Le Monde (Франция): урегулирование конфликта идентичности с помощью экономики

Долгое время европейцы издалека посматривали на социально-расовый конфликт, который структурирует социально-расовый раскол в США. С учетом растущих масштабов и потенциальной разрушительной силы конфликтов вокруг идентичности во Франции и Европе, им все же следовало бы поразмыслить над заокеанскими уроками. Вернемся в прошлое. Хотя во время гражданской войны 1861-1865 годов Демократическая партия была партией рабства, в 1930-х годах она стала партией Рузвельта и нового курса. С 1870-х годов она запустила свое переустройство на основании идеологии, которую можно было бы назвать социальным дифференциализмом. Она всячески поддерживала неравенство и сегрегацию по отношению к черным, но была готова предоставить больше равенства белым (в частности, новым мигрантам из Ирландии и Италии), чем республиканцы. Именно демократы выступили инициаторами федерального подоходного налога в 1913 году и распространения социального страхования после кризиса 1929 года. В конечном итоге, в 1960-х годах, под давлением черных активистов и в изменившихся геополитических условиях (холодная война, деколонизационный процесс), партия отвернулась от своего сегрегационного прошлого, поддержав гражданские права и расовое равенство. Голоса белой элиты С этого момента республиканцы постепенно привлекли на свою сторону голоса расистов или, скорее, тех, кто считают, что федеральное государство и белая образованная элита заботятся лишь о меньшинствах. Процесс начался при Никсоне в 1968 году и Рейгане в 1980 году, а затем усилился при Трампе в 2016 году: тот расширил риторику идентичности и национализма после провала экономической политики Рейгана и его обещаний процветания. С учетом открытой враждебности республиканцев (Рейгана называли «королевой благосостояния», воплощением предполагаемой лени чернокожих матерей-одиночек, тогда как Трамп дошел до поддержки белых расистов во время беспорядков в Шарлоттсвилле) не удивительно, что 90% чернокожих избирателей поддерживают демократов с 1960-х годов. Раскол подобного типа сейчас формируется в Европе. Враждебность правых к неевропейским мигрантам подталкивает тех к голосованию за партии, которые не отвергают их (то есть, левые), в связи с чем со стороны правых сыплются обвинения в фаворитизме. Например, во втором туре президентских выборов 2012 года за кандидата от социалистов проголосовали 77% избирателей, у которых есть хотя бы один родственник неевропеец (9% электората), и 49% тех, у кого есть хотя бы один родственник из другой европейской страны (19% электората) или нет родственников-иностранцев (72% электората). По сравнению с США, европейские «меньшинства» отличаются гораздо более высокой степенью смешения (30% смешанных браков среди североафриканских иммигрантов первого поколения против чуть более 10% среди афроамериканцев), что в теории должно смягчить раскол. К сожалению, религиозная составляющая и вопрос ислама (в США он практически не стоит) способствуют обострению ситуации. С этой точки зрения, Франция напоминает Индию, где индуистские националисты опираются на неприятие мусульманского меньшинства. В Индии столкновение на почве идентичности проходит через потребление говядины и вегетарианство. Во Франции оно сосредотачивается на ношении платка, а также иногда на длине юбок или ношении леггинсов на пляже. В обоих случаях индуисты и ярые поборники светского государства одержимы борьбой с мусульманами, которая также проявляется в исключительно агрессивной риторике по отношению к тем, кто отстаивают права меньшинств (их чуть ли не обвиняют в потворстве джихадизму). В обоих случаях те могут лишь обострить конфликт, отстаивая законное право носить платок и не сталкиваться с подобным ретроградским давлением. Борьба с неравенством Как отойти от такой губительной эскалации? Прежде всего, следует перенаправить обсуждение в сферу экономической справедливости и борьбы с неравенством и дискриминацией. Как показывает множество исследований, носителям арабо-мусульманских имен зачастую не удается добиться собеседования при равном уровне образования. Необходимо в срочном порядке создать инструменты для отслеживания и пресечения таких дискриминационных практик. В целом, именно отсутствие обсуждения экономических вопросов питает споры вокруг идентичности и бесконечные конфликты. Если мы отказываемся от перспектив альтернативной экономической политики и постоянно говорим, что государство не контролирует ничего, кроме границ, не стоит удивляться, что политические дебаты концентрируются на границах и идентичности. Всем тем, кто хочет избежать обещанного столкновения зацикленного на идентичности национализма и элитарного либерализма, пора воспрять духом и объединиться вокруг программы экономических преобразований. Все это предполагает справедливость в образовании, выход за пределы капиталистической собственности, а также конкретный и масштабный проект пересмотра европейских соглашений. Если у нас не получится переступить через мелкие ссоры и старую злобу, то все может захлестнуть националистическая ненависть.