Монголия, Дальний Восток и Китай «готовы к восстанию»? Май-1939: Халхин-гол

В начале 1939 года в Китае явственно проявилась перспектива японо-китайского примирения — фактического, если не формального — на основе антикоммунистического фронта. Это немедленно сказалось на границах СССР и Монголии с Маньчжоу-го и Японией. В приказе о задачах боевой и политической подготовки на 1939 год Ворошилов заявил: «Рабоче-Крестьянская Красная Армия, как и весь советский народ, готова всегда жить в мире со всем миром, но Рабоче-Крестьянская Красная Армия также готова каждый миг в порошок стерерть любого врага, дерзнувшего напасть на страну трудящихся. Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий.» Армия должна была совершенствовать свое обучение в тесном взаимодействии с пехотой, танками артиллерией, авиацией, особенно на флангах, переход от конного строя к пешему и наоборот и т.д. Шла ускоренная подготовка к войне. Опасность ее на Дальнем Востоке была очень велика. По данным советской разведки к февралю 1939 года в Китае и Манчжурии находилось: пехотных дивизий — 24 и 9; артиллерийских бригад — 4 и 2; авиаотрядов 19 и 10; людей — 752 и 359 тыс.; орудий 1975 и 1052; танков 1295 и 585; самолетов 1360 и 355. Монгольские перебежчики убеждали японское командование — МНР готова к восстанию, армия не будет сражаться вместе с красноармейцами. 1939 год на Дальнем Востоке начался с активизации японо-манчжурских сил. С 17 января 1939 года начались нападения на монгольские пограничные посты. За первые 3,5 месяца с начала года было организовано более 30 нарушений на монгольской границе. Не была забыта и граница Маньчжоу-го с СССР. Отряды японцев и манчжур провоцировали конфликты, обстреливали советскую территорию и нападали на пограничников. Советское руководство не могло не заметить роста враждебных действий со стороны соседей. 9 февраля, на 35-летие начала русско-японской войны, «Известия» опубликовали обзорную статью об этих событиях, которая завершалась недвусмысленным предупреждением — СССР сумеет постоять за себя, как он это уже доказал на Хасане. В апреле 1939 года было принято решение об оказании помощи китайским партизанам (оружие, боеприпасы, продовольствие, поставляемое им, должно было быть иностранного производства). Кроме того, руководство пограничных войск в связи с явной активизацией действия японской разведки обратил особое внимание на необходимость усиления контроля над границей и ужесточения мер по борьбе с разведкой потенциального противника. Главное испытание было впереди. Инициатива выбора района наступления принадлежала японцам. Это была река Халхин-гол, находившаяся в глубине монгольской территории. Маньчжурская сторона, поддерживаемая японцами, настаивала на том, что граница должна была проходить по реке. Они ссылались на третейское решение цинскими властями спора между баргутами и халхинскими монголами (то есть между Внейшней и Внутреннней Монголиями), которое было зафиксировано на карте 1887 года. Ширина реки колебалась от 50 до 130 м., глубина от 2 до 3 метров, течение было сильным, берега обрывистыми, бродов было мало. Все это делало реку серьезным препятствием, для техники она была практически непреодолима. На северном берегу реки находилась гора Баин-Цаган, с высоты которой степь просматривалась на много километров. Естественных укрытий не было. За Халхин-голом вглубь монгольской территории начинались солончаки — источников пресной воды не было на несколько десятков километров. К району столкновения со стороны Манчжурии подходила железная дорога, от ближайшей станции, ставшей основным пунктом снабжения наступавших, было 80 км., в 120 км. проходила еще одна железнодородная ветка. В сторону Халхин-гола от них вели две грунтовые дороги. До ближайшей железнодорожной станции в советско-монгольском тылу было 750 км., что, естественно, значительно усложняло проблему снабжения союзных войск. Даже пункт снабжения войск дровами находился в 500 км. позади их позиций. В апреле 1939 года командующий Квантунской армией генерал Кэнкити Уэда издал приказ №1488 — «Принципы разрешения советско-манчжурских споров». Он, в частности, гласил: В случае нечеткого обозначения границы, устанавливать ее по своей инициативе, а если противная стороны станет этому препятствовать, смело вступать в бой и добиваться победы, не заботясь о последствиях, которых позаботится высшее начальство.» Высшее командование позаботилось и о выделении войск в район будущего конфликта, и о приглашении иностранных военных атташе, в том числе германского и итальянского. Неудивительно, что после такого приказа командующего положение на границе стало резко ухудшаться. С конца апреля монгольские пограничники и осветские войска зафиксировали резкую активизацию радиоактивности японцев, разведка донесла о введении японцами военных комендатур на железнодорожных станциях на ветке, близкой к границе. 7 мая японские самолеты начали облет пограничных территорий с залетом вглубь монгольского воздушного пространства. В Квантунской армии считали, что в случае успеха в Монголии, безопасность всего советского Дальнего Востока будет поставлена под удар, и советские войска могут быть отброшены в Сибирь почти без боя. 11 мая 1939 года начались провокации в Монголии, которые быстро развились в конфликт с труднопредсказуемым результатом. В этот день около 300 баргутов, имевших на вооружении пулеметы и сопровождаемые 4 грузовиками с манчжурской пехотой, пересекли границу и двинулись к реке. Произошла стычка с монгольскими пограничниками, два из них было убито, один ранен. Пограничники стали отступать, пока не получили поддержку своей пехоты и не остановили противника. 12 мая он был отброшен назад. Естественно, что японская сторона немедленно обвинила монгольские части в нарушении границы, после чего остальное было лишь вопросом времени. Для советского и монгольского командования начало боев было абсолютной неожиданностью. Командир 57-го корпуса комдив Н.В. Фекленко находился на лесозаготовках в 130 км. от Улан-Батора, начальник штаба корпуса полк. А.М. Кущев охотился. Первый отчет по прмяому проводу в 23.00 по Москве Генеральному штабу предоставили заместитель начальника штаба полк. Ф. Третьяков и комиссар корпуса дивизионный комиссар М.С. Никишев. Фекленко и Кущев вернулись в столицу МНР только 16 мая и поначалу не смогли дать Москве точной информации о происходящем, чем вызвали недовольство Сталина. За время их отсуствия произошли важные события. Завязались воздушные бои, которые сразу же продемонстрировали превосходство японских летчиков. В Монголии имелось 14 истребителей 1−15бис и 24 истребителя И-16, а также 29 бомбардировщиков СБ. Истребители были устаревшими, вооружение их слабым, моторы часто оказывались бракованными, летчики явно недостаточно подготовленными для боев. В воздух удалось поднять только 21 истребитель, к 20 мая 20 из них было сбито. Японцы заявили о том, что было сбито 42 советских самолета, а потерян 1 японский. Японская оценка случившегося стала основой публикаций европейской прессы. В Москве узнали о событиях из этого источника и, естественно, были весьма недовольны таким положением. Адъютант наркома обороны комкор Р.П. Хмельницкий потребовал от командования корпуса немедленно наладить бесперебойную связь между районом конфликта, штабом корпуса и Москвой, а также провести разведку и установить масштаб пограничной провокации. При этом войскам и самолетам РККА и МНРА категорически запрещалось пересекать линию государственной границы. Руководство СССР явно не желало дальнейшего развития конфликта. 17 мая комдив Фекленко отдал приказ о приведении 57-го корпуса в боевую готовность для отражения попыток противника перейти границу МНР. К 20 мая вполне выявилось превсоходство японской авиации. Советским летчикам не удавалось ни эффективно вести разведку, ни прикрывать свои войска от ударов противника с воздуха. Начальник Генерального штаба командарм Шапошников катагорически потребовал от Фекленко «прекратить полеты японцев над территорией МНР».Москва и далее была очень недовольна действиями своих летчиков. С учетом напряженного положения дел в Европе и хода переговоров с Англией и Францией военная слабость на Дальнем Востоке явно ставила под вопрос ценность соглашения с СССР. Для укрепления советских ВВС сюда была направлена группа асов во главе с комкором авиации Я.В. Смушкевичем, бывшим старшим советником авиации республиканской армии Испании. Они прилетели на трех американских транспортных «Дугласах». Смушкевич по прибытию возглавил командование советской авиацией. 48 прибывших с ним летчиков, воспользовавшись временной передышкой, начали интенсивно готовить молодежь к воздушным боям. 19 мая Молотов заявил официальный протест японскому послу в СССР Синэгори Того по поводу нарушения японо-манчжурскими войсками границы МНР. Тот заявил, что Япония ни на кого не собирается нападать, а про бои на границе ничего не может сказать, так как черпает информацию из газетных публикаций. Наркоминдел предупредил — вторжение очевидно, и мириться с ним никто не собирается. Посол обещал запросить Токио об официальном ответе. 21 мая командир 23-й пехотной дивизии ген.-л.Мититаро Камацубара отдал приказ о формировании сводного отряда под командованием майора Ямагата. Он должен был вторгнуться на территорию Монголии. Это был первый шаг операции по разгрому МНРА и захвату МНР. К приказу прилагались инструкции начальника штаба дивизии — действовать решительно и быстро, не оставлять раненых, «на случай безвыходной обстановки обязательно оставить для себя одну пулю, чтобы покончить жизнь самоубийством и ни в коем случае не сдаваться в плен противнику.» 25 мая Того явился в НКИД с официальным ответом своего правительства. Оно отказывалось признавать право СССР выступать от имени Внешней Монголии, которую все, включая Москву, признавали частью Китая. Речь, по японской версии, шла лишь о пограничном монгольско-манчжурском конфликте, в котором виновата Внешняя Монголия, не признающая границу по рехе Халхин-гол. Японское правительство считает законной именно эту границу. Молотов отказался принять эти аргументы во внимание. Пока японский дипломат заверял советского наркома в миролюбии своей страны, солдаты его страны разворачивались в боевые порядки для атаки. На рассвете 27 мая солдаты 23-й пехотной дивизии получили приказ «на окружение противника, перешедшего границу в районе Номонхана.» Утром 28 мая в районе Халхин-гола началось наступление 23-й пехотной дивизии японцев на советско-монгольские позиции, которые находились в нескольких километрах от границы. Ему предшествовал бомбовый удар. Японцам помогали манчжурские части и баргутская кавалерия. Положение было исключительно тяжелым, командование 57 корпуса также проявило себя не с лучшей стороны. Командир корпуса комдив Фекленко руководил операциями, находясь в 120 километрах от поля боя при плохо налаженной связи. Общее командование войсками было фактически утрачено, его осуществляли на месте командиры подразделений, по оценкам комиссии во главе с Г.К. Жуковым, велся «исключительно неорганизованный бой».К вечеру 28 мая наши войска вынуждены были отступить, но уже на следующий день отбросили противника на исходные позиции при поддержке тяжелой артиллерии. Из 2082 чел. действовавшая японская группа потеряла 290, из них 159 убитыми. Разгром был полным, эффективность огня советской тяжелой артиллерии произвела весьма серьезное впечатление на солдат противника. Обстановка Дальнем Востоке ухудшалась с каждым днем, и никто не мог сказать, чем закончится начавшийся пограничный конфликт. 29 мая Комитетом обороны при Совнаркоме СССР было принято решение довести до штатов военного времени четыре стрелковые дивизии — всего 56 тыс. чел. — и перебросить их в Забайкалье и на Дальний Восток.