане сохранилась добрая память. Он, по преданиям, был из тех врачей, кто буквально понимает слова о "самой гуманной профессии". В любую погоду и в любое время суток этот доктор шел к больному, даже нищему, не способному ни гроша заплатить. Его характеризуют как профессионала высокой пробы и опытного наставника молодых врачей. В 1920-х годах Иосиф Кауфман с женой Варварой жили на Малой Мещанской улице в нарядном двухэтажном доме с балконом, увитым виноградной лозой. К сожалению, в музее не сохранилось фотографий доктора и его супруги, сказали мне. Выставка собрана из документов о Пастернаке. О дяде рассказывают устно. Возможно, так выглядел Иосиф Кауфман. В сети его фото тоже практически нет. - В 1920-м году Борис Пастернак, спасаясь от ужасов Гражданской войны, охвативших Москву, приехал к дяде в Касимов. Родители Леонид Осипович и Розалия Исидоровна получили путевку в санаторий для поправки здоровья, а детей, Лиду и Бориса, решили отправить к ближайшим родственникам – к дяде Иосифу Кауфману. Кауфманы жили небогато, но у них и сомнений не было – принимать ли племянников. В революцию и войну доктор разбил вокруг своего дома огород и стал выращивать огурцы и картошку. Он счел, что огород их всех прокормит. При этом сестра Пастернака Лидия приехала первой. Ей посчастливилось получить командировку от наркома просвещения Луначарского для собирания фольклора: пассажиров "без мандата" могли и с поезда снять, в те годы сурово боролись с "мешочничеством". 30-летний Борис, у которого от истощения развился сильнейший фурункулез, приехал к дяде позже. Брат и сестра, как могли, стали помогать на огороде. В музее говорят, что Борис Пастернак не только по насущной необходимости копался в земле, выращивал картошку и огурцы, но полюбил работать на огороде. Фурункулез у него быстро прошел. Возможно, подействовало дядино компетентное лечение и лекарства. Впрочем, ничего такого особенного у провинциального врача не было – Пастернак упоминал в письме родителям "борную, марлевый бинт, клеенку, вату и прочую дрянь". Наверное, оказали чудотворное влияние свежий воздух и дары огорода. А главное, еда в достатке после голода. Молодой Пастернак. Фото: diletant.media На фоне разрухи, на которую насмотрелся в столице, Пастернак воспринял Касимов как тихую гавань, где еще осталось немного дореволюционной России. Это он выразил в письмах к родителям. Борис восхищался городком, называл его "Русский Марбург", сравнивая с немецким университетским городом на реке Лан, где рельеф тоже "складчатый". "Он древнее Москвы, бывшая столица татарского царства, очень живописен, в одной своей части по-своему гористый, а люди, – надо сказать, что теперь роли переменились, и в Салтыкова-Щедрина просится уже не провинция, а, в сравнении с ее разумной человечностью, – скорее уже сама Москва", - не жалел теплых слов Пастернак. Литератор ошибся: Касимов не старше, а на пять лет моложе Москвы – та с 1147 года, он с 1152. Но это деталь. Борис настолько проникся симпатией к этому городу, что стал зазывать родителей переехать сюда. Предубеждение москвичей к провинции, разумеется, уже существовало, и Пастернак пытался его переломить: "…здесь можно вести жизнь в полном смысле довоенную, допускающую самый разнообразный выбор форм", - настаивал он. "Судорожное окоченение, в которое привел всех нас московский общий дух, прошло бы само собой при первом же взгляде на картину того и другого (путешествия и Касимова), как это случилось со мной и Лидой... А русская провинция... это именно то, что отец сам подразумевает, того не ведая, когда говорит про свою мечту о покое". Дом Иосифа Кауфмана в 2015 году. Летом 1920 года Борис Пастернак несколько раз ездил из Касимова в губернский город Рязань, где встречался с местными писателями и вместе с ними читал на публику стихи. Творческие вечера устраивались в здании отделения Всероссийского Союза поэтов и Всероссийского общества крестьянских писателей (позже - музыкальная школа №1). В цокольном этаже этого здания было кафе поэтов на манер знаменитого "Стойла Пегаса" в Москве. Именно там Пастернак проводил личные и совместные творческие вечера, по свидетельству своего сына Евгения. Год спустя Рязанское отделение Всероссийского союза поэтов выпустило сборник "Киноварь" из стихов семи поэтов. Имена шестерых никому не известны. Седьмым был Борис Пастернак. Несмотря на уговоры сына, Пастернаки и не решились на переезд в Касимов и потребовали от детей возвращаться. - Уезжая в Москву к родителям, Пастернак повез с собой картошку, огурцы, помидоры, выращенные собственноручно им и сестрой, - завершают музейщики рассказ о "касимовском лете Пастернака". История умалчивает, как удалось ему в обстановке борьбы со спекуляцией провести домой продукты. Но, по позднейшим воспоминаниям, Пастернак с сестрой благополучно доехали до Москвы и привезли продукты, которых хватило на несколько месяцев. Леонид Пастернак рассчитывал за время отсутствия детей получить академический паек. Увы – его не дали. Продовольствие из Касимова оказалось очень кстати. В Касимове до сих пор осталось "немного дореволюционной России". Фото Е. Сафроновой. Касимовские интерпретации В Касимове не мелочатся – считают возможным, что с терапевта Иосифа Исидоровича Кауфмана списан врач Юрий Андреевич Живаго. Этой теории посвятил целый очерк касимовский краевед Олег Романов, материал доступен в сети. Но автором ее является другой человек – Галина Алексеевна Семиченко, старший научный сотрудник Касимовского краеведческого музея, впоследствии консультант музея и краевед. Это она предположила, что касимовские и рязанские впечатления поэта отразились в культовом романе. Во-первых, Кауфман, как и Живаго, врач. И не просто доктор, но интеллигентнейший человек, образованный, гостеприимный, прекрасный собеседник. Его отличало то высокое понятие о долге и чести, которое связывается со словом "интеллигент". Он был строг к выполнению врачебного долга, требователен к себе и медперсоналу, но внимателен к больным. И очень сдержан в поведении. Как установила Семиченко по воспоминаниям о Кауфмане, самым страшным ругательством у него было "курья голова". Во-вторых, фамилия Живаго – рязанского происхождения. Одним из знаменитых уроженцев Рязани был предприниматель, общественный деятель, благотворитель, основатель Рязанского городского общественного банка Сергей Афанасьевич Живаго (1794-1866). Потомки мецената перебрались в Москву, где у Живаго был бизнес. Семейство Пастернаков водило знакомство с представителями этого известного в дореволюционной России рода. В новое время в Рязани открыли "Банк Живаго", названный в память о первом банковском деятеле региона. В-третьих, заметны сходства фрагментов романа и касимовских реалий. Город, который "ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон", "дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке", напоминает вид Касимова с Оки. В другом эпизоде романа упомянута пристань – в описываемые годы Ока была судоходной куда больше, чем сейчас, и пристань в Касимове служила едва ли не средоточием жизни. "Собор на макушке" – Вознесенский собор на центральной площади, видимый издалека. Вид Касимова с Оки. Фото: 1.kasimov.club А что до интеллигенции в телогрейках, то, раз земский доктор выращивал лично огурцы и картошку, мог и в мужицкой одежде щеголять в тяжелые годы. Вот с "северным говорком" нестыковка, конечно… Однако ведь и Пермь – не больно северный город. Не Нарьян-Мар, прямо говоря. Но у рязанской речи тоже есть свои диалектные особенности. Пастернак мог просто перепутать, подумать, что город севернее Москвы (ведь с датой основания ошибся!). И, наконец, в пользу этой параллели говорит сходство атмосферы, царящей в вымышленном Юрятине и реальном Касимове, если судить по письмам Пастернака. Письма Бориса из Касимова родным и друзьям полны оптимизма, радости, веры в будущее (не забудем, как он уговаривал родителей сменить Москву на эту глубинку!). С таким же воодушевлением смотрел Юрий Живаго на Юрятин. По словам Олега Романова, в начале "нулевых" в Касимове еще жила правнучка Варвары Григорьевны Кауфман – Валентина Владимировна Мурзина. Также он упоминает о том, что 19 сентября 2008 года, в рамках празднования Дня города, была установлена мемориальная доска на доме Кауфманов, гласящая о кратком пребывании здесь Пастернака. Краевед описывает предысторию установки доски так: школьница Таня Чеснокова, читая книгу о жизни Бориса Леонидовича, обнаружила упоминания о его пребывании в Касимове и стала разрабатывать эту тему. В 1996 году девушка выступила с докладом о Кауфмане на краеведческой конференции в Рязани и заняла первое место. Черновик ее доклада помещен в отдел краеведения библиотеки им. Л. Малюгина. По словам краеведа, открытие мемориальной доски Пастернаку было приурочено к 135-летию этой библиотеки. Ее открыли торжественно. В то, что доска существовала, поверить можно: любой житель Касимова уверенно показывает с любого конца города дорогу к "дому Пастернака". Вот только смотреть там уже практически нечего… Дом Иосифа Каумана сегодня. Фото Е. Сафроновой. Грустный эпилог Улица Маломещанская, где стоял дом Исидора Кауфмана, давно уже называется улицей Карла Либкнехта. Переименование не затронуло ее рельеф: здесь и сейчас можно снять в кино сцену из "Доктора Живаго" без декораций. Посреди улицы бросается в глаза полусгоревший дом. Это жилище врача и есть. Какая там доска, хорошо, что стены стоят!.. Впрочем, одна бумажная табличка на двери все-таки укреплена: предупреждение о том, что дом будет расселен. Расселение состоялось. В январе 2020 года пустующий дом без крыши выглядит, простите, как бомжатник. Судя по всему, пожар произошел не так давно. Летом 2015 года туристы в Касимове делали фотографии этого вполне еще "живого" строения. В музее на вопросы о статусе дома Кауфмана отвечают уклончиво. Вроде бы ранее он числился памятником культуры местного муниципального значения. Но сегодня музейные работники опасаются утверждать, что так оно и есть: известно, что многим зданиям сначала дают, а потом снимают этот статус. Мы сошлись на том, что если бы в отношении дома Кауфмана произошли какие-то культурные "подвижки", скажем, включение его в туристический маршрут и намерение восстановить, об этом бы в музее узнали в первую голову. Схожая судьба, к сожалению, постигла и "красную больницу", где подвизался Исидор Кауфман. Здание на Татарской слободе (нынешняя Площадь Победы), прямо за старой мечетью средневековой постройки, сохранилось. Но в 2017 году выгорело, пострадала кровля. Сейчас оно пустует и тоже являет собой прямо-таки декорацию к "Доктору Живаго". Однако больница является культурным объектом местного муниципального значения, и, возможно, ее перспективы более радужны. Стенд. Фото Е. Сафроновой. Зато на въезде в город установили стенд с той самой цитатой из письма Пастернака: "Касимов древнее Москвы, бывшая столица татарского царства, очень живописен".