Фотоискусство — промежуточное звено между врачами и Церковью

- Когда Вы начали увлекаться фотоделом и как это случилось? - В советское время, пожалуй, у большинства семей была своя домашняя фотолаборатория - пленки, химия, красная лампа... Но разница между любительской фотографией и профессиональной была все-таки очень большая. И вот в 1969 году в Литве был создан Союз фотолюбителей. Кстати, как раз на днях в Вильнюсе праздновали 50-летие этого союза. А в СССР он 20 лет был единственным центром фотоискусства. У него уже тогда был счет в банке, были галереи для выставок, библиотечный фонд. Союз мог покупать фотоработы в коллекцию - таких около 100 тысяч насчитывается. Выставки союза проходили не только в Литве - в Ленинграде, Москве... Так что можно было смотреть, как развивается литовская фотография, и учиться - что фотографировать и как. Когда я пришел в союз, эта организация уже активно работала. Я тогда учился на третьем курсе. Подружился с одним парнем, который тоже мечтал заниматься творческой фотографией. В конце 1973 года мы с ним сделали выставку, а уже на следующий год в Каунасе был создан отдел этого союза, и мы с головой окунулись в это движение и уже в 74-м стали участвовать в международных выставках, а еще через три-четыре года вошли в десятку лучших фотографов Литвы. - Вы говорите о литовском фотоискусстве - во всяком случае, советских времен - как о чем-то особенном. Оно отличалось от работ фотографов из других стран? - Да. Например, латышская фотография была салонной, поэтической, декоративной - авторы этих работ искали красоту. Пейзажи, постановочные фото, красивые девушки. А в Литве фотографы старались изучать и документировать этнокультуру с ее традициями. Снимали свадьбы, похороны, сельские базары, разные праздники, городскую жизнь. И снимали не ради одной хорошей фотографии - из серии снимков получалась литературная история. - На Вашем счету тоже много таких циклов. Сколько времени Вы над ними работали? - Лет десять я снимал старые города. Сельские католические праздники - больше 15-ти лет. И мои коллеги тоже так работали. Например, Ромуальдас Ракаускас свой цикл «Цветение» снимал десять лет - ездил по Литве и искал подходящие кадры. Кстати, у нас была договоренность - если знаем, что коллега снимает такую-то тему, остальные ее не трогают. - А как искали темы для фото-циклов и героев для них? - Самая первая тема, когда мои работы уже выставлялись союзом, была связана с мотоспортом. Ее название - «Победы и поражения». Но я не снимал сам мотокросс - как участники едут, преодолевают препятствия и так далее. Я снимал переживания, эмоции зрителей и спортсменов, которые проиграли или выиграли - это же мир, в котором очень много поражений и очень мало побед. Побеждает только один. Но мне этот мир очень нравился, я сам до этого четыре года водил мотоцикл. Этот звук, запах, эмоции - все было мне очень близко. Это такой хороший мужской эмоциональный мир. И без политики. - Вы вообще политических тем при съемках стараетесь избегать? - В 1972 году в Литве был такой случай - один молодой человек сжег себя. Потом были похороны, которые вызвали встречу с милицией, и четыре дня шли акции протеста. Я их фотографировал, за что сел в тюрьму как участник политического протестного мероприятия. В тюрьме пробыл недолго, но из института меня отчислили. После этого я понял, что должен снимать Литву, чтобы показывать ее историю, и выбирал такие темы, которые совсем не показывались официально. Снимал верующих, детскую больницу, старые города - но не то, как они красивы, а как там люди живут. Подвалы жилые, собаки и кошки на улицах, пьяные лежат, дети бегают... И то, как идет реставрация - потому что в те годы очень быстро старые города реставрировали. Эти снимки - документы времени, которые с годами имеют все больше значения. - Людям свойственно желание хорошо выглядеть на фотографиях. У Вас бывало, что герои кадров просили «снять их красиво», показать, что получилось? - Это сейчас можно сразу показать, как вышло, а в советские времена-то такого не было. Я снимал все лето - примерно 300 пленок, осенью проявлял, зимой печатал, и только на следующий год получал фотографии. Да и тогда не было такого, что люди стремились обязательно быть красивыми на фото. Чаще спрашивали - почему ты это снимаешь. Я отвечал, что документирую историю, потому что для ваших внуков может быть интересно, как вы выглядели. И я во время работы с людьми разговаривал о той жизни, которой они живут, об их обыкновенных жизненных заботах. Если это город - как у вас с электричеством, с водой, когда ваш дом будут реставрировать? Если село - о погоде, о том, какой будет урожай... Когда с людьми говоришь об их жизни, они начинают смотреть на тебя как на соседа или знакомого. Красиво или некрасиво они получатся на снимках - таких вопросов не было. - А вот сейчас в каждом городе можно найти огромное количество предложений о фотосессиях, где тебя снимут именно красиво. Как Вы относитесь к такому жанру? - Нормально. Это просто коммерческая фотография. Моя дочь Моника - фэшн-фотограф, и я тоже преподаю у нас в университете такие жанры, как портрет, натюрморт - как правильно снимать для рекламы еду, напитки, моду и так далее. Просто это не творческая фотография, вот и все. Творчество - это не про деньги, а про жизнь, про человека. Как он живет, какие у него проблемы, что его беспокоит, чему он радуется, почему страдает... Это главный вопрос искусства. И я всем студентам говорю: чтобы показать жизнь, вы должны ее узнавать, иметь свой жизненный опыт. - У Вас на выставке, которая в Томске представлена, все фотографии черно-белые. Вы в принципе предпочитаете не работать с цветом? - Изначально и возможности такой не было, материалы для цветных снимков стоили очень дорого. Да я и не умел с цветом работать - его трудно поймать, он очень агрессивный. У фотохудожника может лет десять уйти на то, чтобы научиться работать с цветом, пока он не найдет свой и не сможет показывать, что означают цвета. Но мир меняется, и сейчас, перейдя на оцифровку, я работаю с цветом. Например, я шесть лет снимаю молодую женщину, полностью слепую с рождения. Она закончила наш университет, родила и одна растит дочку, которая скоро уже пойдет в школу. Родители у этой женщины умерли. И вот я рассказываю про ее жизнь. Мы с ней ездим по Литве, по разным интересным местам. Я ее снимаю именно в цвете - чтобы показать людям, как прекрасен тот мир, которого она не может увидеть. То есть, есть мир темноты, в котором она живет, и мир цветов и света, в котором живем мы. - Чтобы такие истории тронули, фотограф должен любить своих героев? - Не знаю про «любить», но он должен уважать всех, кого снимает. И это еще одна из особенностей литовской фотографии. В ней нет издевок над человеком, нет его унижения в отличие от западного опыта - там такое встречается. Литовская школа всегда отличалась очень серьезным подходом. Мы можем показывать состояние человека, который падает вниз - психологически, экономически... Но мы всегда стараемся его немножко «поднять», сделать чуть «выше». Это внутренне состояние всех наших фотографов - показать человека немного лучше, чем он есть. Мы, как психологи, изучаем своих героев. Доктор ведь, когда лечит пациента, тоже должен не любить его, а помочь ему выздороветь. Доктора лечат тело, а искусство - душу. Искусство - это некое промежуточное звено между Церковью и врачами. - Самим фотографам психологически как дается такая миссия? Вот у Вас есть цикл, который стал особенно тяжел? - Очень трудно было снимать католические праздники. Когда тебе нужно фотографировать человека, который молится, всегда приходит вопрос: а могу ли я это делать, лезть в его жизнь? Он сейчас наедине сам с собой, возможно, он обращается к своим умершим близким - может, даже детям. И вдруг приходит фотограф и его снимает. Нужна была очень большая психологическая подготовка - что я должен их снимать. Я опускался на колени рядом с этими людьми, смотрел им в глаза, и только если они не давали мне знак - не снимай, я фотографировал. Но таких знаков не было. Как-то получалось показать им, что я не буду мешать. Я над этим циклом 18 лет работал. Закончил в конце 80-х, когда началась перестройка, и все коммунисты-атеисты сразу стали религиозными и пошли в храмы. Трудно было снимать дом престарелых, где люди немощны настолько, что их моют, кормят, и там они умирают. Это мир, где все время рядом находится смерть. Над этим циклом я работал шесть лет. Слепую женщину, о которой я уже рассказывал, тоже трудно снимать. Я не могу сказать ей: «Посмотри направо, потому что там красивое небо или красивые цветы». Она его все равно не увидит, и даже если посмотрит направо, как я попрошу, это будет неправдоподобно. - А в экстремальных условиях приходилось работать, когда тяжело не столько психологически, как физически? - Я трижды бывал на съемках в Бангладеше с группой иностранных фотографов. По десять дней мы снимали, как люди там работают. На заводах, каменоломнях, предприятиях, где кожу обрабатывают... В этой стране дети работают с пяти лет - мусор перебирают и так далее. А реки там - не вода, а сплошные химические отбросы. Это самая загрязненная страна в мире, и с самой высокой плотностью населения. Она по площади как две Литвы, но там живут 170 миллионов человек! Там очень жарко, тучи комаров, которые разносят малярию. Но при этом там очень красивые люди, и они очень красиво одеваются, потому что шьют одежду для всех мировых брендов. И вот там снимали мы, можно сказать, в экстремальных условиях - вставая в пять утра, работая до ночи. Еще как такой экстрим могу привести в пример фото-фестиваль Burning Man в пустыне Невада, в США. Я там девять раз бывал уже. Ночью там температура воздуха около нуля, днем + 40 и выше. Когда заходят пыльные бури, не видно ничего, воздух - как пыльная вата, идти просто невозможно. Не будет питьевой воды - очень быстро начнется дегидратация. Но на этот фестиваль собирается под 70 тысяч человек, и там очень интересно. Много современных арт-объектов. В этом году даже поставили там точные копии первого советского спутника и Аполло-11. - Есть что-нибудь такое, что Вы никогда не стали бы снимать? - Снимать мне приходилось, конечно, очень многое - с учетом того, что я работал в редакции газеты, а на такой работе чего только не насмотришься. Я снимал в клинической больнице, очень много - в моргах, снимал 17-летнюю беременную девушку, которая повесилась за месяц до рождения своего ребенка... Но я этого не хотел, это не моя сфера, я такого не люблю. Я не мог бы снимать, например, погибших в авариях. Не мог бы снимать, как мужчина избивает женщину. Не мог бы снимать, как кто-то бьет ребенка. Любую жестокость не люблю. И политиков еще не люблю. Кстати, в Литве политики всегда протягивают фотографам руку, потому что тоже хотят «красиво сняться». Фотоаппарат дает нам возможность войти в любой слой - от преступников до самых богатых людей. Люди фотографов уважают и даже немного боятся - чтобы не сняли так, как не хочется. - Раз уж заговорили Вы сам про политиков, не могу не спросить - были сложности с выездом в Россию, ведь сейчас у наших стран весьма напряженные отношения? - Нет, проблем не было. А что касается отношений между странами, я думаю, это чисто политическая игра. Меня в России тоже спрашивают - не опасно ли русским приезжать в Литву. Нет, абсолютно не опасно. Нет никаких косых взглядов на тех, кто говорит по-русски. Более того - фирмы, которые занимаются продажами и маркетингом, при наборе сотрудников хотят, чтобы человек владел русским языком. Это очень важно, без русского языка в бизнесе очень трудно. Так что проблемы между нашими государствами - это просто игра политиков. Как во всем мире, когда приходит какая-то новая партия получать власть, первое, что ей хочется, это принять законы, запрещающие прессе показывать эту партию с плохой стороны, взять СМИ в свои руки. В Литве это тоже происходит, поэтому я и не люблю политиков. Все, о чем они говорят до выборов, - пожелания, мечты, что Литва будет лучше жить... После своего избрания они уже совсем другими вещами занимаются. А ведь демократия - это когда меньшинство слушает мнение большинства. Другой формы демократии быть не может. Выставка работ Ромуальдаса Пожерскиса в Томске организована Центром европейской фотографии ТГУ при поддержке Литовского института культуры. Она работает до 25 ноября, вход бесплатный.