Войти в почту

«У девочки были вши, она не знала, что такое краски и пластилин»: как отцы крадут детей у бывших жен

Организацию «Стопкиднеппинг» создали мамы, которых разлучили с детьми. После развода отцы забирали детей силой. Многие дети годами остаются предметом судебных разбирательств и неформальных разборок, фактически объектом похищения, когда ребенка буквально вырывают из рук, забирают силой, увозят, скрывают. По мнению Алины Брагиной, основателя движения, проблема в слабости законодательства и несоблюдении уже существующих законов. Было понятно — или сейчас, или никогда. Я закричала: „Идем к лифту, никого не пускайте!“. Мама несла дочку на руках, мы взяли их в кольцо от дверей кабинета и так вышли на улицу. Так родители, разлученные вторым родителем с ребенком, защищают свои права и друг друга. Алина Брагина, основатель организации «Стопкиднеппинг», рассказывает, как происходило возвращение первого ребенка — Сафии, дочки Лейлы Муружевой. Это был 2018 год. В момент возвращения девочка впала в панику, вырывалась, боялась. «Я стояла перед ней, опустившись на колени. Обнимала, целовала ее, успокаивала. И Сафия успокоилась за секунду. Мы прыгнули в машину и уехали», — вспоминает Алина.«Девочке тогда было 5 лет, при этом она весила как 10-летняя — у нее было сильное ожирение. Она трудно приходила в себя, была большая работа с психологами. У девочки были вши, она не знала, что такое краски и пластилин и что еда может быть горячей, не из пакетов. Сейчас девочка пришла в себя, вес пришел в норму. Но сердце матери до сих пор неспокойно, потому что у одного ее ребенка есть теперь все, а ее 12-летний сын Имран остается до сих пор у отца», — говорит Алина Брагина. Это был день моей первой смерти. Организация «Стопкиднеппинг» была основана 18 декабря 2017 года — в день рождения Арианы, дочери Алины Брагиной.Алина встречалась с бывшим супругом Григорие 5 лет, и еще 1 год они жили в браке. Алина ушла, когда дочке было 9 месяцев, в сентябре 2010 года. «Еще когда первый раз разошлись, надо было бежать, но я его очень сильно любила и не смогла уйти навсегда», — говорит Алина.Папа стал реже приходить к дочери, утверждает Алина, считая, что эти месяцы он готовился к похищению ребенка. В декабре 2010 года муж пришел побыть с девочкой, сказав, что будет дожидаться Алину — та была в салоне красоты, готовясь к свадьбе своего брата, на которую супруги собирались пойти вместе. «Гриша тихо вышел из квартиры с дочерью, пока мама накрывала на стол и закрыл маму в квартире, ключ торчал с той стороны, чтобы она не успела выйти и помешать ему. Это было 10 декабря 2010 года. Это дата моей первой смерти», — говорит Алина.11-месячная девочка тяжело переживала расставание с мамой. «Гриша сам позже рассказывал мне, что оставлял дочь на няню и уходил, потому что не знал, что с ней делать, не мог переносить ее крик, — рассказывает Алина. — А я не спала и не ела. 18 декабря у дочери был день рождения, но меня не пустили. Пустили через два дня. Когда я уходила, она начала плакать. На Новый Год меня тоже не пустили. Уговорила дать нам увидеться на Рождество, я приехала с подарками для дочки, но дверь мне никто не открыл и на мои звонки никто не отвечал. Я поняла, что это так и будет продолжаться. И решила подать в суд».Первый суд по определению места жительства ребенка прошел в Головинском районном суде Москвы 23 марта 2012 года, который оставил ребенка с матерью. Однако, утверждает Алина, бывший супруг не хотел с этим мириться. «Он регистрировался в разных местах и по вновь открывшимся обстоятельствам снова подавал в суд, — говорит Алина Брагина. — Например, в Ингушетии в 2012 году он зарегистрировался в доме у его товарища и там подал на меня в суд на лишение родительских прав. Мне попался очень хороший адвокат, один на всю республику, который согласился представлять мои интересы. Муж утверждал в суде, что я якобы наркоманка, но я сдала свои волосы на анализ, предоставила справку, что я не употребляю наркотики. На заседание к нам пришли представители Совета безопасности Республики Ингушетии, чтобы проконтролировать законность действий суда».Алина Брагина рассказывает, что были попытки посадить ее в тюрьму. По ее мнению, все это делалось для того, чтобы вынудить ее оставить борьбу за собственную дочь. «Однажды мне прислали посылку по почте, я пошла ее получать, и там меня задержали сотрудники полиции. Якобы в посылке запрещенные препараты. Это случилось после нашего последнего судебного процесса в Туле, где Тульский областной суд просто разнес в щепки незаконное решение Богородицкого районного суда Тульской области, который, вопреки 11 решениям суда в мою пользу, определил место жительство ребенка с отцом. В посылке была коробка конфет, ежедневник и книжка. Я не поняла от кого это, подумала, может, какой-то запоздалый подарок — не так давно была Пасха. Кинула все в сумку, и тут ко мне подошли сотрудники полиции». Алина сразу сказала, что ничего не будет подписывать и говорить. «Внешне была спокойна как танк, только одному Богу было известно, что у меня творилось внутри, но я не подавала виду. Моя уверенность в себе их удивила. Опера были уверены, что я начну рыдать, заламывать в истерике руки и пойду на сделку со следствием. Но я не употребляла и не употребляю наркотики, поэтому соглашаться с ними я была не намерена. Мне только вечером дали позвонить адвокату. Я согласилась на добровольный обыск — естественно, ничего не нашли. Я прошла добровольный полиграф, и им даже не пришлось задавать повторные вопросы с выкрутасами — было ясно, что я говорю правду. Но дело длилось год. Если бы не поддержка моих друзей, шумиха в СМИ, поддержка СМИ, меня бы уже раздавили. Вот почему нужна эта поддержка тем родителям, которые стали жертвами ситуации отобрания ребенка другим родителем». Мы не за права родителя. А за права ребенка. С момента вынесения первого решения суда Алина видела дочку только дважды в октябре 2016 года. «Это были километровые переписки в WhatsApp между Григорием и моим переговорщиком. Удалось договориться о встрече, но муж выдвинул ряд условий…мне нельзя было говорить дочке о том, что я ее мама, нельзя было разговаривать с ней. Если я вдруг заговорю, то должна была задавать только те вопросы, которые разрешат, мне нельзя было трогать ребенка и фотографировать».Как рассказывает Алина, на нее вышла бывшая няня, которая работала у них в Испании, она сказала, что девочка растет очень избалованной, потому что все вокруг боятся делать ей замечания. «Говорили, что дочка сразу начинала жаловаться папе, когда он звонит. Сейчас она живет с новой супругой моего бывшего мужа Анной, в их семье уже четверо детей, трое из которых общие. Возможно, новая жена просто боится вмешиваться в воспитание Арианы — так как она прекрасно понимает, что может попасть в ситуацию, которая случилась со мной. У меня за 8 лет борьбы на руках уже 12 решений судов, у Арианы стоит запрет на выезд за пределы РФ с 2012 года, в отношении ее отца Григория Казанского вынесено постановление о федеральном розыске, о заочном аресте и о розыске в Интерполе — он обвиняется в мошенничестве и хищении 91 млн рублей из НПП „Салют“ в Нижнем Новгороде, где одно время он был генеральным директором».За это время создалось целое сообщество мам, которые таким же образом пострадали от отцов своих детей. Собрался алгоритм действий, что делать в таких случаях. Так пришла идея создать организацию. «И успешные кейсы есть. Мы вернули много детей. За 2019 год около 15 детей вернулись к тем своим родителям, у которых решение суда было в их пользу. Чаще это мамы, — рассказывает Алина Брагина. — С нами работают юристы, психологи, медиаторы. Когда назначено исполнительное действие по месту нахождения должника по решению суда или местом исполнения назначен один из отделов ФССП, мама приезжает, чтобы забрать своего ребенка, в нашем сопровождении. Приезжаем всегда толпой, с нами — обязательно телевидение. Задача мамы — взять ребенка на руки. Дальше действуем мы. Мы помогаем, не давая другой стороне подойти к маме с ребенком, что его снова не отобрали».Кстати, «Стопкиднеппинг» помогает не только мамам. «Мы не за права родителей. А за права детей. У нас есть и пострадавшие папы, но они не очень хотят светиться. Ситуация такая же: место жительства ребенка определено с папой, а мама скрывается с ребенком. Это обычно случаи, когда у мамы доказанные документально психические отклонения или это выпивающая мама. Сейчас, например, есть такой случай в Краснодаре. Папа не может даже видеться со своими детьми, так как у мамы хорошие связи и проблемы с психикой (это доказано)».Другая история — девочка уже много лет живет с папой, и вдруг появилась мама, которая пропадала где-то много лет. Теперь женщина хочет, чтобы дочь жила с ней. Папа не против встреч, но у 12-летней дочери налажен быт, она привыкла жить с отцом и не хочет переезжать к маме. «Мы пытались поговорить с мамой, что ей никто ничего не запрещает, берите на выходные, встречайтесь. Но она хочет забрать девочку, хотя та сама против», — рассказывает Алина.Подобные истории происходят не только в богатых семьях. Это не зависит от экономического статуса семьи.«Недавно у одной из наших мам бывший муж забрал ребенка. Он никакой не олигарх, ему как раз нечем платить судам, как в других случаях. Просто приехал в садик и увел. Причем уже во второй раз, — рассказывает Алина. — Ошибка мамы была в том, что она вела тот же образ жизни, что и до похищения. Ей нужно было обезопасить себя: мы всегда рекомендуем менять место жительства, возможно работу, садик или школу и так далее. У этого ребенка было раздвоение личности. „Я Маша, а не Катя (имя изменено)“, — говорит девочка, потому что папа звал ее Машей».Еще был случай, когда мужчина, забравший своего ребенка еще в шестимесячном возрасте, вернул его маме — через 3 года. «Просто позвонил ей и сказал: «Забирай его, я не справляюсь. А у ребенка, оказывается, аутизм. Много можно было сделать сразу, как обнаружился бы этот недуг, поймать момент для реабилитации, но, к сожалению, время упущено».Алина Брагина замечает, что, выстраивая отношения с мужчиной или женщиной, которые находятся разводе и живут со своим ребенком, стоит узнавать, а где второй родитель и в каких он отношениях с ребенком. Это может обезопасить от подобных страшных историй в будущем: «У меня были недолгие отношения с мужчиной, дочь которого жила с ним. Он утверждал, что мама девочки их бросила. Я уже на своем опыте знала к тому времени, как происходят такие ситуации, и попросила дать возможность пообщаться с мамой девочки. Мне важно было убедиться в том, что это так и есть. Но он отказал мне в этой возможности и очень скоро исчез из моей жизни. Я удивляюсь женщинам, которые даже не пытаются узнать правду. А ведь, может быть, это именно такая ситуация, и потом вы сами можете оказаться в таком же положении». Оказывается, у нас легко можно не исполнять решения судов. «Стопкиднеппинг» принимает все обращения. Но информация подвергается строгой проверке. «Мы смотрим все документы, знакомимся с делом, встречаемся очно. И сразу просим не врать. Если мы видим, что человек путается в показаниях, просим пройти полиграф. Были случаи, когда люди отказывались от полиграфа — тогда мы не берем эти случаи в программу», — рассказывает Алина Брагина. Пока организация работает с Москвой и областью, Санкт-Петербургом, некоторыми другими городами, хотя обращения идут со всей России и даже из-за рубежа.«Мы замечаем, что чем дальше от Москвы, тем люди, которые работают в органах, человечнее. В нескольких ситуациях нам очень помогла полиция. Мы вызывали их, показывали решение суда, объясняли, что ребенка держат взаперти, — говорит Алина. — Но чаще — никакого содействия или даже обратные действия. Например, когда Юлия Яцевич в первый раз нашла своего сына Ярослава и пришла в сад забрать его, у нее на руках было решение суда об определении места жительства ребенка с ней. Воспитательницы и заведующая подняли шум, потому что с отцом ребенка у них была договоренность, вызвали приставов, один из них в момент, когда мама смогла взять на руки сына, выдернул ребенка у нее из рук, хотя не имел никакого права».По мнению основателя «Стопкиднеппинга», в законодательстве много пробелов, в итоге не исполнять решения суда довольно легко. «Приставы приходят — отца нет, ребенка нет. И они ничего не могут сделать. Можно объявить розыск, но людям с большими деньгами скрываться легко. Когда мои родственники, которые живут в США, узнали о моей ситуации, они мне говорили: „Беги срочно в полицию!“, и были поражены тем, что нет никакой защиты в России. В США за такие незаконные действия человек сразу был бы арестован на 7 лет. У нас же, даже если ты выигрываешь суд об определении места жительства ребенка, все равно у обоих родителей равные права. Мне это кажется неправильным. Кроме того, неисполнение решения суда должно быть уголовно наказуемым. А у нас за это лишь штраф 2 500 рублей. Наконец, в России нет охранных ордеров, как например, в США и других развитых странах. Возможно, новый закон о семейном насилии, который сейчас рассматривается в Госдуме, улучшит ситуацию. Но пока мамы сами бьются за своих детей. Если бы в 2012 году у меня была такая поддержка и команда, как „Стопкиднеппинг“, то моя дочка уже давно была бы со мной».Были моменты, вспоминает Алина Брагина, когда душевная боль переполняет настолько, что хочется просто уснуть и не проснуться: «Думаешь: „Господи, пусть наступит по скорее конец света“. И когда я слышу: „Ой, у меня бы никогда ребенка не забрали“, эти люди просто не побывали в этой ситуации. Это может случиться с каждым». Как возникает травма Подобные ситуации опасны для психики детей, ведь они переживают постоянные скандалы между родителями. А уж когда начинается «перетягивание каната», когда то один, то второй родитель хватает и куда-то тащит, возникает серьезная травма, которая может аукнуться в будущем.«Я сама говорила на своем последнем суде, что у меня нет цели немедленно забрать дочь. Я понимаю, что ребенок меня не знает, что я для нее чужая, она меня не воспримет, я буду у нее ассоциироваться только с агрессией. Я просила дать возможность наладить наше общение при помощи психологов. Чтобы мы вместе куда-то ходили, с папой, с ее братьями и сестрами и так далее, чтобы моя дочь знала, что есть я, что я не чужая, что мне можно доверять. Может быть, этот процесс займет и не год. Но чтобы я могла с ней общаться. А когда мы поймем, что ребенок готов к тому, чтобы сказать ей правду — сказать ей, что я ее мама — говорит Алина Брагина. — Может быть, она и скажет, что хочет жить с папой. Но я хотя бы буду с ней общаться. Брать в гости, на каникулы и так далее. Нет цели отомстить бывшему мужу или действовать на эмоциях. Это он мне отомстил за то, что я ушла. У него это получилось, но плохо он сделал не только мне, но и своему ребенку. И тогда на суд это произвело большое впечатление. Судьи отметили, что мама адекватно воспринимает ситуацию и идет по правильному пути, который безопасен для психологического состояния ребенка».Когда ребенок маленький, поясняют психологи, еще можно успеть безболезненно сгладить последствия этих стрессов. Но в подростковом возрасте дети уже очень критично воспринимают происходящее. Оба родителя должны это понимать.При этом после возвращения ребенок прикипает к маме за короткий срок и уже не хочет возвращаться к папе. Дети постарше привыкают сложнее. «Например, Ярослав вернулся к своей маме Юлии Яцевич, когда ему было 8 лет. До этого он несколько лет не видел ее. Был настроен отцом против мамы. Юля смогла сделать так, чтобы сердце сына оттаяло. Но было тяжело, — рассказывает Алина. — Первое время он отбрыкивался: „Не трогай“, „не целуй“, называл ее только по имени. Теперь отношения восстановлены. Мальчик говорит ей „моя мамочка“, обнимает, целует». — За последние 3 года пришлось работать с 50 детьми, пострадавшими от киднеппинга. А за этот месяц прошло 8 документов по таким случаям. То есть это достаточно распространенное явление.Спектр эмоций ребенка в этой ситуации похож на проживание утраты (смерти) родителя, но там все даже проще — там ясно, что родителя больше нет. А вот дети киднепперов вынуждены фантазировать о том, где же их второй родитель и что с ним. И если дети умершего родителя часто винят себя в случившемся, то дети киднеппера чаще ненависть и чувство вины направляют на второго родителя.Чувства детей зависят от возраста, ситуации и длительности. Сама ситуация похищения вызывает у ребенка ужас и панику. Но маленькие дети быстро адаптируются к киднепперу, уже за 2-3 недели, воссоединяются с ним, приспосабливаются к его мыслям, поведению, воспринимают то, что он транслирует. Воспринимают киднеппера как одного значимого родителя. Когда второй родитель (в подавляющем большинстве случаев это мама) возвращает маленького ребенка себе, то реабилитация тоже проходит быстро. Но возможна вербальная и физическая агрессия к матери, угрозы «Я тебя ненавижу» и так далее. Месяца через 3 это проходит. Работа психолога идет с мамой, а не с ребенком: мы учим маму корректировать психологическое поведение ребенка, на это требуется от 2 недель до месяца.Более взрослые дети (от 8 лет и выше) уже более сознательные, они могут сформировать свое мнение на основании какого-то родительского мнения. Поэтому тут даже несколько месяцев изоляции от значимого родителя могут быть губительными. Зависит также и от ситуации. Например, если ребенок живет с одним родителем без других родственников, тот ведет изолированный образ жизни, то ребенок вступает в коалицию с ним. Когда социум шире (кружки, занятия, бабушки-дедушки), ребенок может иметь широкий круг общения, то у него могут найтись способы общения со своим вторым родителем, и эта связь не прерывается.Далее многое зависит от длительности пребывания ребенка у родителя-киднеппера, а также от того, насколько ребенок вовлечен в суды, в конфликты. Если его постоянно опрашивают специалисты, у него формируется определенная линия поведения, он уже заучивает, что надо говорить у следователей, у психологов.Какие последствия для здоровья имеют подобные ситуации? В 50 процентах случаев это дети с ожирением: они заедают эти проблемы. Низкая самооценка, постоянное желание одобрения от взрослого. Такой ребенок даже на консультации следит, правильно он ответил или нет. Если ты одобряешь его поведение, то он может уйти в фантазии. У маленьких детей — нарушение пищевого режима и пищевого поведения, особенно когда ребенок живет с отцом. Могут быть нервные тики, которые родитель-киднеппер не замечает: не явные лицевые, а, например, подергивание плеча. Ребенок может быть невнимателен, рассеян, витать в облаках. Может проявлять апатию, нежелание что-либо делать. Часто бывает отказ от работы с психологом, например, потому что он за свою жизнь был вынужден много ходить по комиссиям и экспертам. Тревожность. У 20-30 процентов — недержание мочи, причем часто это психосоматика — попытка привлечь внимание второго родителя.Дети, которые были возвращены назад в семью уже в сознательном возрасте, могут описывать эмоции: «Катастрофа моей жизни», «Самая страшное событие», «Ничего более ужасного я не переживал». Они осознают случившееся. Потом часто они испытывают большой негатив к киднепперу. Прошлый опыт очень травмирует. Если же ребенка не удалось вернуть, и он остается с киднеппером, то он позже самостоятельно анализирует ситуацию и переживает. Приходилось общаться уже с выросшими такими детьми, и часто они прекращают контакты с родителем, который подвергал их этим переживаниям. Автор:Марина ЛепинаИллюстратор:Елизавета Стрельцова

«У девочки были вши, она не знала, что такое краски и пластилин»: как отцы крадут детей у бывших жен
© CHIPS journal