Город, которого нет. 50 лет атомограду Припять

Пятьдесят лет назад — 4 февраля 1970 года — была официально основана Припять — посёлок, а затем полноценный город, сооруженный для работников Чернобыльской атомной станции. В густых полесских лесах возле железнодорожной станции Янов, недалеко от берега реки Припять, стали сооружать жилые кварталы, спроектированные по самым современным стандартам своего времени. И почти сразу же в них начали получать жилье приехавшие со всех концов СССР люди — в первую очередь, работники атомной отрасли, а также строители, врачи, педагоги, представители других специальностей и профессий, без которых не могло обойтись становление и развитие нового города. Припять стала девятым советским атомоградом, и при её проекте учитывали уже накопленный город строительства населенных пунктов подобного типа. Город строили капитально, рассчитывая поселить в нем свыше 80 тысяч жителей, обеспеченных развитой социальной инфраструктурой. Над его проектом совместно работали московские и киевские архитекторы, которые старались сделать Припять максимально просторной и комфортной для населения. Микрорайоны радиусом размещались вокруг городского центра, где, помимо административных зданий, были сконцентрированы места культурного отдыха и досуга — кинотеатр «Прометей», дворец культуры «Энергетик», гостиница «Полесье», городской парк и большой универсам. В Припяти построили четыре промышленных предприятия, три поликлиники, пять школ и один техникум, специализированную школу искусств, три бассейна, два стадиона, 27 столовых, кафе, ресторанов, пионерские лагеря, 35 детских игровых площадок и городков, с колесом обзора и модными чехословацкими аттракционами. На его улицах высадили 18 136 деревьев, 249 247 кустарников и 33 582 куста розы. Строительство полесского атомограда провозгласили Всесоюзной ударной стройкой. Приехавшие на нее комсомольцы работали над второй очередью объектов, в числе которых был запланирован торговый комплекс «Припятские зори», поместительный дворец пионеров и новый двухзальный кинотеатр, дворец искусств «Юбилейный», гостиница «Октябрь», а также целых два спорткомплекса — «Чернигов» и «Припятчанин». Всё это великолепие дополняла прекрасная природа, большая река и транспортные коммуникации. А близость Киева позволяла местным жителям без проблем прокатиться в выходные дни на Крещатик, до которого можно было добраться всего за пару часов — преодолев сто десять километров хорошей шоссейной трассы. Хот летом для этого лучше было воспользоваться быстроходными судами на подводных крыльях, которые регулярно курсировали с пристаней нового пассажирского порта. Не удивительно, что Припять называли одним из самых удобных и перспективных городов Украинской СССР. В нее стремились попасть подающие надежды ученые и опытные, компетентные инженеры, туда ехала по путевкам комсомольская молодежь, и переводились работники других атомных станций. В Припять переезжали даже некоторые жители Киева, предпочитая ее панельным окраинным районам республиканской столицы, вроде Воскресенки и Борщаговки. Так что к началу 1986 года в городе уже проживало свыше 47500 человек, представлявших 27 различных национальностей. Прирост населения составлял 1500 человек в год — включая 800 новорожденных, которые появились на свет в новом советском городе. И в то время они по праву считались счастливцами, рожденными в «городе будущего» — по образцу которого уже начали возводить кварталы в Курчатове, Волгодонске, Тольятти и Семипалатинске-21. Всё это закончилось сразу после аварии на четвертом энергоблоке ЧАЭС. Уже на следующий день, 27 апреля 1986 года, жителей Припяти спешно эвакуировали, подогнав к домам автобусные колонны. Их попросили закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны и захватить с собой личные документы. Многие — да что там, практически все — оставляли покинутых в квартирах габаритные вещи, отравляясь в путь налегке — ведь тогда никто не подозревал, что люди уезжают из города навсегда, превращая его в безжизненное постапокалиптическое пространство, каким он и остается последние тридцать четыре года. Еще совсем юный город умер мгновенной смертью — но именно это прославило его на весь мир, превратив само слово «Припять» в мрачный знаковый символ экологической катастрофы, воспетый сейчас в популярном американском телесериале. Я увидел Припять уже такой — в конце девяностых, когда начал ездить в Зону Отчуждения, чтобы писать материалы о контрабанде радиоактивного металлолома, который массово вывозили из окружавших ее могильников ликвидаторской техники. Это было впечатляющее и уникальное зрелище: достаточно крупный город, не тронутый бомбами и снарядами, постепенно зарастал лесом и травой, напоминая давно заброшенные поселения в джунглях Камбоджи и Юкатана. Залитый комсомольскими строителями бетон еще сохранял свою прочность, и по Припяти можно было ходить, прихватив с собой дозиметр, бутерброды и воду, заглядывая в дома, учреждения, больницы и школы. Мародёры давно унесли отсюда ценные вещи, но, несмотря на это, повсюду были видны следы былой жизни: детские игрушки, плакаты, старые фотографии, школьные выпускные альбомы, пожелтевшие и давно никому не нужные документы, портреты полузабытых вождей, и какие-то трогательные мелочи, которые сразу напоминали о детстве в далеких восьмидесятых. Первые «сталкеры» — в основном, жадные до приключений подростки — которые уже начали проникать тогда в радиоактивную Припять, шли сюда не только за острыми ощущениями, но и за своим собственным прошлым. Бывший «город будущего» постепенно превратился в уникальный заповедник советской эпохи, витриной ее утраченных возможностей и невиданных для наших дней достижений. И сейчас его знают именно в этом качестве — ведь мертвый атомоград давно является местом паломничества иностранных туристов, включая художников, журналистов, музыкантов и режиссеров. Беспощадное время постепенно меняет вид его безлюдных кварталов — но даже сейчас в нем можно увидеть, каким был на самом деле ненадолго переживший этот город СССР. «Чернобыль и Припять во многом законсервировали в себе фрагменты советской жизни — как застывшая капля янтаря несет в себе крупицы жизни ушедших геологических эпох. Когда-то эти приметы сохраняли не без пропагандистского умысла — как жуткий заповедник коммунизма, на устрашение родившимся в новой Украине потомкам. Тогда никто не подозревал, что через какой-нибудь десяток лет попавший в Зону Отчуждения человек будет помимо своей воли сравнивать эти две эпохи. Причем такое сравнение будет отнюдь не в пользу нашего постсоветского настоящего. Здесь нет коммерческих рекламных плакатов. Ни одного «Макдональдса» и ночного клуба. Нет банков (не считая сберкассы), церквей и молитвенных домов. Здесь нет ни одной загородной виллы для олигархов. Здесь всё как прежде: больницы, школы, детские сады, дворец пионеров и пионерлагерь, театр, кинотеатры, дом культуры, спорткомплекс, кассы «Аэрофлота». Сейчас они заброшены, но при одном взгляде на них можно без труда увидеть то, другое, общество и другую жизнь. Здесь больше чем где-либо примет прошлого времени — и даже по этим изуродованным останкам можно судить, насколько оно отлично от нынешней действительности Украины», — описал я эти впечатления в своей первой книге, которая вышла еще в нулевые годы. Припяти пятьдесят — и, возможно, она так и останется мертвым городом для туристов. Бывший атомоград можно было вернуть к жизни, поскольку его территория в основном очищена от радиационного загрязнения. Однако, нищая постсоветская Украина не имеет на это средств, а ее иностранные спонсоры-кредиторы давно определили судьбу Зоны Отчуждения. Они добились остановки ЧАЭС, возле которой недавно заработал могильник отработанных ядерных отходов. А это значит, что основанный полвека назад город еще долго будет существовать в своем нынешнем виде, как машина времени, забрасывающая нас back in the USSR.