Войти в почту

Как КГБ уничтожил Венедикта Ерофеева

Для того, чтобы вылечить онкологическое заболевание, от которого скончался Венедикт Ерофеев, ему не хватило самой малости. Одного месяца трудового стажа. Ерофеев, при советской власти трудившийся то разнорабочим, то бурильщиком, то сторожем в медицинском вытрезвителе, то монтажником кабельных линий, как и положено на Руси, стал «иконой» и отцом русского постмодерна, только после смерти. При жизни русский гений кидал уголь в топку и разбирался с бузотёрами в «трезвяке». Тем временем его произведения набирали популярность за границей. «Москва-Петушки» У тех, кто читал эту поэму в прозе хотя бы однажды, нет-нет, да всплывёт при посадке в электричку живое, измученное лицо интеллектуала по имени Веничка, изгнанного из бригады монтажников. Помните? На последние гроши он покупал билет и спиртное, а затем уезжал подальше из столицы в небольшой городок во Владимирской области – Петушки — туда, где его ждала любимая. Отчаянная попытка добраться в пункт назначения успехом не увенчалась: проспал свою станцию — да и уехал на той же электричке обратно в Первопрестольную. В финале Веничку убивают в грязном подъезде, словно мессию своего безжалостного времени. Маленький человек, попытавшийся быть счастливым, словно герой гоголевской «Шинели», умер без права на воскрешение. В воскрешение Ерофеев не верил. А в Бога? Да. И незадолго до смерти принял крещение в католической церкви. Сегодня памятник героям поэмы в прозе «Москва-Петушки» стоит в скверике на площади Борьбы в Москве. Да ещё в двух частях! С одной стороны — герой книги, который, едва не падая, стоит на полустаночке, держась одной рукой за ускользающую реальность. Надпись (цитата из книги): «Нельзя доверять мнению человека, который ещё не успел опохмелиться». Напротив его ждёт та самая девушка — муза из Петушков. К ней так и не доехал Веничка, хотя… «В Петушках жасмин не гаснет, а птичье пение не молкнет». Расстояние между памятниками – пара метров и вся жизнь. Судьба героя поразительно похожа на судьбу автора От безжалостных убийц в своей поэме он получил шило в горло, а от советской власти — плевок в лицо, когда это горло нужно было в срочном порядке лечить — рак гортани… Лечение в Союзе результата не дало. Оставалась надежда на заграницу. В КГБ нашли отличный способ поступить с писателем так, как поступили с его пьяненьким героем хулиганы. Только без шила. В Комитете, где решали кому можно покидать пределы советской страны, а кому нет, выяснили, что в 1963 году Ерофеев не работал целый месяц. Это стало поводом для того, чтобы уже в достаточно светлое и полное надежд Горбачёвское время Ерофееву отказали в праве лечиться от онкологии в Париже. Тамошняя медицинская Сорбонна была готова принять его. В Париже хотели попробовать спасти смертельно больного русского гения, используя передовые методики лечения рака, которых не было в СССР. Лечение было бы для Венедикта Васильевича совершенно бесплатным. Билеты в Париж и возвращение назад, в СССР, также оплачивала бы французская сторона. С чего вдруг такое внимание? На бесплатное лечение в лучших клинках мира сегодня не может претендовать никто из попсовых российских деятелей культурки. Но в 1986 году Венедикт Васильевич Ерофеев, подвизавшийся в СССР разнорабочим, был признанным автором не советского, а мирового уровня. Повесть «Москва-Петушки» была опубликована в Израиле в 1973 году. А за год до того, как последовало приглашение во Францию, на лечение, в парижском журнале «Континент» опубликовали 5-актную пьесу Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора», написанную им после пребывания в больнице имени Кащенко. Место действия шедевра… психиатрическая лечебница? Ну, что это такое, в самом деле? Ни для кого не секрет, что и сегодня проведение любых аллюзий между нашей «безупречной» реальностью и дурдомом может быть воспринято, как попытка «либераста» очернить российскую действительность и опорочить страну в глазах «загнивающего западного мира» за тридцать серебряников. Ведь многим хочется преподнести Россию «глянцево-патриотической», вечно солнечной и прекрасной, как в фильмах 30-х с Любовью Орловой. Но такой Россия никогда не была. И, по умолчанию, не будет. А вот такой, как у Ерофеева? Выйди за ворота. Вот она. И писать/снимать о ней пафосные агитки — сеять ложь. А говорить о ней правду, как говорят Звягинцев сегодня, а Ерофеев вчера — вовсе не значит «не любить». За «Москву-Петушки» в 30-е Ерофеева поставили бы к стенке. Но в более поздний период «пошли другим путём». Писателя приговорили к долгой и мучительной смерти. Узнав о том, что в выездной визе ему отказано, 48-летний Ерофеев, который мог бы ещё столько прожить и столько написать, изрёк фразу: «Умру, но не пойму этих скотов!» Практика выдачи выездных виз началась в Союзе в начале 30-х. И только 20 мая 1991 года, ровно через год после мучительной смерти Венедикта Ерофеева, был принят «революционный» законопроект, впервые за 60 лет снявший с граждан РФ обязанность получать визы, унизительно добывая характеристики на самих себя. В них обязательно нужно было отразить «верность отчизне» кандидата на поездку за рубеж, «стрессоустойчивость» и «облико морале». Утверждал характеристику так называемый «треугольник»: директор, секретарь парткома и председатель профкома. Ну, какой, спрашивается, секретарь парткома, если речь идёт о Ерофееве? А вдруг увлечётся и начнёт запоем дегустировать французские вина? А потом ещё оскандалимся — не захочет вернуться в Союз. Ярко выраженных диссидентов, уровня Юрия Любимова, могли не только выпустить, но и откровенно «выпереть» из страны, лишив советского гражданства и уведомив об аннулировании паспорта через консула прямо во время загранпоездки. Увы, диссидентства в Ерофееве было «с полстакана». С точки зрения советского правительства это был всего лишь алкоголик, а алкоголик – это ещё не диссидент, а всего-навсего деклассированный элемент нашего общества. Болезнь? В Советском Союзе — лучшая в мире медицина! Забыли? И выпустить с формулировкой «на лечение» — значит, оскандалиться и признать, что медицина в Советском Союзе отнюдь не лучшая. Да и Венедикт Ерофеев (с какой стороны не посмотри) — не Максим Горький. Путёвку на Капри не заслужил. Как не заслужил и расправы. Дескать, сам подохнет. Есть мнение, что поэма в прозе «Москва-Петушки», будь она написана в стол, оказалась бы не понята, не принята современной аудиторией. Реальность бодрит. Сидеть на стакане, бросая вызов обществу сегодня? Глупости. 30-40 лет назад это был вызов, бунтарство против системы. А сейчас алкоголики — всего лишь недоразумение регрессивного типа. Но «Москва-Петушки» в прочтении Сергея Шнурова проложила мостик между той — Советской! — Россией 1970-го года, когда было написано произведение, и этой — нашей, непонятно, в общем-то, какой. И есть в поэме строки, которые звучат и сегодня актуально. «У моего народа какие глаза! Они постоянно навыкате. Ну, никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла. Но зато… какая мощь! Какая духовная мощь! Эти глаза не продадут. Ничего не подадут. И ничего не купят. Что бы не случилось с моей страной во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий, эти глаза не сморгнут. Им всё — божья роса!». Ни дать, ни взять — картина современного художника Васи Ложкина. P.S. К практике выдачи выездных виз мы потихоньку возвращаемся. Пока обязанность получать их возложена лишь на иностранцев, постоянно проживающих в России. Но вернуть выездные визы для россиян уже предлагают в Госдуме. С них станется. Одиозность решений, принимаемых Думой, вполне может установить новый интеллектуальный антирекорд. Железный занавес потихоньку опускается. Можно занимать места. И наше место, похоже, в буфете. Такая история.

Как КГБ уничтожил Венедикта Ерофеева
© Русская Планета