Войти в почту

Игры на крови: что будет с денежными претензиями Варшавы к РФ в связи с разрушениями второй мировой?

В России и Польше сложились две разные культуры памяти о Второй мировой войне. К сожалению, в последние годы они становятся все более отличными друг от друга, основываясь на разных исторических парадигмах. Исторические оценки сейчас полностью определяют рамки отношений по линии Польша —РФ и во многом формируют пространство для взаимоотношений России с Евросоюзом, сужая «диалоговое окно» до размера форточки. Поэтому крайне важно для обеих стран и для будущих поколений в целом, чтобы вопросы, связанные с этой величайшей трагедией двадцатого столетия, оставались частью культуры памяти, а не становились инструментом политических манипуляций и идеологией своего рода национал-популизма. России и Германии предложено расплатиться В своем недавнем нашумевшем интервью «Bild» глава правящей партии Польши «Закон и справедливость» (PiS) Ярослав Качиньский заявил, что Россия и Германия обязаны выплатить компенсации за ущерб, причиненный Польше за время Второй мировой войны. Конкретную сумму возможных репараций он отказался обсуждать до завершения работы специальной комиссии польского Сейма, которая занимается этой проблемой. Речь, по словам польского политика, идет о разрушении экономики Польши, её инфраструктуры, заводов, исторических зданий и культурных ценностей. Качиньский подчеркнул свою уверенность в том, что при жизни его поколения Россия не возьмет на себя ответственность за ущерб, причиненный Польше, однако, по его словам, эти требования «не имеют срока давности» и «Россия должна платить». Лидер PiS в очередной раз обвинил российского президента Владимира Путина в «попытках переписать историю». А история, с точки зрения самого Качиньского, может иметь только одну оценку: СССР, подписавший в 1939 году Пакт Молотова-Риббентропа, включая секретные протоколы о разделе Польши, ответственен за начало Второй мировой наряду с фашистской Германией. Иными словами, перед нами формула «поляки — жертвы, русские — преступники». Приблизительно сумма предполагаемых репараций с Германии оцениваются Варшавой около 850 миллиардов евро. Конкретная сумма финансовых претензий к России пока осталась за кадром, но можно не сомневаться, что символической она не будет. Требование репараций, озвученное Качиньским и другими польскими политиками, безусловно, носит прежде всего популистский характер. Это одна из немногих тем, по которой в Польше сложился широкий общественный консенсус. И общество, и правительство выступают здесь единым фронтом. И здесь прослеживается одно знаковое различие Польши с остальной Европой, включая Германию. Совесть не сразу строилась Немцы десятилетиями культивировали и пестовали схиму коллективной вины нации за трагедию Второй мировой, однако эти представления в немецком обществе сложились далеко не сразу. Во-первых, часть общества остро переживала поражение страны в первой и второй войнах двадцатого столетия как национальную трагедию. Во-вторых, в гитлеровской Национал-социалистической партии Германии (NSDAP) во время войны состояли более восьми миллионов граждан, поэтому просто перевернуть эти мрачные страницы одним взмахом и начать жить с чистого листа не представлялось возможным. Идея коллективной вины немцев за преступления третьего рейха сформировалась и укоренилась в немецком коллективном сознании не ранее середины шестидесятых годов. И далеко не так просто, поскольку после поражения в двух войнах подряд предложенная союзниками идея коллективной вины немцев за войну воспринималась значительной частью немецкого общества как попытка «искоренить» германскую нацию, табуируя само это понятие. Но постепенно у немцев стало складываться представление о том, что возрождение Германии возможно только через покаяние нации в преступлениях гитлеровского режима и через индивидуальное признание вины каждым гражданином. И в этой коллективной ответственности Польша не играет какой-то особой роли. Она не вычленяется в коллективном сознании немецкого общества в отдельную строку преступлений нацизма, для немцев — это часть кровавой мясорубки середины прошлого века. Но не для поляков. Для Польши борьба против фашистских оккупантов (а в рамках этой борьбы и восстановление исторической справедливости в отношении утраченных ранее территорий) — основа формирования польской национальной идентичности. Как и борьба с «красными оккупантами» — а именно так PiS и ее лидер пытаются представить послевоенную историю Польши. Польша открывает ящик Пандоры в ЕС Вообще вступление Польши в Евросоюз заметно оживило дискуссионное поле в рамках ЕС, вернув в европейскую повестку дня историческое измерение. Можно сказать, что Польша открыла ящик Пандоры, «вернув» Европе историю. Историческая память влияет на формирование коллективного сознания нации и создает общественное мнение в отношении тех или иных народов и стран. В свое время во имя продвижения интеграции страны-участницы ЕС негласно постарались предать забвению исторические обиды и взаимные претензии, на урегулирование которых понадобились бы десятилетия. Однако Польша сразу после своего вхождения в этот европейский клуб (Варшава прошла все формальности и подписала соглашение о вступлении в Евросоюз в 2004 году) начала демонстрировать растущие амбиции. Вскоре стало ясно, что безропотно следовать в фарватере брюссельских институтов страна Варшава не собирается. Польская политическая элита с удовольствием стала использовать тему исторического наследия в предвыборных компаниях, а также для оказания морального давления на своих европейских «коллег по цеху». Интеграционная модель Европы изначально предусматривала постепенное выхолащивание национального, Польша же, наоборот, сейчас очень активно использует национальную карту. Такой своего рода национал-популизм можно назвать отличительной чертой риторики польских властей. Всё это ведёт к тому, от чего пыталась уйти «старая Европа» — к возрождению геополитических блоков и росту напряженности на континенте. Так что в какой-то мере внешнеполитическая риторика Польши становится внутренним вызовом не только для России, но и для ЕС. Польский вопрос для России Между тем, для российской внешней политики Польша сейчас — это, образно говоря, ключ к «окну в Европу». До тех пор, пока не удастся нормализовать хотя бы до нейтрального уровня взаимоотношения двух стран, Россия останется для Европы «по ту сторону баррикад». И это проблема не только для Москвы: на волне постоянных претензий к России со стороны Польши будет исходить деструктивный импульс и для всего интеграционного проекта Евросоюза. Исторические оценки сейчас во многом формируют пространство для взаимоотношений России с Евросоюзом, сужая для нас «окно в Европу» до размера форточки, и полностью определяют рамки отношений по линии Польша — РФ. Польские же элиты в настоящий момент абсолютно не готовы продемонстрировать прагматизм в отношении России. Если требования поляков к Германии — это чистой воды манипулятивная технология, то в отношении к России здесь очень много личного —груз исторической памяти и взаимных обид, помноженный на большие политические амбиции. И этот спор касается не только прошлого и исторических оценок. Польские власти пытаются поставить вопрос о легитимации места в мире и в международных институтах России — как преемницы Советского Союза. Польша ставит вопрос: а чем был Советский Союз — державой-победительницей во второй мировой войне или государством, которое вместе с нацистской Германией начало эту войну? И для Польши ответ на этот вопрос сейчас ясен: конечно же, она выбирает и доказывает второй вариант. Со всеми вытекающими последствиями — то есть с постановкой вопроса о месте России в международных организациях, включая ООН. Претензии Германии В свою очередь, у Германии тоже есть что предъявить полякам. Германия возлагает на Польшу историческую вину за насильственную депортацию этнических немцев из бывших немецких земель, которые поле окончания войны по решению Потсдамского договора отошли к Польше. Речь идет о Померании, Силезии и Восточном Бранденбурге. Первые такие «этнические чистки» начались уже зимой 1945 года. При этом речь идет не только о принудительной конфискации имущества изгоняемых, но и о фактах насилия и насильственном перемещении депортируемых лиц в бывшие фашистские концентрационные лагеря. Лица, подлежавшие такой депортации, по распоряжению польских властей обязаны были носить на левой руке повязку с изображением черной свастики с желтыми полосками. Всего после окончания Второй мировой войны с бывших немецких территорий, перешедших под юрисдикцию Польши, было принудительно выселено свыше пяти миллионов немцев. Причиной такой массовой и жёстко приведённой депортации была не только возросшая за годы войны ненависть польского населения к фашистским оккупантам. В Польше и до войны в интеллектуальной среде формировалась и транслировалась идея о создании польского моноэтнического государства. А для реализации подобной идеи наличие этнических меньшинств являлось естественным препятствием. С начала двадцатого века польские политики поддерживали вызревшую в польской академической среде версию о произошедшей века назад насильственной германизации территорий той же Силезии и Померании, на которых испокон веков проживало славянское население. Таким образом, аннексия этих западных земель и массовая депортация немецкого населения воспринимались в Польше как акт восстановления исторической справедливости и полностью вписывались в настроения общества. В этом отношении в Польше сложился самый широкий общественный консенсус. Что весьма способствовало укреплению положения нового коммунистического правительства. Большинство поляков посчитали тогда, что выселенные этнические немцы просто справедливо заплатили за предшествующие действия своего государства, направленные на ущемление интересов Польши времен династии Пястов. Идея восстановления польского национального государства в своих исторических границах стала не только фундаментом для закрепления в стране послевоенного правительства, но и основной идеей польской государственной пропаганды. Генеральный секретарь Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) и министр по делам возвращенных территорий Владислав Гомулка неоднократно заявлял в своих выступлениях, что исконные польские земли наконец-то обрели своих законных хозяев. В 1970 году в Варшаве был подписан договор, тоже названный в честь польской столицы,в котором была подтверждена граница между Польшей и Германией по рекам Одер и Нейсе, определенная на Потсдамской конференции. Этот договор стал основой для двусторонних отношений и с ГДР, и с ФРГ. А в 1990 году был подписан второй «варшавский договор», подтвердивший, что поляки и немцы не имеют друг к другу территориальных претензий. «Союз изгнанных» Проблема депортации с самого начала оказывала значительное влияние на польско-немецкие отношения. В Германии в отношении депортированных из Польши немцев всегда применялся термин «изгнанные». В 1952 году правительство ФРГ приняло закон «О компенсации ущерба, принесённого войной» — речь шла о компенсациях для немцев, утративших своё имущество в ходе депортации. В 1957 году была создана общественная организация «Союз изгнанных». В 1998 году эту организацию возглавила депутат Бундестага от блока христианских демократов (ХДС) Эрика Штайнбах, чьи резкие высказывания и в Германии порой становились предметом осуждения со стороны политиков и правого, и левого толка. В Польше же это имя действует как красная тряпка на быка, — вряд ли найдется хоть один поляк, которого можно было бы заподозрить в мало-мальских симпатиях к этой даме. Её инициатива об официальном введении в Германии Дня памяти изгнанных вызвала небывалую бурю протеста в польских политических кругах и СМИ, которые тут же обвинили немецкую сторону в историческом реваншизме. Собственно, так же в штыки воспринимаются польской стороной и любые попытки Германии рассматривать изгнанное немецкое население как одну из жертв фашистского режима. Причина такого отношения, помимо глубоких психологических ран, нанесённых войной, — результат десятилетиями работающей в этом направлении государственной пропагандистской машины. Взять на себя всю полноту ответственности за насильственную депортацию пяти миллионов немцев с западных территорий польские власти не готовы до сих пор. В ходе мероприятий, посвященных 50-летию окончания Второй мировой войны, представители польского МИД, принеся свои извинения за страдания, которым подверглись этнические немцы в ходе этой депортации, не преминули оговориться, что «каждый имеет право на самозащиту». Это очень показательный момент. Польские власти исходили из легитимности прав Польши на территориальную и финансовую компенсацию за перенесенные исторические лишения, поскольку, с их точки зрения, историческая правда на стороне поляков. Присоединение же территорий, которые никогда не выходили в состав польского государства, негласно рассматривалось как своего рода эрзац-компенсация за страдания польского народа. В 2003 году в Германии возникла общественная организация «Прусская опека», члены которой заявили о подготовке исков на возмещение имущества, утраченного во время насильственной депортации. Польское правительство категорически отвергло правомерность подобных претензий и подчеркнуло, что никакая собственность, экспроприированная в соответствии с международным правом и национальным законодательством, не подлежит возвращению. Парламент Польши пошел еще дальше и в качестве ответного шага принял в 2004 году резолюцию, в которой потребовал от правительства ФРГ финансовой компенсации за разрушение польских городов в ходе Второй мировой войны. Стоит отметить, что с точки зрения международного права позиция представителей «Прусской опеки» была весьма уязвима, так как в 1952 году ФРГ подписала Конвенцию об урегулировании вопросов о Второй мировой и оккупации. В рамках этого документа Германия взяла на себя обязательства не выдвигать никаких требований в отношении мер, примененных к имуществу германских граждан, оказавшемуся после окончания войны за границами Германии. Отказ от репараций В 1953 году социалистическая Польская народная республика (ПНР) официально отказалась от репараций со стороны ГДР, поскольку, во-первых, это был идеологически близкий режим, а во-вторых, у Восточной Германии попросту не было тогда таких денег. Так что проще было отказаться от претензий, чем стоять с протянутой рукой, не имея возможности хоть что-то получить. Позднее немецкая сторона взяла на себя обязательство выплаты пенсии полякам, ставшим жертвами незаконных «медицинских» экспериментов или попавшим на принудительные работы в ходе Второй мировой войны. Так же в период с 1975 года в течение четырех лет с территории Польши получили возможность уехать больше 120 тысяч этнических немцев, взамен страна получила немецкие кредиты на сумму двух миллиардов трехсот миллионов немецких марок. В тот период Польша тему репараций не поднимала, поскольку значительно более важным для неё представлялся вопрос сохранения новой границы по рекам Одер и Нейсе. Однако сейчас позиция польских официальных властей сводится к тому, что Польша была вынуждена так поступить под давлением СССР. Образ жертвы Польша привыкла десятилетиями успешно эксплуатировать образ страны — жертвы преступлений третьего рейха. Впоследствии этот образ трансформировался польским правительством и польской исторической мыслью в образ «двойной жертвы» сталинского и гитлеровского режимов. При этом польские официальные власти категорически отвергают идею частичной ответственности и польского населения за преступления Холокоста. Хотя наличие этих трагических страниц в истории страны получает подтверждение, как например, в случае результатов проведенной ещё при президенте Александре Квасьневском прокурорской проверки разгрома еврейской общины в Едвабне, произошедшего в июле 1941 года. В целом очевидно, что любые попытки рассматривать события Второй мировой войны с позиции, не соответствующей официальной линии польского государства, неизменно встречают со стороны Польши обвинения в ревизионизме и попытках сфальсифицировать историю. Это касается в разной степени и польско-германских, и прежде всего польско-российских отношений. Польскому правительству эта напряженность выгодна, поскольку помимо набирания очков у избирателей, позволяет усилить «вес» Польши внутри ЕС и даёт ей возможность политической торговли с брюссельскими институциями. Европейский интеграционный проект и так переживает сейчас не лучшие времена и находится в зоне перманентной турбулентности, и последнее, в чём он нуждается — это в дополнительном «раскачивании лодки». Польша же сейчас позиционирует себя лидером «восточноевропейской фронды», рассчитывая на то, что с её мнением будут вынуждены считаться и Россия, и «Старая Европа». Позиция официального Берлина по этому вопросу следующая: Германия целиком и полностью признает свою ответственность за преступления нацистского режима, однако вопрос о выплате репараций юридически урегулирован и закрыт раз и навсегда. В России обвинения в адрес СССР в соучастии в развязывании Второй мировой и требование выплаты репараций, озвученные польскими политиками, вызвали закономерную волну возмущения в обществе и во властных структурах. Вызвало резкую отповедь и заявление президента Украины Владимира Зеленского, который накануне своего визита в Варшаву, следуя польскому «нарративу», так же возложил частичную вину за начало Второй мировой войны на Советский Союз. Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил по этому поводу, что «Президент Украины солидаризируется с крайне ошибочной точкой зрения польского руководства.., оскорбительной для десятков миллионов россиян и граждан стран СНГ, чьи родители, деды, родственники отдали свои жизни за освобождение Европы, в том числе и Польши, от фашизма». Предсказать скорое смягчение противоречий Польши с Россией в этих условиях никак не получается. Если бросать камни в реку памяти, круги по воде будут расходится еще очень и очень долго. Однако рано или поздно будет необходимо вернуться на путь диалога и примириться с пониманием того, что история не должна становиться инструментом политических манипуляций и идеологической подложкой «национал-популизма». Ибо те, кто не помнят прошлого, обречены переживать его вновь и вновь.

Игры на крови: что будет с денежными претензиями Варшавы к РФ в связи с разрушениями второй мировой?
© ИноСМИ